Краски любви - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 29

– Ну что, приступим? – спросила она Крюкова, когда Тарзан вышел из мансарды.

– К чему приступим? – не понял художник.

– К тренировкам, маэстро, – ответила Катя и встала в боевую стойку.

Глава 37

Итальянец готовится к путешествию

Альберт Беринни мчал на своем лимузине в Марсель. Он сам вел машину и делал это превосходно. Итальянец любил скорость и понимал толк в хороших автомобилях. Он не обращал особого внимания на цвет, дизайн салона и другие технический красоты. Единственное, что он ценил из побочных атрибутов, так это удобное кресло. Посадка водителя, особенно на дальней дороге, – дело весьма серьезное. В одном кресле через тысячу километров чувствуешь себя выжатым лимоном, в другом – словно на отдыхе после ланча.

Беринни спешил в Марсель. Там находилось русское консульство, и он желал получить визу. По новым порядкам России кроме разных бумаг требовалась бронь в гостинице города, где итальянец собирался жить. Такой брони француз при себе не имел. Но помощник консула Васильев не раз бывал у него в гостях, и потому особых проблем в русском посольстве Беринни не ожидал. И вправду, через пятнадцать минут после парковки он уже выходил из здания под красно-сине-белым флагом с российской визой в паспорте.

Позвонив Самсону и поговорив с русским мошенником, итальянец без труда сообразил, что неделя понадобится Самсону, чтобы успеть состряпать фальшивку. Именно этого времени хитрый коллекционер давать Самсону и не хотел. Заказав из машины билет на московский авиарейс, итальянец свернул к порту. Туда сегодня пришел небольшой теплоход из Америки, на котором Беринни собирался отправить партию своего товара. Он специально немного покрутился по городу, чтобы проверить, есть за ним слежка или нет. В том, что он – итальянский буржуа – живет во Франции добропорядочным гражданином и ни в чем не заподозрен, Беринни не сомневался. Просто сегодня ему один раз на трассе померещилась подозрительная машина. Альберт Беринни был очень внимательным и осторожным человеком.

Слежки не было, и итальянец подъехал к пирсу. Теплоход «Теодор Драйзер» стоял в самом конце правого причала.

Вообще марсельский причал резким квадратом врезается в самый центр города. Такое впечатление, что яхты и катера застыли на городской улице. Днем и вечером тут необычайно оживленно. Много кафе, где толпы туристов обслуживают темнокожие официантки и официанты. Запах моря смешивается с запахом кофе и пива. На улицах жарят каштаны и торгуют всем, чем угодно. В магазине диковинной экзотики можно даже приобрести скальп индейца.

Беринни не пошел на теплоход, а устроился в маленьком кафе напротив белоснежного лайнера. Мулатка с зубами молодой лошади принесла ему малюсенькую чашку кофе и рюмку шотландского виски. Любовь к такому странному сочетанию напитков пришла в юности, когда Беринни еще не был богат.

Высоченный и лысый, как коленка куртизанки, турист подсел к Беринни и тоже заказал кофе. Они молча просидели минут двадцать. После чего лысый встал и медленно удалился. Казалось, что мужчины не сказали друг другу ни одного слова. Но Беринни уже знал, что «Теодор Драйзер» уходит послезавтра утром. Это было написано в утренней марсельской газете, которую небрежно оставил на столе лысый клиент. Еще в этой газете упоминалось, что судно принадлежит благотворительной фирме, которая лечит туберкулез у детей разных стран. После Марселя «Теодор Драйзер» зайдет в Грецию и вернется в Штаты. Значит, груз надо привезти завтра. Лучше днем. Гораздо безопаснее делать дела днем среди толпы трудящихся и праздношатающихся граждан, чем в ночной тиши…

Беринни всегда снисходительно улыбался, когда в кино показывали ночные страсти уголовного мира. Ночью только шпана и мелкий уголовный элемент занимаются бизнесом. Приличные люди по ночам спят.

