Аляска, сэр! - Шестера Юрий - Страница 1

Юрий Шестёра

Аляска, сэр!

Глава 1

Инцидент на пути к Камчатке

Судно медленно, как бы нехотя, но все сильнее и сильнее кренилось на левый борт. Сквозь иллюминатор каюты уже стали видны редкие барашки облаков, лениво плывущих в лазурных небесах под воздействием ровно дующего пассата. Но вот судно выпрямилось, на мгновение как бы замерло, а затем стало так же медленно крениться вновь, но уже на правый борт. Облака в иллюминаторе исчезли – сменились длинными, тянущимися до самого горизонта валами мертвой зыби. То было наглядным свидетельством жестокого шторма, бушевавшего сейчас где-то за сотни миль отсюда.

Монотонности бортовой качки соответствовало и настроение хозяина каюты. Алексей Михайлович горестно вздохнул, вспоминая перипетии минувшего дня.

В кают-компании шлюпа «Надежда», флагманского корабля Первой русской кругосветной экспедиции, возглавляемой капитан-лейтенантом Иваном Федоровичем Крузенштерном[1], было шумно и тесно. Еще бы! Ведь в ней одновременно собрались не только офицеры с обоих шлюпов, но и члены торговой миссии во главе с чрезвычайным полномочным посланником России камергером[2] Николаем Петровичем Резановым[3]. Дабы всех разместить, вестовые буквально сбились с ног, собирая стулья по офицерским каютам, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Повод же, по которому начальник экспедиции собрал у себя всех господ офицеров и членов миссии, был поистине уникальным: завтра здесь, у Гавайских островов, шлюпы расстанутся на целый год! «Надежда» под командой Крузенштерна уйдет в Петропавловск на Камчатке, а оттуда – в Нагасаки, для заключения торгового договора с Японией. «Нева» же, под командованием капитан-лейтенанта Юрия Федоровича Лисянского[4], отправится в Русскую Америку[5]. Капитан «Невы» по своему усмотрению должен будет прибыть или в Павловскую гавань на острове Кадьяк, что расположен у залива Аляска, или в Архангельскую крепость на острове Баранова, относящемся к архипелагу Александра.

Все присутствовавшие пребывали в приподнятом настроении, ибо первый этап кругосветного плавания был успешно завершен. Здравицы следовали одна за другой, но пили только шампанское: завтра шлюпам предстояло сняться с якорей и уйти в открытый океан. Шутки сыпались как из рога изобилия: истосковавшиеся по общению моряки наперебой упражнялись в изящной словесности. Не отставал от подчиненных и зараженный всеобщим весельем начальник экспедиции.

Один лишь Резанов снисходительно наблюдал за шумной компанией, почти не принимая участия в перекрестной словесной перепалке. И не столько потому, что был старше всех здесь присутствующих как по возрасту, так и, имея один из высших придворных чинов, по положению, сколько потому, что он был бойцом, закаленным в таких дворцовых интригах, которые не шли ни в какое сравнение с безобидными устными изысками флотской молодежи.

Меж тем Крузенштерн язвительно и как бы между прочим заметил, что испытывает высшее наслаждение при виде господина Воронцова, фланирующего по верхней палубе с зеленой обезьянкой на поводке, чем вызвал очередную волну оживления среди офицеров. Когда же он иронически предположил, что тот, видимо, считает данный вид времяпрепровождения наиболее приличествующим его графскому достоинству, лицо Алексея Михайловича вспыхнуло.

– Вы, Иван Федорович, – процедил Воронцов, – своим неуклюжим замечанием преступили пределы дозволенного. А посему жду от вас извинений за нанесенное мне оскорбление при всех присутствующих в кают-компании господах!

Лицо камергера помрачнело, и это не ускользнуло от внимания участников застолья. Все поняли, что назревает конфликт. Понял это, конечно, и сам Крузенштерн, но остановиться, закусив удила, уже не мог.

– Не много ли вы на себя берете, граф?! – воскликнул начальник экспедиции. – У вас, видимо, проблемы с чувством юмора, раз вы не способны нормально воспринять невинную шутку!

