Король-Демон - Банч Кристофер - Страница 91

Я не ошиблась, сказав еще много месяцев назад, что мне очень повезло.

– Нет, – возразил я, – это мне повезло.

– Быть может, когда-нибудь твои слова станут правдой, – прошептала Алегрия, переворачивая меня на спину.

– Так, это было один раз, – сказала она, вставая на колени и начиная ласкать мой член. – Вот, малыш, что значит так долго не тренироваться. Как ты быстро утомился. Тебя надо немного подбодрить.

Облизнув языком кончик члена, она оттянула крайнюю плоть и осторожно провела зубами по головке. Ее язык прикасался ко мне тут, там, а руки тем временем поглаживали яички и нижнюю часть живота. Мое естество опять затвердело в готовности, а Алегрия скользила ниже и ниже, забирая его в рот, проводя по нему шершавым языком. И снова весь мир закружился передо мной. Настала моя очередь вскрикнуть от наслаждения. Алегрия, подняв голову, сглотнула.

– Настоящее семя гораздо вкуснее всего того, что нам давали на занятиях, – заметила она. – По крайней мере, это относится к твоему.

Приподнявшись, я поцеловал ее.

– Два раза, – улыбнулась Алегрия.

Мы лежали рядом, лениво лаская друг друга, наслаждаясь теплом огня в камине и жаром невидимого пламени, бушующего в нас.

– Буду я похож на дурака, если скажу, что люблю тебя? – спросил я.

Алегрия изумленно раскрыла глаза.

– Н-нет. Конечно же нет. Но...

– Что?

– Я... Этого не должно быть... Проклятие, я растерялась!

У нее навернулись слезы, но она решительно вытерла глаза.

– Извини, – неудачно пошутил я. – Я больше никогда не произнесу эти слова.

– Не будь ослом. – Алегрия глубоко вздохнула, собираясь с силами. – Дамастес, я тебя люблю.

– Хорошо, что мы пришли к единому мнению. Мы поцеловались.

– Знаешь, когда я в тебя влюбилась? – спросила Алегрия. Я покачал головой. – В ту самую первую ночь, когда ты выбросил таблетку в окно.

– Так, обожди-ка минутку, – возразил я. – Бессмыслица какая-то получается. Я же сказал, никаких цепей, так что...

– А я добровольно надела их на себя. Но только кто сказал, что любовь – это цепи?

Скорчив гримасу, я промолчал.

– Забудь о ней, – сказала Алегрия. – Все это прошло. Осталось позади. Думай о чем-нибудь другом.

– Ну хорошо, – смущенно протянул я, все же охваченный любопытством. – У меня есть к тебе один вопрос, но тебе необязательно на него отвечать. Помнишь, в первую ночь ты порезала себе палец, чтобы никто не сплетничал о том, чего не было.

– Да. И что?

– Но сегодня мне показалось... я почувствовал, что ты впервые занималась любовью.

– Кажется, ты говорил, что вырос в деревне.

– Это действительно так, – подтвердил я. – Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору?

– Разве ты не слышал шутку про бедную девушку, любившую сеновалы и деревенских парней, которых она там встречала? А потом один богатый старый крестьянин решил на ней жениться, но только в том случае, если она девственница?

Я действительно слышал подобные шутки, неизменно заканчивавшиеся тем, что какой-нибудь молодой парень оказывался в том месте, которое старый богач считал своей собственностью.

– Слышал.

Как верно заметила Алегрия, многим доводилось попадать в эту затруднительную ситуацию. Но мне вдруг стало смешно.

– Значит, во время церемонии посвящения в полноценные далриады тебе пришлось стоять навытяжку, в то время как акушерка накладывала швы на одно определенное место?

– Да нет же, идиот! Это было сделано с помощью магии.

– Так-так. Теперь все встало на свои места, ибо ты, несомненно, обладаешь определенными талантами, которых, на мой взгляд, нельзя встретить у девственницы.

– Это входило в мое обучение, – призналась Алегрия, заливаясь краской. – Я обратила внимание, что ты заглянул в ту комнату с... мы их называли «соломенными лошадками». Как только девочки достигают определенного возраста, их знакомят с этими чучелами и заставляют учить множество позиций. Все то, что изобрели вы, похотливые мужчины, и еще две. Настал мой черед покраснеть.

