Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история - Аромштам Марина Семеновна - Страница 15

Да, конечно, я понимаю: мэром может стать «самый-самый». Только тот, у кого в голове ни одной неправедной мысли. И ведь он должен думать о людях – обо всех, кто живет в его городе. В огромном городе Лондоне. Наверно, лорд-мэр – почти святой человек.

Вообще-то, Мэйбл, я не все рассказал хозяину. Я не стал рассказывать про Нью-Гейт. Не потому, что я лгун. Просто я не уверен, что это мне не приснилось…

Но на днях привезли свиную тушу. Хью и Ральф притащили тушу на кухню, и Джоан принялась командовать, как им ее разделывать. Когда она отвернулась, Хью шепнул, что пожарит уши. Для себя. Потихоньку. И принялся их срезать. Тут внутри у меня взбунтовались кишки. Все внутри у меня взбунтовалось. Я еле успел выскочить на задний двор, и меня вывернуло наизнанку.

Я утерся и оглянулся. Никто ничего не заметил. Мне показалось, никто.

Вечером будут есть мясо. Хорошо, что я в это время чищу горшки. Мне отвратителен даже запах жаркого…

Мэйбл, совсем недавно мне казалось, что я всё вытерплю. Но теперь в мою душу закралось сомнение. Все чаще в моем животе появляются бабочки. С холодными крыльями. Они щекочут меня изнутри, заставляя кишки сжиматься.

Днем Джоан подстраивает все так, чтобы хозяин был мной недоволен. А когда она засыпает, за дело берутся мыши.

Еще в первый день, как я поступил в распоряжение Джоан, она приказала:

– Бери свой тюфяк и тащи на чердак. Пригрелся! Не лорд – храпеть тут у всех на виду.

Мэйбл, это неправда. Я почти не храплю. И я ложусь позже всех. А днем мой тюфяк под лестницей никто и не замечает. Но, как я понял хозяина, я должен во всем подчиняться Джоан. А он таким образом испытает мое послушание. Иначе как я смогу оправдать его благодеяние? Как смогу доказать, что всё готов претерпеть ради Лондона, ради того, чтобы стать горожанином? Поэтому я не решился ей возражать.

– Овчину свою дрянную можешь с собой забрать. Она насквозь тобой провоняла. А под голову – вон, полено.

Я перебрался спать на чердак. Это плохое место. Здесь так же холодно, Мэйбл, как было у нас с тобой, когда кончился хворост. А ведь скоро наступит зима. Но это можно стерпеть. Это мне не впервой. И у меня есть овчина. Пусть дырявая, но овчина.

Но истинная беда – это чердачные мыши.

Столько мышей я в жизни не видел. Наверное, здесь их манор. И у них есть какой-нибудь сэр. Злой-презлой, облезлый, с розовым длинным хвостом. Маленький такой сэр, но прожорливый, как свинья. У него куча слуг, и он то и дело посылает их за добычей. Слуги шарят везде, скребутся, пищат, шуршат. И тащат всё, во что их облезлый сэр может вцепиться зубами. А тут такого не много. Всё, что можно, они уже съели. И неизвестно, что придет в их мышиные головы. Вдруг они посчитают, что можно отгрызть от меня кусочек? Вдруг они поступят со мной, как в Нью-Гейте с чернокнижником?

Эта мысль так меня ужасает, что не дает заснуть. Прошлой ночью я то и дело вскакивал и проверял, нет ли на мне мышей. А утром слышу, Джоан стучит ручкой метлы в потолок:

– Дрыхнешь, ленивый виллан? А хозяин тебя обыскался.

Я скатился с лестницы, на ходу протирая глаза. Хозяин сказал, что завтра ему в магистрат. И пусть я почищу к утру его башмаки.

– Мы с лордом-мэром должны кое-что обсудить, – сказал хозяин и весело мне подмигнул. Он знает, мне нравятся эти слова – «магистрат» и «лорд-мэр». И мне нравится слушать, что обсуждали на городском совете. Конечно, об этом хозяин рассказывает лишь в сердцах, и не мне, а капитану Уолтеру. Но иногда обрывки беседы достигают моих ушей.

В общем, я должен к утру приготовить хозяину начищенные башмаки.

Я сразу бросился выполнять его поручение. Но Джоан, как только хозяин ушел по делам, тут же куда-то меня послала. Я попытался было сказать, что мне нужно закончить с хозяйскими башмаками. Но она не желала слушать:

– Делай, что тебе говорят. Хозяин скоро вернется. Он не может сидеть голодным, потому что ленивый виллан шевелится как дохлый кролик.

