За синими горами (СИ) - Борисова Алина Александровна - Страница 31

— Правда? — Анхен неторопливо поднимается на ноги и оборачивается. — Видимо, плохо ждал, пусть попробует подождать еще.

— Ты не слишком дерзок для молодожена? Я не шутил, Анхенаридит, неподчинения не потерплю. Шаг вправо — шаг влево, и начнут происходить непредвиденные несчастные случаи. Ты ведь не настолько глуп, чтоб допустить это?

— И зачем ты сразу угрожаешь? Ты ведь знаешь, я при любых обстоятельствах на твоей стороне. И, кстати, документы я направил еще вчера, и не моя вина, что в твоей канцелярии снова что-то напутали, — Анхен равнодушно пожимает плечами. — Но, раз ты говоришь, что документов нет, и формально она все еще моя… — он отворачивается от дяди и снова склоняется ко мне. Берется за цепь и разрывает ее. Затем помогает мне встать. Но ноги меня не держат, затекли от долгого сидения, и Анхен подхватывает меня на руки. — Вечеринка окончена, а дева устала, — сообщает он Владыке, а я забываю даже дышать. Неужели?.. — Прикажи своим слугам проводить нас. Я хочу посмотреть, как ты ее устроил.

Нет! Только не снова! Только не после того, как я почти поверила!

— Взглянешь, время будет, — отмахивается Владыка. — Ноэр! Забери ее, сегодня больше не потребуется, — и, немедленно появившийся, мой тюремщик весьма настойчиво вынимает меня из рук Анхена. — А к тебе у меня серьезный разговор по поводу неполадок на антиполярных вышках, — Владыка уже решительно тянет своего племянника прочь. — Еще немного, и у нас небо без защиты останется, пока у меня военный министр по рабыням бегает…

Они уходят, меня уносят. В моей камере Ноэр кладет меня на топчан и тут же выходит, посоветовав выспаться, а я все лежу, лежу, и так и не могу решится поверить… И отказаться от надежды тоже не в силах.

И лишь только в сумерках обращаю внимание, что сегодня здесь тихо. Весь день. Своей «коллекцией голосов» Владыка нынче не балует. Потому ли, что я ответила ему «нет»?

Да нет, конечно. Просто сегодня он играет в другую игру. Зачем смешивать?..

Пару дней меня не тревожили. Мне даже начало казаться — просто забыли. Меня регулярно «кормили» — внутривенно, как и велел Владыка (просто чтоб исключить саму возможность неповиновения, полагаю, а вовсе не затем, чтоб мне «подправить» фигуру). Но кроме своего тюремщика я не видела более никого. Для Владыки я была, видимо, просто способом ущемить Анхена. И продемонстрировав ему меня избитой и униженной, а самого авэнэ — беспомощным изменить хоть что-то, Владыка попросту потерял ко мне интерес.

Но несколько дней спустя меня вновь поставили «пред царственные очи». Мое время шло, и ресурсом светлейший Владыка решил не разбрасываться. Все эти визиты, окончания которых терялось для меня во мгле забвения, были похожи один на другой, а потому попросту смешались в памяти. Владыку интересовала боль. Она была нужна ему в качестве еды и в качестве услады. И эту боль из меня извлекали. Различными способами. Ожоги на моем теле Владыку развлекали не меньше, чем следы от кнута, а способов связывания и подвешивания в самых болезненных и неестественных позах его подручные знали великое множество.

И это пронизывало немыслимой болью тело, но оставляло равнодушной душу. Сначала мне казалось, что это оттого, что Анхен выбил из меня все эмоции на эту тему в тот день, когда взял в руки отцовский ремень. Но потом поняла, что дело не в этом. Вернее — не совсем в этом. Владыка не был для меня человеком. Нет, не так. Он не был для меня разумным существом, не был для меня живым. Он был словно тот самый мертвый вампир из человеческих сказаний, чуждая форма жизни, бездушное воплощенное зло. Он так питался. Ничего личного. И я для Владыки разумным существом не была, говорящий салат, не более. Он не лез в душу, не догадываясь о ее наличии.

