Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович - Страница 68

— Ты говоришь слова Козубая, — сказал Джура, — ты мудр так же, как он.

— Будет ли рай или ад на земле — зависит от человека, — продолжал Артабек, сидя боком на седле и небрежно играя камчой. — Если человек захочет найти мудрого старца — пира — и будет следовать его советам, он превратит всю свою жизнь в райские наслаждения. А не сумеет стать пасомым мудреца, что ж, этот несчастный будет метаться и грызть собственную лапу, как волк, попавший в капкан, испытывая при этом адские мучения от собственного бессилия. Счастье, если мечущийся сумеет найти такого мудрого старца!

— А Козубай! Я не встречал человека мудрее.

— О, Козубай — великий человек! У него ум мудреца, язык белой священной змеи, а хитрость льва. Я очень уважаю его. Но скажи: если ты хочешь познать истину, зачем же сразу делать себе идола?…

Тут Артабек заметил, как потемнел Джура, наливаясь гневом, и быстро закончил:

— Ибо сам Козубай против того, чтобы его считали идолом. Он слишком умен для этого. А слышал ли ты о всеобщем разуме — «акликуль»?

— Нет, не слышал. О, какой большой мир и как много в нем мыслей! — воскликнул Джура. — И как много я ещё узнаю и увижу! Здесь жизнь как джир — сказка, полная неожиданностей… Я уже соскучился сидеть в крепости. Я здоров, я совсем здоров, а если грудь ещё болит, ну и пусть болит. Напиться бы свежей крови киика, и вся моя сила вернулась бы. Да разве поедешь на охоту без коня?… А Рыжий, смотри, какой он стал тихий…

Артабек и Джура ехали шагом и много говорили. В речах Артабека Джура понимал не все, но старался этого не показать. Он был очень горд тем, что последнее время важные и уважаемые люди уделяют ему, Джуре, столько времени, занимаясь им. Джура запоминал все сказанное Артабеком, собираясь потом во всем разобраться. Они подъехали к юрте. Спешились. Рыжего привязали в стороне к железному колу. Джура потрепал Рыжего по шее. Конь поднял голову и принял это спокойно. Но когда юноша ладонью провел по спине, Рыжий рванулся в сторону и задрожал.

— Оводы ему спину с левой стороны накусали, — сказал Джура, показывая окровавленную ладонь.

Артабек осмотрел седло и, схватив Джуру за палец, нажал им на внутреннюю сторону седла. Джура почувствовал острие и отдернул руку.

— Гвоздь! — сказал Артабек. — Кто то хотел, чтобы конь убил тебя до смерти, и вставил в седло гвоздь.

Почти новый, незаржавленный гвоздь лежал на ладони Джуры. Таких в кузнице Ахмеда он видел целый ящик.

— Я знаю, — крикнул Джура, — это Ахмед! Как я ошибался! Сейчас поеду!

Артабек схватил Джуру за рукав:

— Стой! А может быть, это не Ахмед сам по себе, а кто то другой приказал ему это сделать.

— Кто? — сразу насторожился Джура.

— Я этого не знаю, может быть, это просто способ отбить у тебя охоту ездить верхом. Ты просил у кого нибудь коня?

— Просил. У Козубая.

— Неужели он так не доверяет тебе, что решился таким способом отвадить тебя от езды? Нет, нет, не думаю! Этого быть не может! Ты ошибаешься! Он обещал тебе дать! Ты забыл! Это уму непостижимо! Отведи Рыжего в крепость, и я придумаю способ достать тебе коня. Мы поедем в одно место… Но чтобы тебя не остановили другие, узнай секретное слово — пароль. Приезжай ко мне, я тебя научу многому. — А мне можно взять винтовку?

— Конечно… Только скажи, что идешь на охоту.

С помощью Артабека Джура оседлал Рыжего. Джура убедился, что конь стал необыкновенно смирным и позволял подгонять себя камчой. Еще по дороге в крепость Джура встретил членов отряда, обеспокоенных его отсутствием. Остальные ожидали его на крыше крепости. Возгласы приветствий, дружеские объятия так обрадовали Джуру, что у него пропало всякое желание мстить Ахмеду. Он показал Ахмеду гвоздь и сказал, что не сердится на него за эту злую шутку. Гвоздь он отшвырнул в сторону, но Ахмед тотчас разыскал его, взял седло и унес все это в свою кибитку. Ахмед начал расспрашивать бойцов, кто уговаривал Джуру сесть на коня, и ему указали на Шарафа. Помня слова Козубая о том, что за Шарафом нужно незаметно следить, Ахмед промолчал, хотя ему и хотелось указать Джуре истинного виновника происшествия. Через несколько минут Джура, узнав пароль, направился в сторону юрт. Рядом бежал Тэке. Дежурному Джура сказал, что думает поохотиться. Джура спешил. Желание получить коня убыстряло его шаги. Он боялся, что его хватятся в крепости и не пустят за её пределы.

