В погоне за солнцем (СИ) - Элер Алиса - Страница 87

   Нэльвё, пакостливо ухмыляясь, отступил на шаг, разрывая дистанцию. И на мгновение разжал пальцы, позволив подвеске птицей выпорхнуть из них - и рвануться назад, когда цепочка натянулась звонкой струной.

   Видя, что я не свожу с подвески-капельки взгляда, Отрекшийся отвел руку вбок и приподнял ее, любуясь игрой переливчатых радужных бликов в острых гранях.

   - Отдай, - не просьба, приказ. Пока ещё сдержанный; опаляющий, но не угрожающий.

   - Что это? - повторил он вопрос Камелии, отступая еще на шаг.

   - Отдай. Немедленно.

   - Скажи что - и отдам.

   Я молча протянул руку, не сводя с Нэльвё злого взгляда.

   - Какой-то амулет? Нет? - начал гадать он, вглядываясь в мое лицо, словно не замечая, как оно все уродливее кривится в маске гнева. - А, может быть, подарок возлюбленной?

   - Я тебе этого не прощу. И не забуду.

   - Или ключ от чего-то? - насмешливо продолжил он. От злости меня почти трясло. Я едва удерживал готовые сорваться с языка слова проклятья - жестокого и злого, как то, что он делал сейчас. - Родовая безделушка? Или...

   - Память о сестре, погибшей на войне.

   Воздух всколыхнулся голосом, который я меньше всего ждал услышать.

   Который - и о чем.

   Она не могла это знать, просто потому, что не могла, - зато могла почувствовать, кто и с какими чувствами дарил эту маленькую, смешную в своей кажущейся ценности вещицу.

   Рука Нэльвё опустилась, и сам он посерьезнел, разом оставив глупую шутку. Но было поздно.

   - Доволен? - едко спросил я. И, шагнув к нему, вырвал кулон из его пальцев. Нэльвё не успел ослабить хватку - и тонкая цепочка порвалась, жалобно звякнув.

   Не оборачиваясь, я развернулся и, не оборачиваясь, направился в спальню, со всей злости хлопнув дверью.

***

   Взгляд беспорядочно метался по комнате, цепляясь за предметы обстановки, пока я мерил комнату нервными шагами. Хотелось перевернуть ее всю, вверх дном, крушить, ломать, бить на части то, что только попадется под руку. От окончательного срыва в приступ бесконтрольной злости меня удерживало только четкое осознание того, что комната принадлежит не мне.

   Удерживало - и бесило еще больше.

   Тихонько скрипнула дверь, и в появившуюся узенькую щель, вкрадчиво, по-кошачьи, проскользнула Миринэ.

   Аккуратно прикрыв за собой дверь, она прислонилась к ней. Молча.

   И правильно делала! Стоило ей сказать хоть слово - и я сорвусь на нее, даже если не хочу.

   При Миринэ бессильно метаться по комнате было еще глупее, и, в конце концов, мне это просто надоело. Злость перегорела, надломилась с сухим треском - и навалилась апатией. Я обессиленно сел на кровать, равнодушный ко всему.

   Помедлив, зашуршал ворс ковра мод мягкими шажками - и прогнулась перина. Миринэ присела рядом, по-прежнему молчаливая.

   - Ты так и не рассказал мне о том, что случилось, - тихо начала она. Мы сидели на редкость глупо: слишком близко для приятелей и слишком отстранено для друзей... или не друзей.

   - И не скажу, - отрезал я, чувствуя, как злость поднимается вновь. Сначала удушающим дымом, и только потом - пламенем. - Миринэ, пожалуйста, не надо. Я не хочу об этом ни думать, ни вспоминать. Ни, тем более, говорить.

   - И напрасно.

   - Я сам решу, что напрасно, а что нет. Хорошо?

   - Мио, пойми: пока ты отрицаешь свое прошлое, пытаешься забыть его, отдалиться от него, ты не сможешь жить дальше.

   - Да причем здесь это?! - рыкнул я, вскакивая и резко поворачиваясь к ней. - Я ничего не отрицаю, ясно? Я просто не хочу вспоминать! Что в этом такого?!

   - Отрицаешь, - повторила она, не сводя с меня упрямого взгляда. Даже больше, чем упрямого - уверенного, непоколебимого! И это злило меня больше всего.

   - Сделай милость: не говори о том, чего не знаешь!

   - Ты просто бежишь от себя! - отчаянно, почти срываясь на крик, воскликнула она. - Как ты этого не поймешь?!

