Аляска, сэр! - Шестера Юрий - Страница 2

Крузенштерн благодарно взглянул на хозяина каюты и, придвинув к столу кресло для гостей, расслабленно в него опустился: насколько он понял, «официальная часть» разговора, а на самом деле – разноса, закончилась. Действительно, камергер уже совершенно спокойным тоном принялся давать ему, неопытному пока в светских делах человеку, полезного рода наставления.

– Имейте в виду, Иван Федорович, что по прибытии в Петербург разговоры о сегодняшнем конфликте между вами и Воронцовым непременно возобновятся, и представители аристократических кругов вряд ли встанут на вашу сторону. Я хорошо знаю графа Михаила Петровича Воронцова, отца Алексея Михайловича. Он весьма близок к придворным кругам и, думаю, не простит вам оскорбления, нанесенного его сыну и наследнику. Поэтому постарайтесь превозмочь гордыню и тотчас по возвращении из плавания изыскать возможность извиниться перед Алексеем Михайловичем. Поверьте: это пойдет лишь на пользу вашей дальнейшей карьере, которая лично мне представляется блестящей.

Крузенштерн бросил на камергера настороженный быстрый взгляд: не шутит ли? Нет, собеседник явно говорил с ним откровенно и совет давал дельный. Возникшая было в душе тревога вмиг сменилась чувством благодарности.

– Собственно, – продолжал излагать свою мысль Резанов, – если бы вы прямо сегодня, воспользовавшись царившей в кают-компании атмосферой всеобщего веселья, извинились перед графом, инцидент был бы уже полностью исчерпан. Вы же вместо этого зачем-то полезли в бутылку, прошу прощения за выражение…

– Не сдержался, Николай Петрович. Каюсь…

– Вижу. Тем не менее впредь постарайтесь не допускать подобных промахов. Надо уметь извлекать уроки из своих ошибок, хотя, как говорят мудрецы, лучше все-таки учиться на чужих, – улыбнулся Резанов.

– Большое спасибо вам, Николай Петрович, за преподнесенный мне предметный урок, – с чувством произнес капитан-лейтенант и благодарно пожал руку, протянутую камергером.

Мир был восстановлен.

Алексей Михайлович вернулся в свою каюту и тяжко опустился на стул. Внутри все клокотало. Какой-то капитан-лейтенант, выскочка, посмел прилюдно оскорбить его. Его, представителя аристократического рода! Он знал, что отец, узнав об этом инциденте, не оставит от авторитета Крузенштерна камня на камне. Но при чем тут отец? Ведь оскорблению-то подвергся лично он, граф Алексей Михайлович Воронцов… Да, именно собственное бессилие его сейчас и бесило. Вдобавок Резанов, непосредственный начальник, не сделал ни малейшей попытки заступиться за него, своего подчиненного!..

Однако, поразмыслив, Воронцов пришел к выводу, что Николай Петрович ни за что не стал бы одергивать Крузенштерна или делать ему замечание в присутствии его подчиненных. Это было неписаным правилом чиновничьей этики.

Тут раздалось знакомое повизгивание любимицы Макаки, и мартышка прыгнула к Алексею на колени. Он погладил ее, и зверушка, словно почувствовав настроение хозяина, лизнула его в лицо, как собачонка. Растроганный Алексей Михайлович прижал обезьянку к груди и предался воспоминаниям…

Когда шлюпы отдали якоря на рейде бразильского порта Дестеро, все свободные от вахты офицеры, а тем паче и вовсе бывшие не у дел члены торговой миссии, на катерах сошли на берег. Как же было приятно вновь ощутить под ногами земную твердь после длительного водного перехода от Канарских островов! Да и Дестеро, по сравнению с заштатным городишком Санта-Крус, посещенным незадолго до этого на острове Тенерифе, показался относительно большим городом.

Знакомясь с новым городом, Алексей Михайлович забрел в магазинчик, торгующий разной заморской живностью, и его прямо с порога буквально оглушили крики попугаев всевозможных цветов и оттенков. При виде нового посетителя птицы начали наперебой выкрикивать португальские, английские, а то и вовсе непонятные слова и фразы, словно решили посоревноваться друг с другом в красноречии.

