Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара) - Дюма Александр - Страница 154

Десять минут спустя один из слуг барона уже скакал с этим письмом в Анжер, в то время как господин и госпожа де Сен-Люк, в полном одиночестве, покидали замок через потайные ворота, выходившие на самую кратчайшую дорогу к Парижу. Они оставили Диану в слезах и в особенности в большом затруднении, как рассказать барону грустную историю этой дуэли.

Когда Сен-Люк проезжал мимо, Диана отвела глаза в сторону.

— Вот и оказывай после этого услуги своим друзьям, — сказал тот жене. — Нет, решительно, все люди неблагодарны, только один я способен на признательность.

Глава XXVII,

где мы присутствуем при далеко не торжественном въезде королевы-матери в добрый город Анжер

В тот самый час, когда граф де Монсоро упал, сраженный шпагой Сен-Люка, у ворот Анжера, закрытых, как известно, на все запоры, протрубили разом четыре трубы.

Предупрежденная заранее стража подняла флаг и откликнулась такой же симфонией.

Это подъехала к городу Анжеру Екатерина Медичи, в сопровождении достаточно внушительной свиты.

Тотчас же дали знать Бюсси. Тот встал с постели и отправился к принцу, который немедленно улегся в постель.

Арии, исполненные трубачами королевы, были, разумеется, прекрасными ариями, но не обладали могуществом тех, которые разрушили стены Иерихона,[138] — ворота Анжера не отворились.

Екатерина выглянула из кареты, чтобы показаться часовым, надеясь, что ее царственный облик произведет большее впечатление, чем звуки труб.

Анжерские ополченцы, увидев королеву, приветствовали ее, и даже весьма учтиво, но ворота остались закрытыми.

Екатерина послала к воротам одного из своих приближенных. Его там осыпали любезностями.

Но когда он потребовал открыть ворота королеве-матери, настаивая, чтобы ее величество была принята с почестями, ему ответили, что Анжер — военная крепость и поэтому ворота его не могут быть открыты без соблюдения некоторых обязательных формальностей.

Весьма уязвленный полученным ответом, посланец вернулся к своей повелительнице, и тогда Екатерина произнесла те слова, во всем их горьком и глубоком значении, которые позже несколько видоизменил, соответственно возросшему могуществу королевской власти, Людовик XIV.

— Я жду! — прошептала она.

И придворные, окружавшие ее карету, содрогнулись.

Наконец Бюсси, который около получаса наставлял герцога и придумывал для него сотни государственных соображений, одно другого неоспоримее, принял решение.

Он приказал покрыть коня нарядной попоной, выбрал пять дворян, наиболее неприятных королеве-матери, и во главе их отправился парадным аллюром навстречу ее королевскому величеству.

Екатерина начала уже чувствовать усталость, но не от ожидания, а от размышлений над тем, как она отомстит людям, которые посмели нанести ей такое оскорбление.

Она вспомнила арабскую сказку о заточенном в медном кувшине злом духе. В первые десять лет своего пленения он обещал озолотить того, кто его освободит, а затем, обозленный ожиданием, поклялся убить неосторожного, который откроет крышку кувшина.

С Екатериной произошло то же самое. Сначала она обещала себе осыпать милостями тех дворян, что поспешат ей навстречу.

Затем она дала зарок обрушить свой гнев на первого, кто явится к ней.

Расфранченный Бюсси подъехал к воротам и стал приглядываться, словно ночной часовой, который не столько смотрит, сколько слушает.

— Кто идет? — крикнул он.

Екатерина ожидала по меньшей мере коленопреклонения. Один из дворян ее свиты посмотрел на королеву, как бы спрашивая распоряжений.

— Подъедьте, — сказала она. — Подъедьте еще раз к воротам. Кричат: «Кто идет?» Надо ответить им, сударь, это формальность…

Придворный подъехал к самым остриям подъемной решетки.

— Ее величество королева-мать прибыла навестить добрый город Анжер, — сказал он.

