Наследница огня - Маас Сара Дж. - Страница 73

Быть может, она бы и поддалась искушению, если бы Рован не потянулся за стаканом воды. Вряд ли это кто-то заметил, кроме нее. Фэец умел владеть собой. И все же он слегка поморщился. Ожоги давали о себе знать. Вздувшиеся пузыри лопнули, и теперь любое прикосновение отзывалось сильнейшей болью.

– Так что довольно приключений, – сказал Эмрис, внимательно глядя на принца.

Рован посмотрел на Локу. Парень был готов шумно возражать.

– Договорились, – ответил Рован.

– И больше никаких потасовок.

Рован поймал взгляд Селены. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Мы постараемся.

Кажется, даже Эмрис остался доволен таким ответом.

Усталость обступила Селену со всех сторон, будто каменная стена. Однако сон не шел. Селена продолжала думать о монстре из пещеры. О мече, внезапно появившемся у нее. О кольце, которое она разглядывала целый час, так ничего и не обнаружив. Пусть совсем чуть-чуть, но она научилась управлять льдом. И все же в основном мысли Селены крутились вокруг ее стычки с Рованом и ожогов на его руках.

«У него такая терпимость к боли, что можно позавидовать», – думала она, ворочаясь на холодной койке. А ведь у нее есть мазь. Смертные при таких ожогах побежали бы к целителю. Она поворочалась еще несколько минут, потом встала, обулась, схватила мазь и вышла. Возможно, ей откусят голову. Но не может она спать, чувствуя себя виноватой. Боги, она чувствовала себя виноватой!

Подойдя к двери его комнаты, Селена тихонечко постучалась. Она втайне надеялась, что комната пуста.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

Селена сжалась и толкнула дверь.

Его комната была теплой и уютной. Возможно, чуть старомодной и с потертой утварью. Особенно это касалось ковров на сером каменном полу. Изрядную часть помещения занимала большая кровать под балдахином, застеленная и пустая. Рован сидел за столом перед камином, отделанным резными каменными плитами. Он был без рубашки. На коленях у него лежала карта. Черные крестики отмечали места обнаружения трупов.

Его глаза раздраженно сверкнули, но Селена не обратила внимания. Разинув рот, она смотрела на его татуировку. Узоры покрывали лицо, шею, плечи, левую руку вплоть до кончиков пальцев. Тогда, в лесу, она не особенно приглядывалась к татуировке Рована. Но сейчас искренне восхищалась, разглядывая красивые непрерывные линии. Почти непрерывные, поскольку на запястьях, словно следы кандалов, темнели ожоги.

– Что тебе надо?

Загар на теле свидетельствовал, что Рован немало времени проводил на солнце. Все его мышцы – безупречные, как у статуи, – были испещрены шрамами. Следы нескончаемых сражений, которые он вел по приказу Маэвы. Он сотнями лет шлифовал свое тело. Тело воина.

– Я подумала, тебе это пригодится.

Селена бросила ему баночку с мазью. Рован поймал ее одной рукой, почти не глядя, поскольку его взгляд был устремлен на Селену.

– Я это заслужил.

– Мне все равно было… неловко.

Рован вертел баночку между пальцами. По правой стороне его груди тянулся длинный, пугающего вида шрам. В каком сражении фэец его получил?

– Это подкуп? – спросил он.

– Если ты и дальше собираешься меня мучить, тогда верни.

Селена протянула руку. Однако Рован мазь ей не отдал, поставив баночку на стол.

– Ты можешь сама себя исцелить. И меня заодно. Раны пустяковые. У тебя ведь есть этот дар.

Селена пожала плечами. Когда-то у нее получалось убирать у себя порезы и ушибы. Как именно – она не знала.

– Я чуть-чуть умею управлять водой. Это я унаследовала по линии Мэбы.

Огонь был наследием ее отцовской линии.

– Мама говорила мне, что капелька воды в моей магии – это мое спасение.

При упоминании матери у Селены внутри все сжалось.

Рован кивнул.

– Когда-то давно я очень хотела стать целительницей. Мне этого не позволяли. Взрослые говорили… напрасная трата времени. Меня ждет другая жизнь. Нельзя быть сразу королевой и целительницей.

Кто ее тянет за язык говорить все это?

– Иди спать, – сказал Рован, и тоненькая ниточка доверительности оборвалась. – Раз тебя освободили от кухни, начнем занятия с самого утра.