– Да, – продолжала Алегрия. – Эти чучела использовались именно для того, о чем ты подумал. Мы также занимались и с другими учебными пособиями, как с большими, так и с маленькими. Маленькие мы называли лиджами, принцами, так как нам было известно, что чем старше и знатнее мужчина, тем крохотнее его игрушка.

– По-моему, вам преподавали чистую механику, без капли романтики. Не говоря о том, что вам должно было быть больно.

– О, сестры далриады совсем не варвары, – успокоила меня она. – Первым делом, когда мы еще были совсем маленькие, нас научили удовлетворять самих себя. Затем нас обучали другим искусствам. Частично занятия проходили во сне. Один такой сон я запомнила очень хорошо. Тогда мне было, наверное, лет тринадцать. Мужчина был высокий, с пышной черной бородой, щекотавшей мне грудь, когда он на меня лег. Он доставил мне незабываемое наслаждение, и, когда я проснулась, у меня между ног было мокро, как будто я действительно познала мужчину. Но когда я поняла, что на самом деле никого не было, у меня чуть не разорвалось сердце. Исцеление пришло лишь на следующую ночь, когда колдуньи-далриады снова прислали мне чернобородого красавца.

Я рассказала о нем одной своей подруге, и та, рассмеявшись, сказала, что он и ее навещал в эту ночь. Я была настолько глупа, что испытала ревность. На самом деле сны приходили циклами, и все мы одновременно изучали одни и те же вещи. В других снах являлись другие мужчины. Не только мужчины, но и женщины. Иногда их было несколько.

Большинство из нас время от времени принимали настоящих возлюбленных – взрослых женщин или своих подруг. У далриад существует традиция: старшие учат младших. В течение нескольких недель мы с Зелен, той женщиной, которую ты видел, жили друг с другом. Тогда мне это не казалось чем-то плохим; не кажется и сейчас. Я читала, что люди стараются найти удовольствие, где только могут. Даже заключенные утоляют похоть друг с другом, разве не так?

– Не знаю, – сказал я. – Мне еще никогда не приходилось сидеть в тюрьме.

– Еще я читала, что солдаты, когда у них нет девственниц, которых можно обесчестить, и армейских шлюх, тайком прибегают к услугам своих собратьев, не обращая внимания на то, какое их за это может ждать наказание.

– Это действительно так, – подтвердил я. – Но в Нумантии нет никакой необходимости держать это в тайне. Разве может быть противозаконным что-то естественное?

– В Майсире все по-другому, – сказала Алегрия. – Подобное допускается только в тех случаях, когда это необходимо для того, чтобы уничтожить врага.

– Давай переменим тему, – продолжала она. – Надеюсь, ты понимаешь, что я не должна была ничего тебе рассказывать.

– Это еще почему?

– Вспомни, я ведь... я была девственницей, а это главное в далриаде.

– Ты хочешь сказать, что мужчина, которому... дарят далриаду, – эти слова дались мне с огромным трудом, – должен свято верить, что все ее мастерство, все то, что она умеет вытворять со своим телом, является даром богов?

– Именно так. В первую очередь Джаены.

– Клянусь своим богом-обезьяной Ваханом, какие же мужчины глупые! – воскликнул я.

– Возможно, но некоторых из них я нахожу очень милыми. И о них стоит заботиться.

Я находил Алегрию близкой к совершенству, с каждым днем все сильнее в нее влюбляясь. Самым большим ее недостатком было то, что она абсолютно не умела готовить. И не потому, что не понимала природы продуктов – это входило в курс обучения далриад, – а потому, что она просто не считала нужным быть аккуратной. Чуть больше соли, чуть меньше специй, чуть дольше подержать в печи, чуть меньше помесить – Алегрия не задумывалась о таких пустяках.

– Но в конце концов, – как-то заявила она, – далриада вовсе не обязана уметь готовить. У благородных господ, для которых мы предназначаемся, всегда есть повара, чтобы приготовить еду, и слуги, чтобы принести ее в постель. Только неотесанный варвар может затащить такой нежный цветок, как я, в суэби и заставить его заниматься такой грязной работой, как чистить горшки!