Ночная музыка - Мойес Джоджо - Страница 43

– Спасибо тебе. – Он жаждал объяснить ей, как много она для него значит. Что он стал другим. А затем, проведя пальцем по ее скуле – палец стал мокрым от слез, – внезапно понял, что может излечить ее невзгоды. – Не грусти, – ласково сказал он. – Все будет хорошо, ты сама знаешь. – (Она не ответила.) – Послушай… – Ему хотелось, чтобы она улыбнулась, хотелось поднять ей настроение. – Я насчет денег. Забудь о следующем платеже. Мы что-нибудь придумаем. – И в какой-то безумный миг ему показалось, что он может признаться ей в том, как все скоро изменится. Но для этого, даже сейчас, он был еще не готов. – Изабелла?

Внезапно он даже не услышал, а скорее почувствовал, что тишина приобрела новое звучание. Изабелла напряглась и отпрянула от него.

– Я никогда прежде такого не делала, – произнесла она холодным тоном.

– Чего не делала? – спросил он, всматриваясь в ее лицо.

– Я заплачу вам все, что была должна.

Он буквально онемел от потрясения, словно только сейчас осознал истинный смысл ее слов.

– Послушай… я пришел сюда сегодня вечером вовсе не потому, что… Я… Господи! – Он не верил своим ушам. То, что он услышал, страшно развеселило его. – Я и не думал предлагать… – Нет, его явно неправильно поняли. – Я никогда в жизни… не платил за это.

– А я и не думала предлагать. – Ее тон сделался ледяным. – Более того, я хочу, чтобы вы немедленно ушли.

И уже через несколько минут Мэтт в полном смятении брел по утреннему холоду к своему минивэну. Нет, ему следовало ей все объяснить. Он не мог поверить, что она решила, будто дело в деньгах. Но пока он шел по гравийной дорожке, его иллюзии были безжалостно развеяны. Ответом на все сомнения стал характерный звук железного засова, на который заперли дверь за его спиной.

А там, за запертой дверью, Изабелла тяжело опустилась на пол, ее лицо было маской отчаяния и отвращения к себе. Она уронила голову на колени, распухшие губы уткнулись в мягкую ткань юбки. Изабелле хотелось спрятать лицо от стыда за предательство памяти Лорана.

Ее тело болезненно ныло от одиночества, от тоски по мужу, от грубого соития с мужчиной, который им не был. Она чувствовала себя протрезвевшей и полностью опустошенной. Еще более опустошенной, чем когда бы то ни было.

«Лоран! – разрыдалась она. – До чего ты меня довел?! Во что я превратилась?!» Дом ответил ей оглушительным молчанием.

14

Поезда между ее новым домом и Лондоном курсировали каждые два часа, и Изабелла прикинула, что если поезд прибудет по расписанию, то она вполне успеет встретить школьный автобус. Убаюканная монотонным стуком колес, она задумчиво смотрела, как мужчина напротив методично изучает от корки до корки газету, и рассеянно слушала, как справа от нее болтают на каком-то гортанном языке двое туристов, вероятно, из Северной Европы.

Она подумала о Мэри, которая, пригласив ее на чашечку кофе, всю дорогу сокрушалась по поводу тирании школьного начальства.

«Я даже рада, что вы не в Лондоне и вам не приходится с этим сталкиваться, – жизнерадостно заявила Мэри. – Я полжизни провожу в машине».

Ей было очень приятно видеть Мэри – свидетельницу того, что она, Изабелла, когда-то жила совсем другой жизнью. Мэри живо интересовалась Китти и Тьерри; более того, она горячо заверила Изабеллу, что та отлично выглядит, скорее всего, из вежливости, как сразу догадалась Изабелла, и обещала приехать в гости. Но и слепому было видно, что Мэри уже стала частью другой семьи и жила теперь совсем другой жизнью. Она пришла не одна, а со своим новым подопечным, младенцем с большими наивными глазами, которого качала на коленях с той спокойной уверенностью, что уже не раз демонстрировала, когда нянчила детей Изабеллы.

– Значит, вы ездили не за покупками? – спросила ехавшая в вагоне женщина, которая показалась Изабелле смутно знакомой. Аккуратный светлый плащ, нелепая шляпка. – Линнет. Дирдре Линнет. Мы встречались в магазине у Кузенов. Вы живете в Испанском доме, – улыбнувшись, произнесла женщина таким тоном, будто поделилась с Изабеллой конфиденциальной информацией. Она небрежно махнула рукой. – Я уж было решила, что вы ездили в Лондон за покупками, но у вас нет пакетов.