— Прекрасно, сударь, — отвечал Бюсси. — Соизвольте повернуть налево. Примерно шагах в восьмидесяти отсюда вы увидите потайной вход.

— Потайной вход! — воскликнул придворный. — Маленькая дверца для ее королевского величества!

Но слушать его было уже некому — Бюсси ускакал.

Вместе со своими друзьями, которые посмеивались втихомолку, он направился к тому месту, где, согласно его указаниям, должна была выйти из кареты вдовствующая королева.

— Вы слышали, ваше величество? — спросил придворный. — Потайной вход!

— О да, сударь, я слышала. Войдемте там, раз так полагается.

И молния, сверкнувшая в ее взгляде, заставила побледнеть неловкого, который невольно подчеркнул, что его повелительнице нанесено оскорбление.

Кортеж повернул налево, и маленькая потайная дверь отворилась.

Из нее вышел Бюсси с обнаженной шпагой в руке и почтительно склонился перед Екатериной. Вокруг него мели своими перьями землю шляпы его спутников.

— Добро пожаловать в Анжер, ваше величество, — сказал он.

Рядом с Бюсси стояли барабанщики, но в барабаны они не били, и алебардщики, но они не взяли свое оружие «на караул». Королева вышла из кареты и, опираясь на руку придворного, направилась к маленькой двери, обронив в ответ всего лишь:

— Благодарю, господин де Бюсси.

Этими словами она подвела итог размышлениям, для которых ей предоставили время.

Екатерина шла, высоко подняв голову.

Но Бюсси вдруг обогнал ее и преградил ей путь рукой.

— Будьте осторожны, сударыня, дверь очень низкая, ваше величество может ушибиться.

— Так что же мне делать? — сказала королева. — Нагнуться? Я впервые вхожу в город подобным образом.

Слова эти, произнесенные совершенно естественным тоном, для опытных придворных имели такой смысл, глубину и значение, которые заставили призадуматься не одного из присутствовавших, и даже сам Бюсси закусил ус и отвел взгляд.

— Ты слишком далеко зашел, — шепнул ему на ухо Ливаро.

— Ба! Оставь! — ответил Бюсси. — Это еще не все.

Карету ее величества с помощью блоков перенесли через стену, и Екатерина снова в ней устроилась, чтобы следовать во дворец. Бюсси и его друзья, на конях, ехали по обе стороны кареты.

— А мой сын? — спросила вдруг Екатерина. — Я не вижу моего сына, герцога Анжуйского!

Она хотела удержать эти слова, но они вырвались у нее в приступе неодолимого гнева. Отсутствие Франсуа в подобный момент было пределом оскорбления.

— Монсеньор болен, государыня, он лежит в постели. Ваше величество может не сомневаться, что, не будь этого, его высочество поспешил бы сам отдать вам почести у ворот своего города.

На этот раз Екатерина была просто величественна в своем лицемерии.

— Болен! Бедное дитя! Болен! — вскричала она. — Ах, господа, поторопимся же… Хорошо ли за ним ухаживают хотя бы?

— Мы делаем все, что в наших силах, — сказал Бюсси, глядя на нее с удивлением и словно пытаясь разобраться, действительно ли в этой женщине говорит мать.

— Знает ли он, что я здесь? — продолжала Екатерина после паузы, которую она с толком использовала, чтобы произвести смотр всем спутникам Бюсси.

— Разумеется, ваше величество, разумеется.

Екатерина поджала губы.

— Должно быть, он очень страдает, — сказала она сочувственно.

— Неимоверно, — ответил Бюсси. — Его высочество подвержен таким внезапным приступам недомогания.

— Значит, это внезапное недомогание, господин де Бюсси?

— Бог мой! Конечно, ваше величество.

Так они прибыли ко дворцу. Вдоль пути движения кареты шпалерами стояли толпы народа.

Бюсси поспешил вперед, взбежал по лестнице и, запыхавшийся, возбужденный, вошел к герцогу.