«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Юров (Корд) Роман - Страница 44

Полк вновь сменил место базирования, летая теперь с полевого аэродрома, расположенного километров на сорок западнее Мариуполя. Места вокруг были тихие и красивые, летное поле располагалось прямо за околицей, превращая аэродромную жизнь в этакую деревенскую пастораль. Технический состав активно помогал ближайшему колхозу в уборке картошки и подсолнечника, летчики отдыхали, учились.

Летали немного. Из-за наступления начались перебои с поставкой бензина и, самое главное, с запчастями. И пусть потери за последнее время были невелики: одну машину потеряли сбитой, пилот – молодой летчик из первой эскадрильи погиб, еще одну «лавочку» списали после аварийной посадки – за неполный месяц боев полк сточился. Исправными оставалось полтора десятка истребителей – полторы эскадрильи, остальные стояли на приколе – не было запчастей, и взять их тоже было неоткуда. Шаховцев посерел, осунулся, но помочь не мог ничем – их полк был единственным на юге, летавшим на «Ла-5». Для поддержания боеготовности оставшихся машин инженер безжалостно «каннибализировал» неисправные самолеты, носился по тыловым складам, но провернуть жернова бюрократической машины и выбить запчасти ему пока не удавалось.

Впрочем, даже такому куцему полку командование нашло гору мелких, но посильных задач. Сопровождать наши транспортные самолеты, прикрывать передний край, летать в Крым на разведку. Для разведки из дивизии притащили какую-то хитрую английскую фотоаппаратуру и установили ее на самолет комполка. Аппарат оказался громоздким, здоровенным, а узнав, сколько он стоит в фунтах, Виктор присвистнул – даже для его времени это была неплохая сумма. Ценность фотооборудования знали и на верхах, буквально замучив инструктажами о нежелательности любых случайностей с оборудованием. Впрочем, Саблину ответственности удалось благополучно избежать – при вылете на Севастополь он попал под такой плотный зенитный огонь, что не выдержал и сошел с курса. В итоге фотопланшет не получился, Виктора дрючили и песочили, но на фотографирование больше не посылали. Его это устраивало – идти строго по ниточке, когда небо вокруг полосуют сотни зенитных снарядов, оказалось выше его сил. Поэтому на такие задания он стал летать в паре с Шубиным. Никакого другого ведомого тот брать не хотел, а Виктора такое устраивало, их слетанность была, наверно, лучшей в полку.

Сам он постоянного ведомого не имел. Натаскивал молодежь, летая то с Остряковым, то с Самойловым. Рябченко, вымоливший себе прощение, вновь стал ведущим и в редких полетах вел себя послушным паинькой. Но сейчас летели именно «старики», ветераны…

Он дважды обошел самолет, проводя предполетный осмотр, потом несколько раз проверил по карте маршрут, залез в кабину, но, не высидев и минуты, выбрался обратно. Команды все не было, и Саблин ходил кругами, пытаясь сдержать волнение. Настроение почему-то было отвратительным, лететь не хотелось совершенно.

– Витька, – от соседнего самолета донесся сварливый окрик Шубина, – ты где тута шляешься? Поехали…

Сегодня они летели для разведки и фотосъемки станции Джанкой. Летели высоко, над морем стояла густая, многослойная и высокая облачность, и из-за риска обледенения пришлось забираться почти на шесть километров. Отсюда открывался чудесный вид. Внизу белым ковром лежали облака, над ними стелилась дымка: голубоватая с примесью нежно-розового солнечного света. Вот только любоваться этой красотой было страшно. Истребитель над морем окружала гулкая пустота, мотор звучал как-то по-другому, и понимание, что внизу, под этой красотой, одна лишь холодная вода, отравляло сознание.

Они прошли уже большую часть маршрута, но внизу по-прежнему стелилось сплошное море белой ваты. Потом, после Арабатской стрелки, в облаках пошли разрывы, они стали редеть, истаивая, а над самим Джанкоем и вовсе появилось довольно крупное безоблачное «окно». Пара советских истребителей развернулась, заходя на цель с юга.