Хозяин магазинчика, португалец, довольно сносно изъяснявшийся по-английски, наметанным взглядом торговца сразу же оценил потенциальные финансовые возможности посетителя и стал на все лады расхваливать свой товар. Алексей Михайлович в ответ лишь вежливо улыбался и неспешно переходил от клетки к клетке. Когда, не заинтересовавшись говорливыми попугаями, он задержался у небольшого вольера с обезьянками, торговец перешел в более решительную атаку. Остановив его непрерывный словесный поток повелительным взмахом руки, Алексей Михайлович попросил объяснить ему преимущества тех или иных видов обезьян.

Продавец, быстро смекнув, что имеет дело не с дилетантом, которому можно вешать лапшу на уши, мгновенно перестроился на деловой тон и стал давать необходимые пояснения. Поняв, что наиболее подходящими для домашнего содержания являются зеленые мартышки, отличающиеся ко всему прочему острым умом и великолепными подражательными способностями, Алексей Михайлович остановил свой выбор на одной из самочек (поскольку самки, по утверждению продавца, были намного покладистее своенравных самцов). «Избранная» зверушка, словно догадавшись о намерениях стоявшего перед ней человека, преданно смотрела на него и непрерывно верещала, как будто хотела сказать: «Возьми меня, возьми меня…»

К вящей радости продавца, покупатель заплатил за мартышку объявленную им сумму, даже не торгуясь. Затем под его диктовку тщательно записал основной ассортимент питания и, узнав, что обезьянка практически всеядна, несказанно обрадовался. Напоследок продавец предупредил, что выгуливать мартышку надо обязательно на поводке. Но не на ременном или веревочном, поскольку такие она может легко перекусить и убежать, а исключительно на тонкой цепочке. И, разумеется, услужливо предложил несколько имеющихся в его магазине вариантов цепочек, уже прикрепленных к ошейникам.

Алексей Михайлович выбрал самый дорогой – блестящий поводок тонкого плетения длиной в полторы сажени. Затем аккуратно надел ошейник на обезьянку и вывел ее из вольера. Та тут же начала яростно стягивать цепкими лапками ошейник с шеи, и Алексей Михайлович вопросительно посмотрел на продавца.

– Не волнуйтесь, сэр, привыкнет, – успокоил его тот, не забыв подобострастно улыбнуться столь щедрому и выгодному покупателю.

– Ну что ж, Макака, тогда пошли домой, – изрек новоиспеченный хозяин мартышки и, поблагодарив продавца, вышел из магазинчика.

Кличка обезьянки родилась в его голове как-то сама собой.

Макака положила лапки на плечи Алексея Михайловича, как бы обнимая его, и притихла, едва слышно повизгивая. Он благодарно погладил зверушку, а затем пересадил на стол, достал из шкафа банан и протянул его ей. Та жадно схватила любимое лакомство, ловко, почти молниеносно очистила его, откусила довольно солидный кусок и начала блаженно жевать, признательно поглядывая на хозяина.

К удивлению русских моряков, гавайцы, явно избалованные частым посещением их островов кораблями европейцев, заламывали теперь за фрукты сногсшибательные цены. (В отличие, например, от острова Нукагива, расположенного чуть южнее экватора, где туземцы продавали всевозможные тропические лакомства практически за бесценок.) Поэтому здесь, в Дестеро, капитаны шлюпов ограничились закупкой фруктов только для нужд кают-компаний, тогда как сам Алексей Михайлович запасся ими тут впрок. Ведь следующая остановка ожидалась теперь только в Петропавловске на Камчатке, а там, как ему было известно, фруктами и не пахло.

Наблюдая за активно поедающей банан Макакой, Воронцов неожиданно вспомнил слова продавца-португальца о прекрасных подражательных способностях зеленых мартышек. И тут его, что называется, осенило! Он вскочил со стула и возбужденно заходил взад-вперед по довольно тесной каюте. В голове графа рождался план отмщения обидчику.

Наконец, несколько успокоившись, Алексей Михайлович снова подсел к столу и пристально посмотрел на мартышку.

– Извини, Макака, но тебе, кажется, предстоит стать моим орудием мщения, – загадочно произнес он.