А Анхен… Анхен… Он играл в человека, он хотел, чтоб я воспринимала его, как человека. Он хотел сначала моей симпатии, а затем и любви. Он раскрывал мне свою душу, даря свои чувства, свои эмоции, свое внимание и понимание. Он построил эмоциональную связь двух душ. И втоптал мою душу в грязь, взяв в руки ремень. Тогда — впервые… И то, как я билась тогда, как кричала, как плакала, и каждый его удар, разрывавший мне плоть я помню четче, чем все, что творили со мной для Владыки именно потому, что тогда обливалась кровью моя разрываемая в клочья душа. Для Владыки я живой не была. А Анхен заставил поверить, что я для него — живая, настоящая, разумная. А с разумными так нельзя. С живыми — так нельзя. А он — смог…

И я бы не думала об этом. Я бы не вспоминала. Я бы не сравнивала. Но во время всех экзекуций я видела перед собой Владыку. А он был так похож… так похож… Особенно, когда от боли сознание начинало плыть и зрение ухудшалось, и все мелкие различия в облике дяди и племянника скрашивались. И передо мною был Анхен. Передо мной все время был Анхен. Его черный халат. Его черные волосы, разметавшиеся по плечам. Его темные очи цвета земных глубин, аккуратный аристократический нос и тонкие губы. Лицо, которое я так любила. Лицо, которое временами ненавидела, но потом забывала, вытесняла из собственной памяти, каким монстром он может быть, и любила вновь…

Лицо, которое мне уже не забыть. Боль, которую мне уже не забыть. Все предательства, которые мне уже не забыть. И его слова в нашу последнюю встречу, которым мне уже не поверить. Он не спасет. Меня всегда спасал кто-то еще. Лоу. Обычно спасал Лоу. Но он уже не придет, ему больше не надо меня спасать, он передумал… Меня не спасет никто…

Только случай. И мое отчаянное желание выжить. Им всем назло.

Тот вечер был обычный. Очередной. Вот только не заладился в самого начала. Не у меня, у Владыки. Не успел он еды затребовать и глазки прикрыть в блаженной истоме, отдав неизменный приказ Ноэру начать экзекуцию, как в дверь постучали. Нет, я не услышала, оглушенная визгом кнута, вспарывающего воздух… а потом и не только воздух… Но ведь и стучали не мне.

А Владыка отстранил ото рта прокушенное запястье своей очередной сладострастно вздыхающей жертвы, дал знак Ноэру прерваться и позволил стучавшему зайти. Вошедший в помещение вампир был мне незнаком, а впрочем… В доме Анхена бывало немало представителей военного ведомства, а, судя по форме, нас потревожил один из не самых низких военных чинов. Могли и встречаться. Но он обошел меня, обратив внимания не больше, чем на любой другой предмет мебели, а я была не в том состоянии, чтобы детально его рассматривать.

— Прошу прощения, что прерываю, Владыка, но ситуация требует вашего вмешательства.

— Ночью?

— Ждать с решением до утра нежелательно.

— Хорошо, что там?

— Системный сбой в работе подстанций аэро-космической защиты.

— То же мне новость! Я ведь уже просил авэнэ разобраться. В конце концов, он ваш непосредственный начальник, решите это вопрос с ним.

— Он разбирается, Владыка, — почтительно склоняет голову военный. — Собственно, он и предложил решение… Временное, разумеется, до тех пор, пока работа подстанции не будет отлажена. Но оно… без вашего одобрения… — мнется вампир.

— Ладно, что там?

— Вы позволите визуализировать карту?

Небрежный жест сиятельной руки, и полупрозрачная карта возникает в воздухе, отгораживая Владыку с его посетителем от меня и Ноэра.

Последний стоит за моей спиной и тихонько оглаживает мое тело, дрожащее после первых ударов. Я ему нравлюсь. Вернее, не так. Ему нравится мое тело, являющееся для него источником удовольствия. Музыкальным инструментом, из которого он извлекает боль, словно музыку. А когда не «играет» — как же бережно он «стирает пыль», «убирает в футляр», переносит с места на место. Его руки бывают просто сказочно нежны, когда по утрам они втирают в мои раны лечебную мазь. И столько обожания звучит в его голосе, когда он рассказывает мне при этом, как я прекрасна. И столько обещаний — даже не мне, а, скорее, самому себе — он дает каждый раз, мечтая довести меня во время очередного сеанса до новых, еще не познанных вершин боли и наслаждения. Сейчас его музыку грубо прервали, но он ждет, и даже его поглаживания означают: все еще будет, я еще подарю тебе сказочную, непереносимую боль, лишь подожди…