Имперский колдун - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 46

Брызнули мозги, кровь, залепив глаза Эхарду, а когда разбойник проморгался, увидел, что в живых остались только он да Гирман, который попытался влезть в фургон с тылу, прорезав толстую ткань засапожным ножом.

Эхард прожил не намного дольше своих людей. Прежде чем он что-то успел сказать или просто крикнуть, сверкающая полоса металла разрубила его до самого сердца, наискосок, с таким хрустом, будто умелый лесоруб обрубил тонкие сухие ветки со ствола дерева.

Не повезло и последнему оставшемуся в живых негодяю – как только он прорезал ткань, накрывавшую фургон, и сунулся внутрь, перевалив половину туловища через деревянный борт, почувствовал резкий укол в затылок, будто ужалило огромное насекомое. Парализованный Гирман оставался в живых еще минуту, пока Шаус, обежавший телегу и зашедший с тылу, не разрубил его пополам, как трухлявый пенек.

– Ну ты и завизжала! – Шаус вытер забрызганный красным лоб тыльной стороной руки и с неудовольствием воззрился на испачканное запястье. Он был очень чистоплотным человеком, как и положено пекарю, а потому не терпел никакой грязи.

– Я думал, тебя схватили! Ловко ты его подколола, все-таки не врала, когда говорила, что умеешь обращаться со своим игрушечным кинжальчиком!

– Никакой не игрушечный! – обиженно шмыгнула носиком Лора и, аккуратно вытерев небольшой, острый и тонкий, как шило, клинок, убрала его куда-то в складки платья. – Этот клинок мне дала мама и сказала, что, возможно, он спасет не только мою честь, но и саму жизнь! Убери отсюда эту гадость! Он на меня смотрит! Брр… Что касается визга – это оружие женщины! Я выиграла пару секунд, чтобы достать кинжал и ударить.

– М-да… даже я вздрогнул! Милая, ты год от года открываешься мне с новой стороны! Вот если бы ты еще не была такой упрямой…

– Ну давай, секи меня, секи! – поджала губы Лора. – Согласна, не нужно было ехать на север, ошибка… и что теперь – вечно меня пинать? Мужлан! Вот говорила мне мама – не выходи за него замуж! А я… люблю тебя, грубый, неотесанный мужлан! Зверь!

Женщина рассмеялась и, притянув к груди голову мужа, опершегося на борт фургона, крепко обняла:

– Какой ты все-таки у меня молодец! Ты лучший мужчина на свете! Ты… ты…

– Говори, говори! – рассмеялся Шаус. – Люблю тебя слушать! Особенно ЭТО.

– Все, ни слова больше! А то зазнаешься! – хихикнула Лора и, посерьезнев, замолчала. Настроение у нее резко испортилось, и уже убитым голосом женщина спросила: – Ну и что нам делать? Мы сколько уже проехали – ни одного намека на то, что он был здесь! Никто не видел, никто не знает – так ведь не бывает, правда?

– Всякое бывает, – тоже нахмурился Шаус, легко, как охапку дров, поднимая тяжеленный труп разбойника и сбрасывая его со склона горы, в которой, собственно, и был выбит тракт. – Но, если он жив… что я говорю?! Жив, конечно, нашего мальчика не так просто убить, он шустрый малый, я знаю! Так вот, если бы он шел тут, кто-нибудь его бы запомнил, это ты верно сказала. А раз никто не видел – значит, он тут не шел. Но ведь куда-то Илар пошел? Говорил я тебе… а ты – «Мой мальчик никогда мне не врал! Раз сказал – на север, значит – на север!»

– Он и правда никогда не врал, – грустно сказала Лора, и предательская слеза выкатилась из ее левого глаза. Примеру левого последовал и правый, и скоро женщина горько плакала, роняя слезы на колени, обтянутые зеленой тканью.

– Он вырос, милая, – кивнул Шаус, собирая клинки разбойников. «Ну не бросать же их. Они денег стоят. И немалых!» – Когда-то наступает момент, и дети уходят от родителей. Я бы на его месте поступил так же. И зря ты меня не послушалась, сейчас бы уже были в столице. А теперь… дальняя дорога. Он там, уверен. Едем туда!

– Едем… – бесстрастно повторила Лора. – Только мне туда не хочется. Я порвала со столичной жизнью, заставила себя не думать о ней, вычеркнула из памяти всю родню… и все теперь заново! Беспутные, злые братья… отцовский дом, где я не была счастлива. Одна мама меня любила, но я убила ее… убила!

– Перестань! – досадливо поморщился Шаус. – Сколько раз мы с тобой говорили на эту тему, и ты опять начинаешь! Никого ты не убивала! Не нужно говорить ерунды и разбрасываться такими словами! Убила она… вот сегодня мы и вправду убили кое-кого, да. Теперь ты знаешь, как это выглядит. А несчастная старушка, которая померла восемнадцать лет назад, скорее всего умерла своей смертью! И все тут!

