Момо (другой перевод) (с илл.) - Энде Михаэль Андреас Гельмут - Страница 33

И с этим серый господин исчез из палаты. Дымное облако, которое осталось за ним, светилось в темноте обманчивым матовым светом.

С той ночи Беппо больше никому не передавал свою историю. И когда у него спрашивали, почему он раньше ее рассказывал, он печально пожимал плечами. Через несколько дней его отпустили.

Но домой он не пошел, а направился прямо во двор одного большого дома, где ему и его коллегам всегда выдавали уборочные инструменты. Он взял свою метлу, добрался с ней до назначенного места и начал подметать.

Но работал он совсем не так, как раньше: с каждым шагом — вдох и при каждом выдохе — чирк метлой. Нет, сейчас он подметал быстро и без всякой любви к делу. Он только набирал часы. С безжалостной ясностью он сознавал, что отрекся от своих глубоких убеждений, предал всю прежнюю жизнь. Это его невыносимо угнетало, а отвращение к подобной работе делало больным. Если бы происходящее касалось только его, он быстрее согласился бы умереть с голоду, чем так изменить себе. Но ведь речь шла о Момо, которую он должен был выкупить на свободу, а другого способа экономии времени он не знал.

Он подметал днем и ночью и даже не уходил домой, а просто садился на скамейку или на камень и ненадолго засыпал. Очнувшись, он снова брался за метлу и двигался дальше. Так же торопливо он проглатывал свою скудную пищу и сразу же снова брался за ненавистное дело. К амфитеатру он больше не возвращался.

Он подметал неделю за неделей, месяц за месяцем. Пришла осень, потом зима. Беппо все подметал.

Наступила весна, за ней лето, но Беппо почти не замечал смены времен года. Он все подметал и подметал, чтобы сэкономить сто тысяч часов выкупной суммы.

Горожане не обращали внимания на маленького старика, им всегда было некогда. А те немногие, которые замечали, с какой яростью он двигал метлой, будто от этого зависела его жизнь, недоуменно крутили пальцем возле виска. Для Беппо не было новостью, что его считали сумасшедшим, и он воспринимал такие вещи спокойно.

Только если его спрашивали, почему он так спешит, Беппо на мгновение прерывал работу, смотрел на интересующегося боязливыми, полными печали глазами и рукой закрывал себе рот.

Самой сложной задачей для серых господ оказалось переделать на свой лад детей — друзей Момо. После ее исчезновения дети время от времени продолжали собираться в старом амфитеатре.

Они изобретали все новые игры: пары старых подушек и коробок им вполне хватало, чтобы совершить увлекательное путешествие или построить дворцы и замки. Они легко меняли свои планы, могли подолгу рассказывать друг другу занимательные истории, короче, вели себя так, словно Момо была среди них. И удивительным образом казалось, будто Момо на самом деле с ними.

Кроме того, дети не сомневались, что Момо вернется, хотя об этом никогда не говорили, да и зачем? Молчаливая уверенность связывала их и объединяла. Момо принадлежала им и была их тайным центром, неважно, присутствовала она здесь или нет.

Противопоставить что-то коллективистскому духу детей серые господа никак не могли.

Но если им чего-то не удавалось сделать напрямую, они, как правило, искали обходные пути. И в данном случае таким обходным путем стали взрослые, которые этими детьми распоряжались.

Конечно, не все взрослые годились для подобной задачи, а только те, которые считали себя особенно ответственными за воспитание подрастающего поколения и всегда активно вмешивались в их жизнь, пытаясь переделать ребятишек на свой лад. И таких, к сожалению, было немало. К тому же, против детей начали использовать их собственное оружие, и серые господа этим умело воспользовались.

Некоторые люди внезапно вспомнили о детской демонстрации и содержании их плакатов.

— Нам нужно что-то предпринять, — говорили одни, — нельзя дальше допускать, чтобы дети гуляли сами по себе и пренебрегали нами. Родителей трудно упрекать в том, что современная жизнь с ее темпом не оставляет им времени для общения с детьми. Но руководство города обязано заботиться о них.

