Наследница огня - Маас Сара Дж. - Страница 72

– Более печального зрелища я еще не видел, – поморщился Эмрис, когда Рован и Селена появились в кухне. – Вы с ног до головы в крови, грязи и листьях.

Зрелище и впрямь было печальным. У обоих – расцарапанные, перепачканные лица, где своя кровь перемешалась с кровью другого. Волосы – как гнезда сумасшедших птиц. Селена вдобавок еще и прихрамывала. Суставы двух пальцев были содраны чуть ли не до кости, а где успела разбить коленку, она уже позабыла.

– Вы напоминаете бродячих котов. Те способны грызться сутки напролет. Ешьте. – Эмрис поставил перед ними по миске жаркого. – Приводить себя в порядок будете потом. Тебя, Элентия, я освобождаю от вечерней работы на кухне и от утренней тоже.

Селена собралась возражать, но старик поднял руку:

– Еще только не хватает, чтобы ты забрызгала кровью пищу и посуду.

Морщась, Селена плюхнулась рядом с Рованом на скамейку. Боль от многочисленных ран была такой, что она заковыристо выругалась. Ей совсем не хотелось сидеть рядом с Рованом, и она добавила эпитетов.

– Когда будешь мыться, не забудь выполоскать рот, – сердито заметил ей Эмрис. – А то из него лезет сплошная дрянь.

Лока устроился возле хлебной печи и подавал Селене отчаянные знаки, водя ладонью по горлу. Это было предостережение: «Не повтори утренней ошибки». Даже Малакай, сидящий с другого краю в компании двух суровых караульных, внимательно поглядывал на нее.

Рован склонился над тарелкой. Казалось, кроме жаркого, его сейчас ничего не занимало. Селена вновь посмотрела на Локу. Тот отчаянно дергал себя за уши.

Вот оно что! Она не совершила обратного превращения. И все, кто был в кухне, это заметили. Ни кровь, ни грязь, ни листья им не помешали. Малакай выдержал ее взгляд. Сама не зная зачем, она мысленно подзадоривала старика: «Ну давай, скажи что-нибудь». Но Малакай лишь пожал плечами и вернулся к еде. Похоже, здесь никого это особо и не удивило. Селена откусила кусочек мяса и чуть не вскрикнула. Может, все дело в обостренных фэйских чувствах? Или сегодня жаркое действительно было вкуснее?

Эмрис стоял у плиты и тоже поглядывал на нее. Селена и ему бросила молчаливый вызов. Потом вернулась в свое смертное обличье, добавив к болячкам еще одну порцию боли. Эмрис принес им по ломтю свежего хлеба и сказал:

– Мне безразлично, у кого круглые уши, а у кого заостренные. И вид зубов меня тоже не волнует.

Еще раз взглянув на Рована, старик добавил:

– Не стану отрицать, принц, мне приятно видеть, что и вашему лицу сегодня досталось.

Рован вскинул голову. Эмрис ложкой указал на него:

– Может, вы больше не будете колошматить друг друга? Невелика заслуга – превратить лицо в отбивную.

Малакай застыл, однако Эмрис продолжал:

– Мне от ваших потасовок – сплошной убыток. С таким личиком, как у нее сегодня, только караульных пугать. Мне на кухне помощники нужны, а не пугала. Думаете, мы не слышим, как вы ежедневно орете друг на друга? Уши вянут. Такие словечки вылетают, что просто диву даюсь, как еще в Вендалинском королевстве молоко от них не киснет.

Рован опустил голову и пробормотал что-то себе под нос. А у Селены впервые за долгое, очень долгое время приподнялись уголки губ.

Она встала, подошла к Эмрису и опустилась на колени. Потом, не жалея слов, извинилась перед ним, Локой и Малакаем. Они заслуживали ее извинений. Малакаю и Локе этого, похоже, было достаточно, однако из глаз Эмриса не уходила тревога. И боль тоже. Слова, выплеснутые Селеной утром на него и других, – как пятно, которое сразу не смоешь.

А потом… Имен Эмрис не называл. Он говорил очень деликатно, и все равно у Селены взмокли ладони и свело живот. Эмрис сообщил ей, что он и другие полуфэйцы старшего поколения знают, кто она такая на самом деле. Они были знакомы с ее матерью, которая тоже работала здесь на кухне. Селену слова Эмриса не удивили. Ее удивило, когда Рован встал рядом с нею возле чана и стал помогать ей мыть их миски и ложки.

