Политическое цунами - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 38

Подлинный, всечеловеческий проект «Модерн» имеет всеобъемлющее всемирно-историческое содержание. Он духовно полноценен. Под предводительством его адептов человечество способно двигаться к новому идеалу. Враги такого Модерна хотят сокрушить не способ производства, дающий высокий процент роста тем или иным странам (как в сегодняшних Китае или Вьетнаме), а Идеал — «Девятую симфонию» Бетховена, как сказал один из врагов Модерна.

У Томаса Манна в «Докторе Фаустусе» главный герой говорит: «Я понял, этого не должно быть». — «Чего не должно быть?» — «Доброго и благородного, того, что зовется человеческим. Того, во имя чего штурмовались бастилии и о чем, ликуя, возвещали лучшие умы, этого не должно быть. Я его отниму». — «Что ты хочешь отнять?» — «Девятую симфонию». То есть идеал свободы, равенства и братства. Не уровень производства (8 % роста ВВП или 6 %), а Идеал — метафизический и политический (свобода, равенство, братство).

Суррогатный, реликтовый, римейковый Модерн, став макрорегиональным или мозаичным, рискует потерять полноценное всемирно-историческое содержание. И превратиться из средства легитимации — в средство оптимизации, средство победы в той или иной (экономической, геополитической) конкуренции.

Если такой модерн будет низведен только к удовлетворению потребности в материальном процветании, то он окажется устойчив лишь до момента завоевания этого процветания. А это наложит отпечаток уже на нынешнюю фазу его продвижения к искомой, стратегически явно недостаточной цели.

В самом деле, в том же Китае, например, огромное количество людей работает за относительно низкую зарплату, потому что есть традиционное общество, в котором уровень жизни еще резко ниже, нежели тот, который обеспечивает такая зарплата.

Поднимая людей до Модерна из традиционного общества, им можно дать в 10 раз больше. И это все равно будет гораздо меньше, чем в Европе и США. Подобное именуется «топкой модерна». Берется человеческий ресурс из традиционного общества, перемещается в Шанхай, и там используется весьма и весьма эффективно. Но — до поры, до времени. Пока работник не перестает стимулироваться угрозой возврата в нищету традиционного общества. Как только все традиционное общество окажется переработано в «топке модерна», работник перестает стимулироваться этой угрозой. И Модерн начинает захлебываться.

В России было проведено несколько крупных трансформаций, близких по своему содержанию к модернизации. Речь идет о трансформациях при Петре Великом, при Столыпине, Сталине, даже Хрущеве. В России нет традиционного общества. А значит, нет и ресурса для «топки модерна».

В Индии, Китае или Вьетнаме такой ресурс есть. Но он не беспределен. И стратегические проблемы начнутся намного раньше, чем этот ресурс будет исчерпан.

Еще раз подчеркнем, что с момента, когда Запад вышел из проекта «Модерн», не предложив миру и не приняв от мира нового стратегического проекта, в котором сочетаются гуманизм и развитие, Модерн утратил всемирно-историческое значение.

Оговорив это, обсудим вкратце так называемый Контрмодерн. Укажем при этом, что Контрмодерн — это не возврат мира к идеалам высокого Средневековья (Премодерна). Потому что в ту историческую эпоху идеалы зажигали сердца и двигали вперед. Они обладали всемирно-историческим смыслом. Они по-настоящему воодушевляли. Они несли с собой новые возможности для людей. В них было высокое гуманистическое содержание.

Контрмодерн выхолащивает из Премодерна все высокое и оставляет только скорлупу, форму, лишенную животворящего содержания. Контрмодерн — это во многом искусственная конструкция, призванная обеспечить жизнь части человечества в состоянии фундаментального неразвития. То есть в состоянии гетто.

Контрмодерн развивается по постмодернистской социотехнологии — за счет регресса, архаизации. Контрмодерн — это вторичная и еще более последовательная колонизация периферийных народов, возвращение этих народов в состояние вечной периферии. Это своего рода «мировая деревня» при «мировом городе». В какой бы стране мира Контрмодерн ни реализовывался, это всегда поразительно напоминает нацистский план «Ост» по порабощению славян и других «неполноценных» народов.