Покончив с кофе и залпом допив последний глоток виски, Альберт Беринни не спеша прошелся вдоль пирса. Его небольшая, но очень дорогая яхта, оборудованная кроме парусного хозяйства еще и мощным дизелем, способным развивать сорок пять узлов в час, покачивалась, привязанная к тумбам причала. Итальянец легко поднялся по трапу. Команда из восьми моряков и капитана выстроилась на палубе, ожидая приказа хозяина. Моряки и капитан находились на борту постоянно. Каждую неделю приезжал маленький фургон, привозивший запасы пива, минеральной воды и провизии. Происходила замена холодильных запасов. Излишки продуктов капитан сбывал в дешевые кафе и клал выручку в карман. Беринни знал, что капитан приторговывает тем товаром, который подлежал уничтожению, и считал это дополнительной оплатой за его пунктуальную преданность. Капитан ни разу за пять лет без разрешения не покинул судно. Экипаж был готов по приказу хозяина плыть хоть на край света. Никакого предупреждения не требовалось, яхта находилась всегда в полной готовности и могла отчалить в любой момент. Беринни нечасто совершал морские прогулки, поэтому команда с надеждой взирала на своего хозяина и кормильца.

– Давайте немного прогуляемся, – сказал Беринни капитану и занял шезлонг на корме. Через секунду трап поплыл вверх, от мощного двигателя задрожал корпус судна, и яхта, выбрасывая винтами водяные струи, плавно отчалила от причала. Осторожно, кормой вперед, капитан вывел яхту на свободную воду, развернул и медленно вышел из квадрата порта. Волна стала выше. Яхта, почувствовав волю, задрожала и рванула вперед.

Через пять минут хода Марсель уже казался игрушечным. Беринни оглянулся на стоящего сзади матроса, кивнул на мачту и поежился от брызг. Движок стих, и сначала показалось, что яхта остановилась. Но матросы моментально подняли парус, и ветерок надул его. Яхта, немного креня на левый борт, легко побежала навстречу волне. Беринни думал.

Проучить московского жулика итальянец желал исключительно для собственного удовольствия. Материального ущерба он не понес. Наоборот, несчастный Липский даже после смерти вернул деньги с избытком. Но Беринни был сентиментален и любил шалости. Банально всадить пулю в Самсона было слишком просто и скучно. Итальянец сидел и разрабатывал более утонченный план. Для его составления хватило пятнадцати минут. Беринни потер руки и приказал подавать обед. На палубу вынесли небольшой столик. Легкая качка лишь усыпляла любителя русской живописи. Обед он начал с рюмки русской водки, закусив ее ложкой черной икры. Хлеб, картофель и сладкое Беринни не употреблял.

Глава 38

Побег мастера

В восемь вечера Катю в мансарде сменил Петр. Днем она успела показать художнику основные приемы каратэ. Крюков оказался совсем не безнадежным учеником, но через полтора часа запросил пощады. Катя сбегала в душ. Затем попросила Тарзана постеречь Крюкова, пока тот моется. После обеда они обговорили все детали завтрашнего дня.

Катя хотела написать письмо матери, но так и не успела. К написанному раньше обратному адресу она добавила адрес петербургской квартиры. Предстоящий побег Крюкова не давал сосредоточиться, и она положила конверт на подоконник в комнатке, выделенной Гнусняком для отдыха.

Вечером, когда усталый и раздраженный хозяин вернулся, художник вызвал его и сказал, что, если не получит задатка, делать копию не будет. Гнусняк долго отнекивался, доказывая, что, пока Крюков работает и живет в Малаховке, деньги ему не нужны. Художника кормят и поят. Но Крюков уперся:

– Я не верю, что получу с тебя хоть копейку, когда закончу работу.

Гнусняк скривился и принес пять сотенных бумажек. Крюков просил больше, но и пятьсот долларов его порадовали.

После разговора с Катей Злата собралась и уехала в Москву. Вернулась она часов в пять. Самсона еще не было, и Катя, спускаясь на кухню, видела, как девушка и горбун прогуливаются по саду. «Неужели она и впрямь решила принять любовь Квазимодо?» – подумала Катя и удивилась, как помолодел Тарзан. Каким ярким светом горели его глаза!

Утром приехал Стас Журов, и на его машине Катя и Крюков отправились в Москву. Квартира профессора находилась в высотном доме на площади Восстания. Катя раньше никогда в таких домах не бывала. Огромный холл, покрытый коврами, суровый лифтер, лифт с зеркалом – все было для девочки в новинку. Крюков на эти чудеса особого внимания не обращал. Квартира профессора Вишнякова была хоть и велика, но холл перед квартирой и лифтом был гораздо больше. Профессор, невысокий сухой старик, энергичным жестом распахнул перед Катей дверь и провел их с художником в гостиную, сплошь завешанную картинами и заставленную бронзовыми скульптурами. Крюкова профессор знал, а на Катю поглядел с нескрываемым любопытством. Закончив осмотр, сощурился и ехидно спросил: