Ночная музыка - Мойес Джоджо - Страница 53

После суматошливых весенних месяцев лето принесло ей определенное спокойствие. Ее огород радовал глаз, она купила большую морозильную камеру для запасов, которую поставила в столовой, а теперь, с началом каникул, Китти взяла на себя кур, среди которых были кохинхинки, маленькие бентамки и огромные рыжевато-желтые орпингтоны. Яйца и цыплята приносили небольшой, но стабильный доход. Днем двери дома оставались распахнутыми настежь, поэтому Изабелла нередко находила на диване петушка с ярким оперением и глазами-бусинками или курицу-несушку, сидящую на груде выстиранного белья. Изабеллу все это не слишком печалило, ведь смотреть, как Китти и Тьерри возятся с цыплятами, было для нее как бальзам на душу. Какое счастье, что дети перестали оплакивать свои утраты и начали хоть чему-то радоваться!

Тьерри, хвостом ходивший за Байроном, бoльшую часть времени проводил в лесу, откуда приносил грибы, листья для салата или вязанку хвороста на зиму. Изабелла с удовольствием представляла, как он криком подзывает к себе щенка, которого подарил ему Байрон. У Тьерри было такое счастливое лицо, когда он узнал о подаренной Байроном собаке, что Изабелла едва не расплакалась. Тьерри, ну скажи хоть что-нибудь, беззвучно умоляла она сына. Дай выход своей радости. Присвистни, завопи во все горло, как сделал бы на твоем месте любой нормальный мальчишка. Но Тьерри только молча подошел к ней, обхватив руками за талию. Изабелла обняла сына в ответ, скрыв от него свое разочарование.

– Ему скоро придется заняться дрессировкой щенка, – заметил стоявший рядом Байрон, и Изабелла вознесла к небесам безмолвную молитву, чтобы щенок, которого назвали Пеппером, заставил бы Тьерри снова заговорить.

В то утро Байрон учил ее колоть дрова. Конечно, она все делала не так. Топор оказался тупым. Просто поставить чурбак на колоду и разрубить его посередине опасно, поскольку можно повредить глаза. И вообще, лучше откалывать плахи ближе к краю. Байрон показал, как правильно извлечь топор, стукнув по нему молотком. А потом он разрубил чурбак одним мощным ударом.

– Вам полезно, – ухмыльнулся он. – Хорошо успокаивает нервы. Вроде терапии.

– Ну да, конечно. Если только я случайно не отрублю себе ногу.

Тем временем руки Изабеллы, не привыкшие иметь дело с колючими кустами крыжовника и малины, загрубели и покрылись царапинами. Пальцы были в порезах от разделки кроликов, а ладони – в мозолях от малярных работ. Изабелле очень хотелось сделать дом ярче и веселее. Конечно, Лора Маккарти и компания назвали бы самопалом неровно покрашенные полы и настенную живопись, желто-зеленым плющом украсившую стены на лестничных площадках. Но Изабелле, собственно, было наплевать. С каждым ярким мазком их жилище из временного пристанища, где они с Китти и Тьерри оказались по воле судьбы, постепенно превращалось в настоящий дом.

Но Испанский дом обладал очень странной особенностью, в наличии которой она смогла признаться себе только после того, как Китти однажды заметила: «Мне нравится наш дом. Гораздо больше, чем тогда, когда мы только сюда въехали. Даже со всеми этими дырами в стенах и вечным бедламом. Но тут почему-то никогда не возникает ощущения настоящего дома, правда?»

Изабелла пыталась ее разубедить, говоря, что, дескать, никому полработы не показывают, а потому еще рано судить. Она что-то плела насчет новых окон и ванных комнат, в глубине души отлично понимая, что Китти права.

Неужели это из-за того, что тут нет тебя? – мысленно обращалась она к Лорану? Неужели без тебя мы не можем чувствовать себя как дома?

И все это время Изабелла старательно избегала Мэтта Маккарти, насколько возможно было избегать человека, каждый божий день крутившегося поблизости. Иногда у нее неплохо получалось. Например, когда она давала уроки игры на скрипке, которые всей душой ненавидела. Изабелла разработала разнообразные стратегии с целью не оставаться с ним наедине: угощая чаем, старалась держаться поближе к Байрону или другим рабочим; просила детей составить ей компанию, если надо было что-то срочно решить; все деловые разговоры приберегала на тот случай, когда Мэтт приходил с сыном. Тем временем Мэтт, ставший чуть менее жизнерадостным и разговорчивым, словно нарочно тянул время.