– Пакетов? – переспросила Изабелла.

– Из магазинов.

– Нет. Не сегодня.

– А я вот пустилась во все тяжкие. Мне удается выбраться в Лондон не чаще двух раз в год, и тогда я вовсю сорю деньгами. Чтобы немного себя побаловать. – Она похлопала рукой по пластиковым пакетам с фирменными названиями, извещающими мир, на каких именно торговых улицах были спущены сбережения миссис Линнет. – Немного себя побаловать, – повторила она.

«У меня просто кошмарная жизнь, – сказала Изабелла Мэри. – Я все сделала не так. Дети ужасно несчастны, и это моя вина».

Мэри терпеливо выслушала всю историю, часть которой Изабелла намеренно опустила, и добродушно рассмеялась, словно ничего нового, а тем более ужасного не узнала.

«Она ведь подросток, – заявила Мэри. – А подросткам положено чувствовать себя несчастными. – И вам не стоит обращать на нее особое внимание. Тьерри… Что ж, со временем к нему вернется голос. В школе они учатся хорошо. И каждый день возвращаются домой. Кушают. Сдается мне, что у них все прекрасно с учетом сложившихся обстоятельств. А вот кто из вас точно самый несчастный, так это вы».

– По работе, да?

– Простите?

– По работе. Ездили в Лондон.

Изабелла печально улыбнулась. От усталости веки словно налились свинцовой тяжестью. Предыдущую ночь она практически не сомкнула глаз, и теперь последствия бессонной ночи сказывались на ней.

– Ну да. Вроде того.

– Вы ведь музыкант? Мне Асад говорил. Ни его, ни Генри вовсе нельзя назвать сплетниками, но вы, наверное, уже поняли, что они у себя в магазине знают обо всем, что творится в деревне. – («Интересно, через сколько времени обстоятельства прошлой ночи сделаются достоянием гласности?» – спросила себя Изабелла.) – Я видела ваше объявление об уроках игры на скрипке. Знаете, а ведь я когда-то пела. Мой муж всегда говорил, что из меня вышла бы профессиональная певица. Но потом пошли дети… – вздохнула миссис Линнет. – В общем, вы понимаете, как это бывает.

Изабелла отвернулась к окну:

– Да, понимаю.

«Вам необходимо снова начать работать, – сказала ей Мэри. Она заплатила за кофе, что для Изабеллы было чудовищным унижением. – Вы должны начать хоть немного, но выступать с этим вашим оркестром. Тем самым вы сможете принести домой какую-никакую, а денежку и восстановить свое душевное равновесие. Детей можно спокойно оставлять на день одних. Китти уже достаточно взрослая, чтобы присмотреть за братом».

Мэри обняла Изабеллу, положила младенца в коляску и уехала. Облегчать жизнь другой семье.

Наконец поезд миновал последнюю станцию перед Лонг-Бартоном. Изабелла проводила глазами миссис Линнет, которая, собрав свои многочисленные пакеты, направилась к дверям вагона. Изабелла уже научилась различать знакомые приметы своей деревни: церковь, дома, главную улицу, проглядывающую сквозь деревья, живые изгороди в новом зеленом убранстве – и невольно задалась вопросом: что именно необходимо для того, чтобы считать какое-либо место своим домом?

И только когда поезд подошел к перрону Лонг-Бартона, Изабелла сделала то, что поклялась себе ни в коем случае не делать. Она машинально потянулась к ручке воображаемого футляра со скрипкой, которой у нее больше не было.

Детей она застала у телевизора: Китти с пакетиком чипсов устроилась на диване, положив ноги на кофейный столик; Тьерри полулежал в старом кресле, скатанный шариком школьный галстук валялся на полу.

– Мы вернулись из школы, а тебя дома нет, – заявила Китти с осуждением в голосе. – И Мэтт тоже не появлялся. Пришлось воспользоваться ключом под ковриком у задней двери.

Изабелла бросила сумку на столик возле дивана.

– Тьерри, ты сегодня что-нибудь ел? – (Мальчик молча кивнул, не отрывая глаз от телевизора.) – Опять одни сэндвичи?