Трудились они молча. В жизни Селены оставалось достаточно тайн, о которых она не собиралась говорить. И пятен на душе, к которым даже она сама боялась прикасаться. Но быть может… быть может, когда ей хватит смелости рассказать, он не отвернется и не полоснет по ней ледяным равнодушием.

Лока улыбался во весь рот. Значит, случившееся сегодня не так сильно его испугало.

– У нас сегодня было приключение, – глядя на Эмриса, сказала Селена.

Малакай перестал есть.

– Не с ним ли связан душераздирающий рев, который мы слышали днем? У нас в крепости весь скот взбесился. Еле успокоили.

Селена не улыбнулась, а лишь прищурилась:

– Что вам известно о чудовище, которое обитает в озере под… – Она вопросительно посмотрела на Рована.

– Под Лысой горой, – докончил тот. – Но таких историй Эмрис не знает.

– Я – Хранитель Историй, – напомнил ему старик. Вид у Эмриса был такой же сердитый, как у железных фигурок на решетке плиты. – Это значит, я собираю все истории, какие слышу из уст фэйцев и смертных. Порой они нескладны, однако я запоминаю и такие.

Он сел за стол, сложив руки перед собой:

– Несколько лет назад повстречался мне дурень. Другого слова не подберу. Он решил, что может попасть в Доранеллу и без приглашения. Достаточно найти перевал в Камбрианских горах. Просто чудо, что дикие волки Маэвы не загрызли его насмерть. Но когда он приковылял сюда, жизнь в нем едва теплилась. Приютили мы его у себя и послали за целителями.

– Так вот почему ты ни на минуту от него не отходил, – пробормотал Малакай и подмигнул своему парному.

Эмрис криво усмехнулся:

– У него было воспалено все тело. Я слушал его бессвязные фразы и сомневался: не бредит ли? Рассказал он, как по пути к Камбрианским горам ночь застигла его у подножия Лысой горы. Шел дождь, было холодно. Увидев пещеру, этот дурень решил в ней переночевать, а на рассвете отправиться дальше. Добрался до озера, развел там костер. И все время его не покидало ощущение, будто кто-то на него из озера смотрит. Потом сморил его сон. Заснул он да вдруг проснулся. Что такое? По озеру волны бегут. Откуда взяться волнам, когда в пещере – ни ветерка? Видит – издали к нему кто-то плывет. Какой-то громадный зверь.

– И ужасно жуткий, – вставил Лока.

– Ты мне говорил, что ходил с Бассом и другими караульными в дозор! – крикнул парню Эмрис.

Затем он выразительно посмотрел на Рована. Взгляд его означал нечто вроде: «В следующий раз, принц, вы к еде повнимательней отнеситесь. А то и отравиться можно».

Эмрис прочистил горло и ненадолго замолчал, будто вспоминая.

– В ту ночь у дурня состоялся с чудовищем разговор. Зверь признался, что он – почти ровесник горы. Родился в другом мире, а сюда попал, воспользовавшись невнимательностью богов. Поначалу он жил, охотясь на фэйцев и смертных. Но нашелся храбрый воин и вызвал зверя на поединок. Воин погиб, но успел вырвать зверю глаз и наложить проклятье: пока стоит Лысая гора, жить ему в подземном озере.

Чудовище из иного мира. Не в те ли времена он попал сюда, когда валги вели свои войны? Им открыть и закрыть портал в иной мир было не сложнее, чем дверь. И сколько еще ужасных чудовищ оставалось здесь со времен древних войн за обладание Ключами Вэрда?

– С тех пор этот зверь и живет в подземном озере. Он давно уже забыл свое имя. Те, кто забредает в пещеру, назад обычно не возвращаются.

Селена растирала саднящие пальцы. Рован пристально смотрел на Эмриса, чуть склонив голову набок. Потом взглянул на Селену – слушает ли рассказ? – и спросил:

– А что за воин сделал чудовище одноглазым?

– Дурень этого не знал. Зверь – тоже… Странно, что меня никто до сих пор не спросил, на каком же языке они беседовали. На фэйском. Зверь говорил на каком-то очень давнем диалекте древнего языка, и дурень едва его понимал. Зверь помнил, что у воина на пальце было золотое кольцо, а как выглядел он сам – напрочь забыл.

Селена едва удержалась, чтобы не полезть в карман за кольцом или не начать разглядывать меч, оставленный ею у двери. Быть может, рубин на эфесе – вовсе и не рубин. Но такое вряд ли возможно. Слишком много совпадений.