До объекта их разведки было рукой подать. Джанкой наплывал ровными серыми крышами кварталов, зеленым хаосом окраин. Виктор мельком глянул на тонюсенькие ниточки переплетения железнодорожных путей – станцию выдавали стоявшие над ней шапкой грязно-серые паровозные дымки – и снова закрутил головой, до боли в глазах всматриваясь в далекие столбы облаков. Пока было чисто, никаких черных точек самолетов на фоне этих белоснежных громадин не просматривалось. Это было хорошо. Это означало, что число грядущих неприятностей уменьшается вдвое. Он нырнул под самолет ведущего и, сделав «чи-изз» двойному объективу английской техники, пристроился к Шубину с другой стороны.

– Первый, работаем, – он показал командиру большой палец.

Шубин кивнул, лицо его было бледным и сосредоточенным.

Первый залп лег сзади, чуть выше. Виктор машинально толкнул ручку от себя, немного дал ногу, потом поглядел на шубинскую машину и вернулся на место. Командир был уже на курсе, его истребитель шел не шелохнувшись, невзирая на все воздушные ямы и порывы ветра.

Второй залп лег справа, уже на их высоте, а после разрывы едва не закрыли небо. Самолет стало потряхивать, один раз истребитель ощутимо вздрогнул, в кабину проник запах взрывчатки. Стрельба прекратилась, едва они прошли станцию. Прекратилась одновременно, явно по команде, а из облаков, прямо по их курсу, выскочили темные точки.

– Впереди шестеро.

Шубин не ответил, он только бросил беглый взгляд на своего ведомого и закрутил головой, осматриваясь. Можно было попытаться отвернуть или даже развернуться, но спереди облака были ближе всего, а «мессера» превосходили их в высоте по меньшей мере на километр, так что неминуемо бы догнали. Виктор понял, что командир решил прорываться, в принципе он и сам поступил бы так же.

От первой пары немцев они уклонились легко. Те, проскочив, ушли вперед и вверх, оставаясь над головой. Вторая двойка уже заставила попотеть, а атака третьей совпала с возвращением на арену боя первой пары. Виктор едва сумел вывернуться от пуль невесть как возникшего на хвосте «мессера», с ходу, не целясь, дал очередь по другому, подбирающемуся к Шубину, и заложил размашистую бочку, уклоняясь от новой атаки. Этого противника отогнал комполка, и наступила передышка. Пара немцев разворачивалась, оставаясь за хвостом, над головой висела четверка вражеских истребителей, а вот скорости не было.

До спасительной стены облаков оставалось всего чуть-чуть. Пара «мессеров» болталась позади, но четверка уже свалилась в пикирование. Уйти от них было нереально…

– Бывай, командир. – Виктор рванул ручку на себя, заложив полупетлю и направляя нос своей машины на несущихся немцев. В перевернутом положении, практически не целясь, он дал длинную очередь и успел увидеть, как обстрелянная им пара скользнула в сторону. Совсем рядом блеснули огоньки, мелькнули белесые шнуры трассеров, и два «мессера» пронеслись рядом и потянули наверх. Вроде не попали. Виктор завершил петлю, пытаясь вытянуть к облакам, но на хвосте очень некстати оказалась третья пара. Саблин затянул нисходящую спираль, пытаясь пропустить «мессера» вперед, но те не отпускали, и их размалеванные носы были близко. Очень близко.

– Влево доверни, – услышал он спокойный голос Шубина, – на тебя двое заходят, круче. Тяни, тяни ручку.

Сквозь сумрак перегрузки он увидел, как рядом мелькнули крылья с крестами.

– Отлично, – снова раздался голос командира, – теперь прямо иди, сейчас я их…

«Мессера» не стали подставляться под шубинские шваки и бросили Виктора, уходя в сторону. Сверху уже валилась очередная пара, уклониться Виктор просто не мог, и «лавочка» вздрогнула, разрываемая свинцом. Мотор замолчал. Машина опустила нос, заваливаясь вправо, по глазам больно ударил поток набегающего воздуха, и Виктор торопливо натянул очки. Атаковавшие истребители пролетели от него буквально в нескольких метрах, серые, стремительные, страшные. Краем сознания он успел отметить расписанный победами киль ведущего и намалеванный на борту сдвоенный треугольник. Потом все это поблекло, стертое насущным…