Черная гора - Стаут Рекс - Страница 28

– Если не возражаете, – вмешался Вульф, – я хотел бы знать ее точные слова. Постарайтесь вспомнить.

– Мне не нужно стараться. Дословно она сказала вот что: «Со мной все в порядке, не беспокойтесь. Завтра я, наверное, вернусь. Скажите Данило, чтобы он передал Ниро Вульфу, что человек, которого он ищет, находится здесь, неподалеку от горы. Слышите?» Я ответил, что да. Она добавила: «Передайте сегодня же вечером. Вот и все, мне пора возвращаться». Она пересекла коридор и вошла в уборную. Конечно, меня так и распирало от желания расспросить ее, но последовать за ней я не мог. Не только по соображениям приличия, но и потому, что не хотел подвергать ее опасности. Я вернулся к остальным, обулся, и мы двинулись в обратный путь. Я сразу пошел в Подгорику и передал Данило все, что узнал от Карлы. Это то, что вы хотели знать?

– Да, благодарю вас. И больше вы ее не видели?

– Живой уже нет. Вчера утром мы с Данило нашли ее тело.

Я бы тоже хотел задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста.

– Мне сказали, что вы классный сыщик, который в состоянии раскусить любую загадку. Как по-вашему, я виновен в смерти Карлы? Не могли ли они убить ее из-за того, что прирезал собаку?

– Это глупо, Йосип, – сухо произнес Данило. – Я был сам не в себе, когда сказал это. Постарайся выкинуть мои слова из головы.

– Он спрашивает мое мнение, – произнес Вульф. – Вот оно. В смерти Карлы повинны несколько людей, но вам, мистер Пашич, корить себя не в чем. Для меня же теперь ничего другого не остается, как утром самому отправиться в эту крепость… Если я буду в состоянии идти, конечно.

Вульф приподнялся было, потом глухо застонал и бессильно опустился на скалу, на которой сидел.

– Черт побери, я и встать-то не могу. Данило, вы не сможете одолжить мне одеяло?

Со следующей попытки ему все-таки удалось принять вертикальное положение.

12

Продрог я почти до смерти.

Одеял на всех не хватило. Должно быть, в том случае, если бы тайник не перенесли в другое место, их бы хватило, но эта мысль меня не согревала. Пашич уступил свое одеяло Вульфу и, как истый горделивый черногорец, предложил вытащить из-под одного из спящих одеяло для меня, но я отказался. Через толмача, разумеется. Оставшееся до рассвета время я провел в мечтах об этом одеяле. Вульф сказал, что мы находимся на высоте в пять тысяч футов, но он, безусловно, имел в виду метры, а не футы. Охапка соломы, которую любезно выделил мне Пашич, совершенно отсырела, так что, зарывшись в нее, я вообще промерз до костей. Впрочем, на несколько минут я, должно быть, все же задремал – во всяком случае я точно помню, что видел во сне стаю собак, которые тыкались в меня холодными и влажными, как лягушки, носами.

Разбудили меня голоса. Продрав глаза, я увидел, что снаружи ярко светит солнце. Стрелки моих наручных часов показывали десять минут девятого, так что замораживался я больше четырех часов. Лежа, я обдумывал положение: если я вконец окоченел, то пошевелиться не смогу; если смогу – значит, не совсем окоченел. Набравшись храбрости, я дрыгнул ногой, потом изогнул торс, рывком вскочил и засеменил к выходу из пещеры.

Увы, оказалось, что солнце еще до него не добралось. Чтобы подставить свой промерзший до позвоночника костяк под солнечный луч, мне пришлось бы спуститься по козьей тропе, да еще потом свеситься с обрыва! Я же мечтал о том, чтобы никогда больше моя нога не ступала на эту мерзкую тропу. И тут меня осенило: ведь мы же и не собираемся возвращаться, а, наоборот – пойдем вперед, по направлению к римской крепости. Посетим албанцев. Вульф объяснил мне это, прежде чем я успел смежить очи.

– Доброе утро, – произнес Вульф. Он сидел на валуне в той же позе, что и ночью.