– Юмор юмору рознь, господин капитан-лейтенант! – резким, непримиримым тоном произнес Алексей Михайлович. Он специально озвучил звание оппонента, поскольку, будучи его ровесником, сам имел чин надворного советника, соответствующий, согласно Табели о рангах[6], флотскому чину капитана второго ранга, что считалось одним классом выше. – Вы можете позволять себе «невинно» шутить со своими подчиненными, однако я подчиняюсь лишь его превосходительству Николаю Петровичу Резанову! Кроме того, вы оскорбили не только меня лично, но – в моем лице – и весь мой род, далеко не последний в России! К сожалению, в данный момент я не могу обратиться к вам с требованием немедленной сатисфакции[7], ибо в условиях дальнего плавания дуэли категорически запрещены, поэтому оставляю за собой право сделать это сразу же по возвращении экспедиции в Кронштадт. – С этими словами Воронцов демонстративно покинул кают-компанию.

Все притихли, растерянно переводя взгляды с Резанова на Крузенштерна. После некоторой паузы Николай Петрович поднялся из-за стола и жестом пригласил Ивана Федоровича в свою каюту.

Резанов расположился в уютном кресле за большим письменным столом красного дерева, в то время как Крузенштерн остался стоять по другую его сторону в позе провинившегося школьника.

– Вы, Иван Федорович, очень огорчили меня, – начал тяжелый для обоих разговор камергер. – Ведь вы являетесь не просто флотским офицером и даже не только капитаном флагманского корабля, но еще и начальником Первой кругосветной экспедиции русского флота! Организованной, кстати, по вашей же инициативе и при вашем деятельном участии. И вдруг какой-то совершенно мальчишеской выходкой, поддавшись всеобщему игривому настроению, позволили себе сегодня не только подорвать собственный авторитет руководителя, но и незаслуженно обидеть уважаемого человека.

– Знаем мы этих «уважаемых» паркетных шаркунов, – досадливо буркнул Крузенштерн, глядя себе под ноги.

Резанов посмотрел на собеседника так, будто видел его впервые.

– Вы несправедливы, Иван Федорович, к графу Воронцову. Он по праву занимает должность столоначальника в Министерстве иностранных дел и в случае успешного заключения торгового договора с Японией будет, несмотря на его довольно молодые годы, представлен мною к пожалованию ему чина коллежского советника, равного в соответствии с Табелью о рангах, как вам, безусловно, известно, флотскому чину капитана первого ранга. Вот так, – многозначительно подчеркнул камергер. – Что же касается пристрастий господина Воронцова, то вас почему-то никто не упрекает в том, что вы развели в своей капитанской каюте целый зоопарк, накупив в Бразилии дюжину попугаев, в том числе красавца ара чуть ли ни в полсажени высотой. Граф же предпочел приобрести там же зеленую мартышку. Только и всего.

– Но я же не разгуливаю со своими попугаями по верхней палубе военного судна! – огрызнулся капитан-лейтенант, понимая, однако, неопровержимость доводов камергера.

– Так вы моралист, Иван Федорович?! – притворно удивился Резанов. – Тогда вам бы в самую пору не экспедицией руководить, а в институте благородных девиц преподавать! – Увидев, сколь обиженно вспыхнуло лицо Крузенштерна, он примирительно добавил: – Не обижайтесь, уважаемый Иван Федорович. Мы с вами, слава богу, одни, так что у вас нет повода вызвать меня на дуэль. – Глаза камергера озорно блеснули. – Я же прекрасно понимаю, что ваша недавняя публичная выходка, а по-другому я ее, извините, назвать не могу, вызвана тем, что какому-то, как вы соизволили выразиться, «паркетному шаркуну» уже с рождения выпало стать графом, аристократом, тогда как вам, выходцу из мелкопоместных дворян, предстоит добиваться места под солнцем трудом и знаниями. Увы, но данное положение дел не по силам изменить ни вам, ни мне… – Резанов ненадолго задумался. – Кстати, прошу вас присесть, Иван Федорович, тем более что самое главное я уже сказал…