Месть ведьмы (СИ) - Гарин Александр Олегович - Страница 35

   Меж тем, к тому моменту, когда опомнившийся священнослужитель, сделав необходимые приготовления, начал обряд, в храме было не протолкнуться. Те кметы, которым не хватило места внутри, толкались на улице, давили друг другу на плечи, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть. Большее любопытство вызывала непонятная невеста комеса, под десятками обращенных на нее взглядов уже долгое время алевшая ушами. Сам рыцарь, хоть и улыбался, также выглядел достаточно смущенным.

   - ... Илоня! Илоня! Где ж тебя угораздило запропасть?

   Подобрав край расшитой юбки, молодая кметка остановилась посреди улицы, прикладывая пухлую белую руку к глазам. В обе стороны клубилась взбитая десятками босых ног сухая пыль. За соседским забором мекнул козел, зыркая на женщину желтым глазом. Почти на каждом дворе возилась живность. Куры беспрепятственно ходили в сенях и горницах, копошась на полу. Неприсмотренная скотина мычала в хлевах или, как козел, углядев откинутый плетень в огород, ринулась на грядки.

   Почти вся деревня собралась у храма. Не пошли только совсем немощные или увечные старики, да детишки, оставленные успокоенными матерями, и сладко посапывающие в люльках.

   - Илоня!

   В конце улицы, взбивая прилегшую было пыль, показалась растрепанная светловолосая девочка лет шести. Просторная вышитая рубашонка билась по ветру, расплетенные косы прыгали по плечам. Перед собой, прижимая обеими руками к груди, она держала большую расписную миску.

   - Горе ты мое, - пожурила кметка, выхватывая посудину из рук дочери. - Чего возилась-то столько?

   - То не я, - шмыгнув носом, отозвалась Илоня. - Бабушка долго монетки искала. Наказала, штоб ты, мамка, вперед шла. У ней ножки болят, пока дочапает... а правда, - девочка ухватилась за руку кметки, изо всех сил волоча ту к темнеющему над крышами храму, - што наш комес такой красавец? А невеста его какая? А долго они здеся пробудут? Грят, старый Бажен уж так напужался, так напужался! А комес ему сказал...

   - Тише ты, поветрулся, - пригладив дочку по волосам, рассмеялась женщина, - сама увидишь, как придем.

   - Скорее бы!

   Привстав на носочки, Илоня вытянула шею, с беспокойством разглядывая плотное кольцо спин, загородивших подходы к храму. Соседские мальчишки наверняка успели пробраться поближе, и теперь видели все самое интересное. Илоня надула губки. Пока бежала к околице за миской с пшеном, каких только слухов не нахваталась. Отовсюду к храму торопились жители деревеньки, над улицами плыл удивленный, а местами и встревоженный гомон. Вельможного комеса здесь если и ждали, то только проездом и в паре лиг от крайнего домишки.

   - Мамка, а можа он у нас останется? - прыгая на одной ноге, спросила Илоня. Рукой, не цепляющейся за материнскую юбку, она все пыталась выбрать прилепившуюся к пятке колючку. - Бабушка сказала, што как вемь.. вемльё.. вей-ль-можа, - по слогам прочитав непривычное слово, приободрилась девочка, - женится, так сразу гулянья начинаются? Правда, ма?

   Прижав к груди миску с пшеном и мелкими потускневшими монетками, которым в окрестных деревнях и городах не было ходу кроме как из рук в руки в пределах нескольких семей, женщина налегла плечом, расталкивая зевак в последнем ряду.

   - Ишь растопырились, окаянные, - отдуваясь и давя округлым, плотным плечом, говорила она. Следом, словно утенок, пробиралась Илоня, шустро перебирая ногами, пока сапоги и лапти не отдавили голые пальцы. - Дайте пройти, штоле... глазеть все горазды. А ну как комеса привечать с молодой женой будете?

   Впереди, по скученной толпе прошло движение. Вид выглядело так, словно над головами, ряд за рядом, проносили тяжеленный молот, и кто успевал, тот нырял под него, подаваясь вперед.

   - Идут! - Пронесся чистый, пронзительный голос. Ряды стали теснее, качнулись, возбужденно шумя.

   Из храма, через распахнутые двери, потянуло жжеными можжевеловыми ветками, и следом, вторя, а затем и подхватывая выводимую надтреснутым голосам служительниц Хелтиса, грянула здравица.

   - Не вижу! - Со слезами в голосе заголосила Илоня, крутясь, точно уж, между прижавших её тел и материнским боком. Слезы закапали из распахнутых голубых глаз, оставляя на припорошенных приставучей пылью щечках светлые точки-горошинки.

   - Кто же плачет в свадебку? - Хохотнул над головой хриплый бас. Вздернув заплаканное личико, Илоня увидела над собой улыбающееся, заросшее до самых глаз буйной бородой лицо деревенского кузнеца Лешича. - Нут-ко, иди сюда, егоза.

   Протянув похожую на лопату руку, тот легко подхватил девочку, поднимая высоко над толпой. Другой рукой, уверенно, но без жесткости, кузнец расчищал путь перед матерью Илони. Вцепившись обеими руками в жесткие курчавые волосы Лешича, Илоня как зачарованная глядела перед собой.

   - Держи монетки!

   Прямо под рукой оказалась поднятая матерью миска. Круглые белые и коричневые зернышки катались от стенки к стенке, выбрасывая на поверхность медяно-блескучие, крошечные монетки.

   В толпе зачастили благостницу паре. Басовито вступили мужчины, певуче - пронзительно вплелись женские голоса. Зачерпнув из миски полную пригоршню зерна, Илоня так и осталась сидеть с широко открытым ртом.

   На пороге храма, накрыв ладонью руку молодой жены, стоял комес, и солнце путалось у него в волосах, расцвечивая голову выжигского владыки жарким рыжим пламенем. Вокруг, застревая в кудрях самого комеса, тяжелой косе его жены, оседали зернышки риса, разбрасываемые женщинами с расписными мисками в руках.

   Прижав ручку к груди, Илоня несколько секунд слышала лишь собственное трепыхающееся как птичка, сердце.

   - Вижу! - Справившись с застывшим от восхищения голосом, закричала она. - Вижу!..

  ***

   Костер догорал, разбрасывая последние отблески по утоптанной каменистой земле. В глубине леса, укрывшись среди листвы, ухала сова. Вытянув из кучи хвороста ветку подлинее, одна из закутанных в плащи фигур поворошила угли. Язычки пламени стали длиннее, с жадностью поглощая неожиданную подачку.

   Ночь шла на убыль, до рассвета оставалась пара часов, и вольными стрелками - как иногда называли себя люди в темных, под цвет леса, плащах - понемногу стало овладевать то нетерпение, что присуще всякому долгому пути.

   - Осталось там глотнуть чего? Не к чему хранить, допьем, пока ночь тиха.

   Сидевшие вокруг костра передавали по кругу большую плетеную бутыль, поочередно прикладываясь к горлу. Терпкий солод, сваренный третьего дня, гнал кровь быстрее по жилам, наполняя тело приятным теплом.

   О дороге не говорили. Каждый знал, в какую сторону направится, едва небо над лесом затеплится розовым. Часть лесных уходила на север, за Выжицу, часть отправлялась в Крестовичи; тамошние купцы, по слухам, ходили караванами, ничуть не заботясь об охране, а кошельки у них были так туги, что одной добычи хватило бы всей разбойной братии на пару месяцев разгульного житья.