   - Это ты не поймешь, потому что просто не сможешь понять! Ты не знаешь, что я пережил, что со мной стало! Как ты можешь что-то говорить, и... - я осекся, замолчав. Слова застряли в горле ломким льдом, снежным крошевом, когда ее синева взгляда, пронзительно нежная, вдруг вымерзла до холодного дыхания зимы.

   - Я не знаю?! - даже не прошептала - прошипела она. И, сорвавшись на крик, так не похожий на ее мягкий переливчатый голос, продолжила зло и горько: - Я не знаю, каково это? Я не могу понять?! Все, что было мне дорого, сгинуло в этой войне. Я тоже потеряла близких. Я тоже слышала, как мир рвется на части, тоже задыхалась его болью. И диссонансы, бьющие по оголенным нервам, тоже сводили меня с ума! Но я почему-то нашла силы идти вперед, и не срываюсь на тех, кто хочет помочь!

   Она замолчала так же резко, как начала, но ее дрожащий от злости голос все еще звенел у меня в ушах. Ярость, владевшая мной еще совсем недавно, ушла совсем, оставив после себя не пустоту выжженной души, а стыд и отчаянную злость.

   Злость - и чувство вины.

   - Миринэ, я...

   Она оборвала меня, не дав сказать и двух слов, хлестнув наотмашь:

   - Иди к драконам!

   - Миринэ! - бесконечно-виновато, извиняясь, с сожалением.

   - Иди к драконам! - повторила она зло и попятилась, когда я шагнул к ней. - Да, к тем самым, к которым ты собрался, на Жемчужные Берега. Надеюсь, они тебя сожрут, и больше я никогда тебя не увижу!

   - Миринэ, перестань!

   - Не хочу тебя видеть! Убирайся!

   Я сделал шаг навстречу, но замер под взглядом ледяной ненависти, останавливающим лучше любых слов.

   Захлопнулась дверь. Я медленно подошел к ней и, развернувшись, привалился спиной.

   Я клял себя за несдержанность, глупость, за вспыльчивость и не способность промолчать...

   За то, что вообще смел на нее кричать. И за то, что ответил злостью на ее помощь, хотя она была права, отчаянно права во всем. А я - дурак. Просто дурак.

   Не успокоившись, но взяв себя в руки, я рывком встал. Резко, пока не успел передумать, толкнул дверь. Кожей чувствуя заинтересованный взгляд Нэльвё, я подхватил одну из чересседельных сумок. Сунув в нее нос, убедился: пустая.

   Только отложив сумку, я огляделся. Миринэ, конечно же, не было. И я сделал вид, что искал вовсе не ее.

***

   Нам оставалось всего ничего.

   Отыскав кусок холщевины, я завернул в него сыр и хлеб и отправил их на дно сумки. Сверху умостились сухари и яблоки. Встряхнув флягу, я поморщился: вода плескалась на самом дне. Нужно набрать.

   Я огляделся, раздумывая, кому перепоручить эту, несомненно, важную задачу, но вдруг понял, что мне совершенно нечем заняться. Так что - почему бы и нет?

   Заткнув флягу и бросив короткое:

   - Я за водой! - я толкнул дверь и легко сбежал по крыльцу. Дорожка, вившаяся по тенистому саду, разноцветной лентой ложилась под ноги. Шутливо отсалютовав ей, когда она вывела меня на узкую городскую улочку, я замер, столкнувшись с той, кого меньше всего ожидал увидеть.

   Миринэ, смущенная не меньше меня и явно жалеющая о том, что случилось, удерживала в поводьях троих тонконогих и изящных, но не хрупких лошадок.

   - Взамен ваших, - уцепившись не только за поводья, но и за них самих, как за повод сменить тему разговора, сказала Миринэ - и робко, совершенно очаровательно улыбнулась.

   - Наши вам так не понравились? - неловко отшутился я, только бы что-нибудь сказать.

   - Нет, просто вы их совсем умаяли, - смутившись еще больше, ответила она. И только спустя несколько мгновений досадливо поморщилась: - Опять я не понимаю твоих шуток!

   - Неудивительно. Они на редкость дурацкие, - слабо улыбнулся я. И, спохватившись, спросил: - Где можно набрать воды?

   - Я покажу, - с готовностью предложила Миринэ.

   Правда, тут же вышла заминка: нужно было что-то делать с лошадьми. Оставленные без присмотра, они наверняка разбредутся, а искать лошадок по всему городу нам не хотелось.