– Я даже не похоронила ее. – Лора снова заплакала, тихо, без шумных рыданий и стонов. – Уехала, оставив маму на этого подонка! Может, он вообще бросил ее крысам! С него станется! Измучил меня этими сокровищами! Откуда я знаю, где они? Кстати, мама не была старушкой! Женщина в самом расцвете сил!

– Во-первых, прости, но твоей маме уже все равно, что сделают с ее телом. Мертвецы, как ни странно, не очень волнуются, даже если из них сварить похлебку. Что так, что эдак – тело кто-нибудь сожрет, черви, крысы, кто угодно. Даже если его хорошенько забальзамировать. Во-вторых… хватит и первого. Ты ее не убивала, а если она разволновалась и померла, значит, так боги судили. Дороги богов неисповедимы.

– Ффу… милый, ты так и не избавился от своих уснарских шуточек! Меня даже затошнило!

– А я и не шучу. Когда я помру, столкни мой труп ногой в канаву – мне будет уже все равно. Ладно, ладно, не делай такое лицо! Поставишь мне памятник – только не с этой железякой, а с пирогом в руке! Я считаю, самое лучшее в мире дело – кормить людей. Чем больше сытых людей, тем меньше в мире зла. Вот!

– Иди сюда, мой философ! И ведь никто не знает, что за твоей камнедробильной внешностью скрывается такой… добряк. Илар весь в тебя! Такой же добрый мальчик.

– Хорошо, что он только добротой в меня, а внешностью в тебя!

– Глупый… для меня ты самый красивый на свете!

Шаус улыбнулся и поцеловал жену. Затем сложил оружие в фургон, накрыл его мешковиной, сел на облучок и, взяв в руки вожжи, хлопнул ими, одновременно поворачивая лошадь назад, обратно.

– Все. Хватит. В столицу! Будем сидеть там и ждать, пока Илар появится. Денег у нас хватает, куплю или построю пекарню, будем зарабатывать деньги, жить и… в общем, все будет хорошо. Не плачь, появится Илар, уверен.

– Хорошо, что уверен, – вздохнула Лора. – Мне бы твою уверенность… у ручья остановимся, вымоешься, хорошо? А то ты весь в крови…

– Кстати, как ты научилась так ловко пырять своим шилом? И где ты его взяла? Никогда не видел у тебя этого кинжальчика.

– Мама дала. Когда у меня начались крови. Сказала, что я должна уметь защитить себя, как всякая порядочная девушка. Мало ли на свете грубых мужчин, желающих добраться до моего тела! Мама была молодец, жалко ее. Очень жалко. Папу я не знала, он умер еще до моего рождения, а мама для меня была всем. Братья ведь мне сводные. Папа женился на маме, когда у него уже были дети. Противные, надо сказать. Вечно издевались надо мной… то кольнут, то ущипнут, то стукнут… потом мама им задала, когда увидела синяки.

– Ты уже рассказывала. И не один раз. Давай не будем о плохом, хорошо?

– А я не только о плохом… я маму вспомнила. А она была хорошая. Ну ладно. Давай о хорошем. Помнишь, как мы с тобой познакомились?

– Еще бы не помнить! – Шаус радостно хохотнул и подмигнул Лоре. – Здорово тебе тогда досталось, да?

– Еще бы! Я перепугалась… едва не… хмм… в общем, чуть не описалась, как маленькая девочка! Нет, ну ты только представь, что я чувствовала в тот момент, – я иду себе, беседую с воспитательницей о возвышенных вещах, о духовном, о богах, о душе человека, обретающей покой соответственно его деяниям, о птичках и рыбках, обо всем, что важно для воспитанной девушки, интересующейся миром. И вдруг – на меня падает бездыханное тело с разбитым носом! Вот как должна отреагировать на это порядочная девушка?! А еще – из окна на меня смотрит веснушчатая физиономия и ревет: «Сучья рожа! Как ты посмел поднять руку на уснара?! Да я тебе… вырву!»

– Как должна отреагировать? Завизжать, конечно, – хохотнул Шаус. – Ты так визжала, что, во?первых, я оглох, во?вторых, решил, что изувечил важную госпожу, потому что только важные, родовитые госпожи могут так страшно визжать. Обычная горожанка просто обложила бы меня матом, и все! Надо отдать тебе должное – ты быстро затихла и спокойно спросила: «Не могли бы вы убрать с меня это?! Он пачкает мне панталончики! А этот урод и правда уткнулся тебе между ног и все перепачкал! Кстати, – помню твои ножки – у-у какие славные! Тогда я в тебя, похоже, и влюбился!