Процесс демонтажа СССР, который маркируется символом падения Берлинской стены, обернулся для народов СССР очень и очень многим. Налицо, в том числе, и признаки регресса, вторичной демодернизации, архаизации, то есть того, что свойственно Контрмодерну.

Так может быть не зря Абдул Азиз бин Абдулла аш-Шейх — главный муфтий Саудовской Аравии, высокое духовное лицо ислама — говорит о том, что процессы так называемого «глобального политического пробуждения» (оно же — глобальная демократическая революция, оно же — «перестройки»-1, -2, -3 и так далее) запустят регресс и деградацию (а значит, Контрмодерн) на территории Большого Юга (или существенной его части)?

Если первая фаза смены глобальной архитектуры (крушение социалистического лагеря и распад СССР) породила первую волну Контрмодерна, а вторая фаза породит вторую волну все того же Контрмодерна, то можно ли говорить о случайности происходящего? Сколько фаз должно состояться для того, чтобы происходящее перестало казаться, как минимум, стопроцентно случайным?

Контрмодерн на определенной части земного шара — вот к чему последовательно ведет элита, занятая созданием новой глобальной архитектуры, сформированной на основе демонтажа Модерна.

Теперь о Постмодерне. Постмодерн — это не культурный изыск, а самый мощный и эффективный за всю человеческую историю способ дегуманизации, расчеловечивания. Он отменяет все исторические константы, подлинность, смысл, историю. Он открыто настаивает на том, что даже проект «Человек» подлежит полному демонтажу. То есть он настаивает на отмене единства вида homo sapiens, единства рода человеческого.

Но если человеческий род не един, то можно любым способом корректировать, например, численность населения. Весьма серьезными людьми обсуждаются крайне радикальные схемы подобной корректировки. Но главное, что сама идея корректировки становится легитимной. Если часть человечества — это «почти что люди», то почему нельзя корректировать поголовье таких «особей»? Откуда муки совести при подобной корректировке? Ведь эти муки не беспокоят животноводов, корректирующих поголовье крупного рогатого скота!

Постмодерн — это мягкий, но очень эффективный неонацизм. Тот самый неонацизм, который в эпоху Французской революции был предложен якобинцам знаменитым маркизом де Садом. В своем обращении к французскому Конвенту маркиз де Сад очень внятно пишет о том, как надо устроить общество на принципах антигуманизма. Якобинцы, как адепты подлинного Модерна, тогда решительно отвергли постмодернистские изыски маркиза. А многие нынешние постмодернисты объявили де Сада своим великим предтечей.

Постмодерн празднует победу над подлинным Модерном и его советской альтернативой. Это вызов дегуманизации — страшный вызов для всего человечества.

Постмодерн в ядре («мировом городе») и Контрмодерн на периферии («мировой деревне») — вот одна из формул новой глобальной архитектуры. Принятие такой формулы знаменовало бы собой союз постдемократических постмодернистских элит с радикальным исламизмом, как частным проявлением Контрмодерна, регресса, архаизации.

До сих пор сама возможность такого союза кажется абсолютно дикой, потому что исламские архаизаторы проклинают и либерализм, и США, и Запад как целое. Но поскольку США и Запад как целое не имеют эффективных средств противодействия экономическому (а значит, и политическому) росту того, что мы назвали «суррогатным, реликтовым модерном», в дальневосточном регионе вообще и в Китае в частности, то такой союз может возникнуть просто от безысходности.

Вновь подчеркнем, что прецеденты таких союзов — налицо. Что именно такие союзы с исламизмом заключались не раз — и против Российской империи (в Средней Азии и на Кавказе), и против Османской империи (ваххабиты), и против СССР (в Афганистане), и против Индии (с Пакистаном). Новое — не в самом таком союзе, а в степени его масштаба и стратегичности.