— Совершенно недопустимо, — вторили другие, — чтобы уличное движение нарушалось бездельничающими ребятишками. Постоянные дорожно-транспортные происшествия, случающиеся по их вине, обходятся нам все дороже, а лучше бы эти деньги потратить на что-то полезное.

— Дети без надзора, — объясняли третьи, — морально разлагаются и становятся хулиганами. Руководству города следует подумать о том, чтобы все дети оказались под присмотром. Надо создать такие учреждения, где они обучались бы полезному делу и воспитывались так, чтобы стать достойными членами общества.

Четвертые заявляли:

— Дети — людской материал будущего. Будущее — это время реактивных двигателей и электронных мозгов. Понадобится масса специалистов, чтобы обслуживать такую сложную технику. И вместо того, чтобы готовить наших детей к столь перспективному занятию, мы позволяем им разбазаривать жизнь в бесполезных играх. Это позор для нашей цивилизации и преступление перед грядущими поколениями.

Все это играло на руку сберегателям времени. А поскольку в большом городе уже очень много людей экономили время, им быстро удалось убедить власти в необходимости что-то делать для бесчисленных детей, разгуливающих без присмотра.

С этой целью во всех городских кварталах создали так называемые «детские депо». Они представляли собой большие дома, в которые надлежало доставлять детей, находящихся без надзора, и откуда их разрешалось, при возможности, забирать домой.

Ребятишкам было строжайше запрещено играть на улицах, в парках и других общественных местах. И если ребенка обнаруживали в таком месте, его сразу же отправляли в ближайшее депо, а родителям выставляли приличный штраф.

Друзья Момо тоже не избежали этих запретов. Их разлучили друг с другом и распределили по разным «детским депо», согласно месту проживания. Там и речи не могло идти о том, чтобы затеять собственные игры. Развлечения для них придумывали специальные надзиратели, причем только такие развлечения, из которых детям следовало почерпнуть что-то полезное. Но при этом дети теряли нечто важное: умение радоваться, восторгаться, мечтать.

Постепенно они становились похожими на маленьких сберегателей времени. То, что от них требовали, они выполняли крайне неохотно, со скукой и даже озлобленно. Но если иногда они оставались без надзора, то совершенно терялись и не знали, чем заняться.

Единственное, что они еще могли, так это устраивать шум и гвалт — злой, ненавидящий и безрадостный.

Сами же серые господа напрямую к детям не обращались. Сеть, которую они сплели над большим городом, была густой и казалась непроницаемой и нерушимой. Даже самым ловким детям не удавалось проскользнуть сквозь ее ячейки. План серых господ удался. Все было подготовлено к возвращению Момо.

И с того времени старый амфитеатр лежал пустым и заброшенным.

И вот Момо сидела на каменных ступенях и ждала своих друзей. Целый день после своего возвращения она так и провела. Но никто не пришел. Никто!

Солнце опускалось к западному горизонту. Тени становились все длиннее, холодало.

Наконец Момо встала. Она проголодалась, ведь никто и не подумал принести ей поесть. Такого еще никогда не случалось. Даже Гиги и Беппо сегодня, похоже, забыли о ней. Но это, думала она, конечно же только недоразумение, какая-то нелепая случайность, и завтра же все разъяснится.

Она спустилась вниз, к черепахе, которая уже втянулась в свой панцирь и приготовилась ко сну. Момо присела на корточки и постучала по ее спине согнутым пальцем. Черепаха высунула из-под панциря голову и посмотрела на Момо.

— Извини, пожалуйста, — сказала Момо, — мне очень жаль, если я разбудила тебя, но ты можешь ответить, почему за целый день никто из моих друзей не пришел?

На спине черепахи засветились слова: «Никого больше нет».

Момо прочитала их, но не поняла значения.

— Ну да, — неуверенно пробормотала она, — завтра все прояснится. Завтра они обязательно появятся.