Я постарался быстрее справиться с тем, что она приказала. И снова бросился к башмакам. Но Джоан опять меня оторвала. И так целый день до ночи. Я все никак не мог толком взяться за дело. К вечеру я валился с ног от усталости. Но все-таки вспомнил: хозяйские башмаки! Вернулся и все доделал. Правда, было уже темно, и камин погасили.

А наутро – ох, Мэйбл, что было! Хозяин проснулся и спрашивает про башмаки. Я бросился их подавать и вижу: один башмак начищенный – глядись словно в медный таз. А второй как был весь в грязи, так за ночь стал еще хуже. Особенно рядом с первым. Хозяин взглянул на свои башмаки да как заревет:

– Ты совсем сдурел, менестрель?

У меня внутри все перевернулось.

Прибежали Элис и Гарри. И конечно, Джоан: что случилось? Грабители?

– Вот, полюбуйтесь, – хозяин сунул Элис под нос башмаки. – Так я должен идти в магистрат.

Элис взглянула на башмаки, потом на меня, на хозяина, снова на башмаки – и как прыснет от смеха. Рот рукой зажимает, а удержаться не может.

– Ну и что тут смешного? – хозяин даже опешил немного.

– Представляю, что скажет лорд-мэр. Достойнейший Фицуоррен, одну свою ногу вы уважаете больше. Папа, какую ногу ты обуешь в чистый башмак?

Элис смеялась так заразительно, что хозяин не выдержал и тоже стал похохатывать. Тут уж и Гарри дал себе волю – прямо до визга смеялся:

– Хозяин, это у Дика привычка. Он слишком долго ходил в одном башмаке.

В общем, на этот раз все обошлось. Пока все смеялись и подзадоривали друг друга, я кинулся чистить грязный башмак. Он, конечно, не так блестел, как тот, что я драил весь день. Поэтому чистый башмак пришлось чуть присыпать пылью.

И хозяин ушел. А Джоан опять процедила: «Нечего удивляться. Виллану не стать горожанином. Он от природы туп».

Мэйбл, сегодня ночью я проснулся от крика. Вскочил весь мокрый от пота: кто это? А на пол упала мышь. И тут до меня дошло, что это я сам и кричал. Из-за мыши. Она бегала прямо по мне. Протащила хвост по моей щеке, зацепила кончиком ухо… Вот мне и почудилось, будто кто-то его отгрызает.

Эти мыши, Мэйбл, скоро лишат меня разума. И тогда хозяин не сможет за меня заплатить. За безумных налог не платят…

Сегодня, Мэйбл, у меня знаменательный день. Хозяин вернулся из магистрата. Он был очень доволен. Я краем уха слышал, что вроде бы снизили пошлины. За островные товары. А корабли хозяина ходят как раз к островам. Вот бы мне их увидеть – хозяйские корабли! Но до гавани далеко. А я не могу отлучаться надолго из дома…

Хозяин поглаживал свой живот и даже пытался свистеть. Но Джоан его оборвала: нечего в доме свистеть. Это плохая примета.

– Джоан, опять ты бурчишь! Эй, Дик, где ты там?

Тут хозяин сказал, что заплатил налоги. В том числе и налог с домочадцев. Меня вписали в книгу учета налогов. Так что теперь я могу считать дни. Минет год – и я горожанин.

– Джоан, налей-ка нам эля!

Джоан принесла кувшин с элем и брезгливо подтолкнула одну из кружек ко мне. А потом так же молча вышла.

– Ну, Дик, давай! Выпьем за то, что время твое пошло. – Он поднес кружку ко рту и стал громко пить.

Я выпил совсем немного. Я хотел ощутить в душе радость, но – вот ужас, Мэйбл! – чувствовал пустоту. Все мои чувства похитили ночью мыши.

– Ну, ты поладил с Джоан?

Я сглотнул: что сказать? Что мне приходится много терпеть? Что Джоан надо мной измывается? Что порой сэр Гриндли кажется мне добрее?

А как же мое желание стать горожанином? Хозяин выполнил мою просьбу. А я отплачу ему черной неблагодарностью – жалобами на то, как мне плохо живется? В его чудесном доме? Под одной крышей с Элис?

– Хозяин, я буду стараться. Я и дальше буду стараться.

– А-а-а… Ну, старайся, старайся. С Джоан тоже можно поладить. Хотя, бывает, она ведет себя как чертовка.

Может, я напрасно ничего не сказал? Какой же я дуралей!