Изабелла заметила, что в отношениях отца и сына образовалась трещина. Они практически не общались, а Энтони смотрел на Мэтта с плохо скрываемым отвращением. Однако с самой Изабеллой мальчик был крайне любезен, из чего она сделала вывод, что он ничего не знал о ее отношениях с Мэттом. Время от времени она спиной чувствовала обжигающий взгляд Мэтта, но ей удавалось путем сложного лавирования избегать выяснения отношений.

И вот однажды, когда она была одна на огороде, Мэтту все же удалось застать ее врасплох. Вечерело. Китти и Тьерри отправились в лес погулять с Пеппером, а Изабелла решила набрать к ужину картошки. Чтобы не повредить клубни лопатой, она, стоя на коленях на старом мешке, дергала ботву голыми руками, а затем кидала картофель в жестяное ведро. Изабелла находила странное удовольствие в этом занятии, ведь никогда не знаешь, что в следующий раз вытащишь из земли, и крупный картофель становился для нее своеобразным призом. Она остановилась передохнуть, а заодно убрать упавшие на лицо волосы и неожиданно обратила внимание на свои руки. Они были усеяны веснушками, под обломанными ногтями засела грязь. О боже, Лоран, видел бы ты меня сейчас! – улыбнулась она своим мыслям. А затем поняла – одновременно и с сожалением, и с некоторым облегчением, – что впервые за долгое время может думать о нем без печали.

Изабелла выдернула последний клубень, оторвала ботву и заровняла грядку. Затем принялась стряхивать с рук налипшую землю и подпрыгнула от неожиданности, услышав:

– Да, они по-прежнему прекрасны. – Опираясь на лопату, у нее за спиной стоял Мэтт. – Ваши руки по-прежнему прекрасны, – повторил он.

Изабелла окинула его внимательным взглядом, затем встала с колен и взяла мешок.

– Ну и как там моя ванная? – нарочито небрежно поинтересовалась она. – Вы вроде бы собирались закончить к началу недели.

– Давай сейчас не будем об этом, – сказал Мэтт. – Вот уж четыре недели мы ходим вокруг да около. Я хочу поговорить о нас.

– Мэтт, что за бред? Нет никаких «нас», – отрезала Изабелла, подняв с земли ведро.

– Ты не можешь так говорить. – Он подошел к ней вплотную, и Изабелла забеспокоилась, что их могут увидеть дети… или еще кто-нибудь. – Изабелла, я ведь был там. – Он перешел на интимный шепот. – И я помню, что с тобой было… что с нами было… А то, что я сказал потом, просто ошибка, недоразумение. Я все время думаю об этом. О нас.

Изабелла решительно направилась к дому.

– Мэтт, пожалуйста, прекрати, – сказала она.

– Изабелла, я все понимаю. Я еще тогда все почувствовал.

Она резко развернулась в его сторону:

– Возможно, будет лучше, если я сейчас заплачу за сделанную работу и мы на этом закончим.

– Изабелла, я нужен тебе здесь. Никто лучше меня не знает этот дом.

– Очень может быть, – бросила она в пространство, – но не думаю, что кому-нибудь из нас это пойдет на пользу, так? Заканчивай с ванной комнатой, а потом… – Она наконец дошла до двери на кухню. – Ладно, мне надо идти. – Она закрыла дверь и осталась стоять, бессильно прислонившись к ней.

– Изабелла? В чем я провинился перед тобой? Почему ты со мной так? – (Она надеялась, что ему хватит благоразумия не ломать дверь.) – Изабелла, той ночью я совсем другое имел в виду. Просто неудачно выразился.

– Я не желаю это обсуждать, – заявила Изабелла.

Прошла еще одна мучительная секунда. Затем она снова услышала его голос, бархатный, вкрадчивый, причем совсем близко, словно он прижался губами к двери.

– Ты не можешь делать вид, будто ничего не изменилось.

Изабелла долго вслушивалась в напряженную тишину за дверью, а когда его шаги стали удаляться и наконец стихли, облегченно вздохнула. Она поднесла к лицу испачканную в земле руку, которую и сама-то с трудом узнавала, и увидела, что пальцы мелко дрожат.