V

За несколько часов перед этим на осеннее становище кочевых киргизов, расположенное неподалеку от крепости, приехал всадник. Это был маленький, сухонький старичок с хитрыми, юркими глазками. Он спросил, где живет Садык, всеми уважаемый мудрый человек, и, подъехав к его юрте, слез с лошади. Никто не вышел его встречать. Два комсомольца, стоявшие поблизости и узнавшие в приезжем аксакала рода кипчак — Юсуфа, демонстративно повернулись к нему спиной. Это не смутило приезжего. Он сам откинул полог и вошел в юрту.

Рослый сутулый Садык не встал ему навстречу. Его темные ввалившиеся глаза с ненавистью смотрели на приехавшего, а лицо покраснело от гнева. Он сделал вид, что не замечает протянутой Юсуфом руки, и тот опустился на корточки возле очага. Он кивнул хозяину юрты на двух женщин, и Садык приказал им удалиться. Юсуф придвинулся к Садыку и зашептал ему на ухо. Они долго говорили шепотом. Голоса их стали громче, и наконец Садык сказал:

— Оставь свои мудрствования, пир, я слишком стар, чтобы менять веру. И неужели ты думаешь, что я поверю в то, что человек, учившийся в Лондоне, а теперь кутящий в Бомбее, являлся живым богом, о котором ты говоришь так: «Он — тот, в котором живет полная всяких побед и достижений душа всех прежних пророков и Алия»?

Я читал вашу книгу «Маулоно Шо Низоро», слыхал я и об откровениях Сеид Ата Идн И Шах Мансура. Знаю я и «Путевой припас странствующих» Насыр И Хосрава. К чему ты мутишь мой ум разговором о каких то буквах и числах? К чему ты говоришь мне о истине Махди? Не вам ли, исмаилитам, ваш Ага хан приказал хранить тайну учения и вводить в заблуждение непосвященных, чуждых секте! Скажи мне прямо: чего ты от меня хочешь? Не знаю, как величать тебя, какой ты степени исмаилитский начальник. Говорят, ты уже поднялся с седьмой степени на четвертую и стал Дайями, помощником Ага хана и «дверями к нему». Говори!

— Кто сказал тебе это? Кто? — Не ожидавший такой осведомленности, пир схватил Садыка за руку.

— Мне старуха на бараньей лопатке нагадала, — насмешливо, ни секунды не задумываясь, ответил Садык.

— Пусть так! Но будь осторожен! Не поднимай руку и слово на исмаилитов…

— Вы страшные люди с вашей тайной верой, подтачивающей чужую душу, но я не боюсь вас. Кому грозишь ты? Бывшему пастуху, у которого погибло три сына. У одного вы украли душу, сделали его исмаилитом и заставили умереть за Ага хана. А два моих героя были убиты, когда сражались против басмачей. Не все исмаилиты враги Советской власти, но моего сына вы сделали таким. Я не хочу войны. Понял? Чего хочешь ты от меня, старик? Да говори же прямо!

— Садык, ты слишком много знаешь, и мы можем освободить тебя от твоего ранящего языка…

— Чего ты хочешь, собака?

— Я хочу, чтобы ты запретил молодым записываться в комсомол. Я хочу, чтобы они не смущали других, моясь мылом или чистя зубы зубными щетками… Если они не прекратят это, от этого может быть оспа. Понял? Я хочу, чтобы твои комсомольцы не вмешивались в семейные и родовые дела других киргизов. Ведь только недавно твои комсомольцы напали на джигитов Тагая — трех убили, одного отвезли Козубаю. Пойми, старик, комсомольцы тянут народ в другую сторону. А нам, старым людям, все это грозит бедой. Наконец, я требую, чтобы твой комсомолец, поступивший проводником к русскому Ивашко, который разыскивает золото в горах, не наговаривал на моих людей, тоже работающих у Ивашко.

— Не думаешь ли ты, что я насильно заставляю записываться молодежь в комсомол? Молодежь разбирается сама, с кем ей по пути.

— Ты поощряешь молодежь, я знаю. Даже у тебя в кибитке вот лежит мыло… Зубная щетка.