Если я изложу вам во всех подробностях, как мы провели последующий час, вы подумаете, что я вконец превратился в брюзгу, который видит в жизни одну лишь изнанку. Но вот вам лишь некоторые факты, а дальше – судите сами. Итак, солнце буквально извертелось и взошло по совершенно немыслимой траектории, чтобы не обогреть площадку перед пещерой. Во фляге хранилась вода лишь для питья, а умыться было нечем. Мне сказали, что для того, чтобы умыться, достаточно спуститься по козьей тропе до плато, а там всего километр до ручья. Умываться я не стал. На завтрак нам дали хлеб (насмешка над тем хлебом, которым угощала нас Мета), холодную кашу и банку американских бобов. Когда я поинтересовался у Вульфа, почему бы не развести костер и не вскипятить воду для чая, он ответил, что разводить костер нечем. Я оглянулся и понял, что Вульф прав – нас окружали только голые скалы без малейших признаков растительности или следов того, что когда-то ею являлось. Одни скалы и камни. Более того, мне и словом-то перекинуться было не с кем, в противном случае хотя бы разговор согревал – я мог только слушать бессвязную галиматью, которой обменивались на непонятном языке Вульф и югославы.

Позже мы поспорили с Вульфом, и я выиграл. Этот спесивец почему-то вбил себе в голову, что справится с задачей лучше, если пойдет к албанцам один, без меня. Аргументировал он этот вздор тем, что, оставшись с глазу на глаз с ним, албанцы будут более откровенными, чем в присутствии еще одного лица. Собственно говоря, спором я бы это не назвал, потому что препираться я не стал. Я просто сказал – ничего не выйдет, поскольку в пещере к обеду подадут только холодную кашу, а в крепости, если верить Пашичу, могут готовить вполне приличную пищу.

Потом меня постигло разочарование. Лишь нацепив рюкзак, я сообразил, что для того, чтобы спуститься в указанном направлении к албанской границе, нам придется сначала воспользоваться треклятой козьей тропой. А я-то, онемев и одурев от холода, почему-то вбил себе в голову, что возвращаться нам уже не придется. Впрочем, провожаемый семью парами глаз, не считая Вульфа, я преисполнился решимости не ударить в грязь лицом и постоять за честь американских мужчин-первопроходцев, так что стиснул зубы и показал все, на что был способен. Мое счастье, что я спускался спиной к любопытной публике. Оказывается, карабкаться по крутому откосу над зияющей пропастью куда проще в кромешной тьме, чем при дневном свете. Хотя еще проще – вообще не карабкаться.

Потом, когда спуск закончился, было уже легче. Физическая нагрузка и солнечные лучи сделали свое дело – я понемногу оттаял. Достигнув ручья, мы устроили привал и перекусили. Я сказал Вульфу, что за пять минут успею ополоснуть в ручье ноги и одеть свежие носки – Вульф возражать не стал, сказав, что торопиться нам некуда. Вода, как и следовало ожидать, оказалась ледяной, но все же это была вода. Вульф сел на валун и принялся жевать шоколад. Он сказал, что до Албании осталось метров триста, но граница до сих пор не размечена, поскольку спор о том, по какой речушке ее провести, тянется уже несколько столетий. Он также указал мне место, с которого Косор наблюдал в бинокль за событиями в римской крепости, и добавил, что сегодня Косор почти наверняка будет снова вести наблюдение с той же точки.

Я осведомился о состоянии его ног, и Вульф ответил:

– При чем тут ноги? Каждая мышца, каждый нерв в моем измученном теле вопят и стенают о пощаде. Никакими словами не описать моих мук, так что говорить об этом я не стану.

Потеплело уже настолько, что мы сняли свитера, прежде чем двигаться дальше. Пять минут спустя мы уже оказались на албанской территории, завернули за выступ скалы, и я увидел крепость. Она высилась напротив громадного скалистого пика, с которым почти сливалась. Тропинка, по которой мы шли, исчезала прямо в крепости. Впереди журчал ручей, а в стенах крепости зияли внушительные щели.

Никаких признаков жизни не наблюдалось. Поскольку Вульф решил, что мы должны войти в крепость и представиться, объяснив, должно быть, что мы всю жизнь мечтали поработать на Кремль, и теперь наши мечты наконец сбываются, мы направились прямиком к большой деревянной двери, стоявшей нараспашку. Когда нам оставалось пройти до нее ярдов пятнадцать, изнутри послышался истошный вопль, громкий и протяжный. Вопил явно мужчина. Мы остановились как вкопанные и переглянулись.