А чего еще она ждала после издевательства над его запястьями? Она заслужила такое отношение. Должно быть, все, что чувствовала сейчас Селена, отражалось у нее на лице.

– Подожди, – вдруг остановил ее Рован. – Дверь закрой поплотнее.

Селена повиновалась. Рован не приглашал ее сесть. Она стояла, прислонившись спиной к двери, и ждала. Рован сидел к ней спиной. Он глубоко дышал. Это было видно по движениям его мышц. Вдох. Выдох. Снова вдох. Потом…

– Когда умерла моя женщина, я очень… очень долго приходил в себя.

– А давно это было? – почти не задумываясь, выпалила Селена.

– Две тысячи три года и двадцать семь дней назад. – Рован коснулся своего лица, шеи, рук. – Здесь рассказано, как это случилось. Повествование о позоре, который останется со мной до последнего вздоха.

Значит, воин с опустошенными глазами, который был здесь недавно…

– И другие приходят к тебе, чтобы ты запечатлел у них на теле истории их позора?

Рован кивнул.

– В горах на юге Гарель и его отряд попал в засаду. Сам он уцелел, но потерял трех солдат. Все его тело покрыто именами погибших, кто служил под его началом. Но тело – как пергамент. А главным хранилищем позора является душа.

– Ты считаешь себя виновным в смерти твоей женщины?

– Да. – Он медленно кивнул. – Когда я был молод, я думал только о доблести. Мною двигало желание прославить себя и свой род. Я сражался везде, куда бы меня ни посылала Маэва. Однажды мне встретилась фэйка по имени Лирия. – Это имя Рован произнес почти с благоговением. – Она торговала цветами на рынке в Доранелле. Маэва была против наших отношений… но когда ты встречаешь свою пару – это сильнее тебя. Лирия стала моей, и никто не смог бы ни уговорить, ни заставить меня расстаться с нею. Я обрел пару, но лишился благосклонности Маэвы. А тогда ее благосклонность еще значила для меня очень много. Мне хотелось выглядеть безупречным в глазах королевы. Когда началась очередная война, я увидел в этом шанс… искупления вины перед Маэвой. Теперь-то я понимаю, что был ни в чем не виноват. Лирия умоляла меня не ходить на войну, но честолюбивые мысли затуманили мне сознание. Я думал только о скорых сражениях и грядущей славе. Мы с Лирией тогда жили в горном доме. Я оставил ее там одну и ушел.

Рован снова посмотрел на Селену.

«Бросил ее, как недавно бросил меня». Вот почему он так взвился, услышав от Селены эти слова. Память далекого прошлого вдруг поднялась и схватила его за горло. У Селены бывало то же самое, хотя ее воспоминания измерялись всего лишь годами, а не столетиями.

– Месяц за месяцем я сражался, умножая славу и утоляя свои дурацкие амбиции. А потом мы получили тревожную весть. Наши враги задумали втайне проникнуть в Доранеллу через горные перевалы.

Рован запустил руку в волосы, потом почесал исцарапанный Селеной лоб.

– Я полетел домой. Летел, не останавливаясь ни на миг, а когда добрался… Вместо дома я нашел пепелище. Лирию они убили. Она была беременна.

Селена затаила дыхание.

– Когда ты теряешь свою пару, ты не… – Рован мотнул головой. – Я потерял все. Себя. Представления о времени и месте. Я выследил всех, кто ее убивал, и расправился с каждым. Их смерть от моих рук была долгой и мучительной. Слишком поздно я понял, почему Лирия так умоляла меня не ходить на войну. Она уже тогда была беременна. Но честолюбивые замыслы притупили мое обоняние, и я этого не почуял. Отправился умножать славу, оставив подругу с будущим ребенком.

– А что ты делал после расправы с убийцами? – дрогнувшим голосом спросила Селена.

Лицо Рована стало каменным. Судя по глазам, он сейчас находился далеко в прошлом.

– Первые десять лет я вообще ничего не делал. Я исчез. Тронулся умом. Ушел за пределы безумия. Перестал что-либо чувствовать. Меня больше не занимали войны и сражения. Меня носило по свету, то в этом облике, то в обличье ястреба. Я едва замечал смену времен года. Ел я лишь тогда, когда об этом мне напоминал ястреб. Иначе он мог умереть. Я не раз думал покончить жизнь самоубийством, но у меня… не поднималась рука…