Смена климата (СИ) - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 57

— Люди все время умирают, — сказал Заноза, — убивают друг друга, убивают сами себя, только в путь. Дело не в них, так? Дело в вашем друге. Вы хотите его спасти, и думаете, что это возможно, только если его уничтожить.

Онезим даже сейчас понимал, что делает. Понимал, что творит зло. Ожесточенность сердца лишь отчасти спасала его от мук совести. Если снять проклятие, снять дарованную проклятием броню жестокости и злобы, страдания беззащитной души в бессмертном, неуязвимом теле станут невыносимы. А вампир не может убить себя сам. И Франсуа не мог.

— И никто не может, если я верно понял, — во взгляде Занозы в равной пропорции смешались любопытство и сочувствие, — неуязвимый для оружия, для огня, даже для солнца… что с ним делать таким? У вас должны быть идеи, иначе вы не пришли бы сюда.

Совершенство недостижимо для демонов. У людей есть хотя бы надежда достичь идеала, а демоны отказались и от этого. И неуязвимость вампиров, проклятых демонической кровью, тоже лишь казалась абсолютной. Было оружие, способное их поразить. Разное. Разбросанное по свету. Доступное избранным, на которых указывали маловразумительные пророчества и списки сложных для толкования примет. Проклятия — это мистика и колдовство, они далеки от логики и неосмыслимы здравым умом.

Франсуа всегда считал свой ум здравым, а мышление логичным, и все же он не зря был Толкователем, во что бы ни превратили его прозвище прошедшие века и дурно слышащие люди, не знающие ни французского, ни латыни. Разум и логика не помешали ему найти то единственное оружие, которое могло уничтожить Онезима. Волшебный меч, созданный мудрецом и магом Зоралэсом в те времена, когда апостол Павел принес веру Христову на Иберийский полуостров.

Зоралэс создал два меча: Палому и Хас, Голубя и Пагубу. Казалось, им следовало бы поменяться именами, потому что Палома губил все демоническое, разил даже бесплотных демонов и отправлял их в ад, лишая возможности вернуться в тварный мир. Хас же освобождал от проклятия души вампиров, даровал им загробную жизнь, уготованную Господом для смертных. Но разыскивая мечи, Франсуа выяснил, что Палома не зря получил свое имя. В отличие от Хаса, отправлявшего в мирное посмертие души заблудших, ошибившихся, а то и вовсе насильно получивших афат, Палома даровал надежду на прощение грешникам, отдавшим себя во власть демонов осознанно и добровольно. Только он и мог спасти Онезима.

Правда, в те времена, когда они вели поиски Паломы, Франсуа еще не думал о смерти своего господина, как о спасении. Онезим же и сейчас не находил в смерти ничего привлекательного. И если раньше душа его лелеяла надежду спастись, то с тех пор, как он завладел Паломой, надежда была потеряна.

— Меч прямо под ним, — объяснил Франсуа, в ответ на вопрос Занозы, — Онезим лежит на нем.

— Лежит?

— Телом. Собой… Утратив гуманоидную форму, он стал значительно крупнее, и больше всего похож теперь на гигантского богомола… а также скорпиона и паука, — добавил Франсуа, недоумевая, что в его словах заставило собеседника измениться в лице. Франсуа показалось, что юноша побледнел. Странная иллюзия, ведь Заноза и так выглядел слишком бледным даже для мертвеца.

Последовавший вопрос ничего не прояснил, скорее, добавил загадок.

— Ног… в смысле, конечностей, шесть или восемь?

— Шесть, — ответил Франсуа, напомнив себе, что в боевых действиях он ничего не смыслит, а, между тем, в бою, наверняка, есть разница, сражаешься ты с шестиногим богомолом или с восьминогим пауком.

— Шайзе, — подытожил Заноза. — То есть, скорее богомол, чем скорпион или паук. А богомолы — это почти то же самое, что тараканы, только насекомоядные, но мне с того не легче. Хасан, я даже смотреть на него не смогу, разве что ты меня пинками туда загонишь. Или принесешь и бросишь, как сюда через огонь.

— Если понадобится, принесу и брошу, — последовал ответ.

И он подтверждал все слухи о безжалостности Намик-Карасара. Лишь абсолютно бессердечный человек — не важно, мертвый или живой — мог с таким равнодушием отнестись к отобразившемуся на лице Занозы страданию.

Умение появляться из «тумана» так, чтобы это не стало неожиданностью для присутствующих, было признаком большого мастерства. Почти такого же, как способность скрываться в «тумане» прямо на глазах у наблюдателей. Скорее всего, Убийца Вампиров умел и то, и другое. А мысль о безжалостности Франсуа отринул, как только понял, что завесу «тумана» Намик-Карасар убрал лишь из-за того, что Заноза испугался. Из-за того, что Заноза… боялся тараканов?

— Я знаю о Паломе, — в отличие от Занозы, этот вампир не потрудился представиться, и он явно не настроен был обращаться к Франсуа на «вы». От этого стало как-то легче. Франсуа осознал, что все происходящее с момента появления Занозы, казалось ему то ли иллюзией, то ли сном. А теперь мир снова обретал четкость и устойчивость, возвращались привычные ориентиры, вновь вступали в действие правила. — Если ты хочешь заключить контракт на убийство Онезима, Франсуа Энбренне, Палома станет оплатой моей работы. С Уильямом договаривайся отдельно. Он не любит насекомых, особенно тараканов, но без него с твоим господином не справиться.

— Я… нет. Хасан, — Заноза взглянул на Намик-Карасара почти с отчаянием, — я не смогу его зачаровать. Нет, никак, даже если принесешь и бросишь. Чтобы зачаровать, надо любить.

— А чтобы перевернуть и выкинуть с парковочного места Лэнд Крузер, что нужно? — не сказать, чтобы старший вампир хоть немного проникся переживаниями младшего.

— Этот придурок?! — Заноза мгновенно забыл, что отчаивался, — блин, там с обеих сторон могли еще два таких же танка встать, если б он нормально запарковался. И вообще, какого хрена в Штатах покупать японские тачки?! Здесь свои делают не хуже. Даже лучше!

Франсуа изумился тому, что минуту назад всерьез думал, будто действительность вернулась к норме. Присутствие Занозы не оставляло места ни для чего нормального.

— С твоими иллюзиями о долге перед местным автопромом я знаком, — Намик-Карасара абсолютно не задевала ирреальность происходящего. Либо Посредники, в силу постоянных контактов с феями, привыкали к любым странностям, либо… ничего странного, все-таки, не происходило? — что кроме них нужно было, чтобы выкинуть тот автомобиль?

— Пережечь кровь в дайны силы. Я понял, о чем ты, но мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я не смогу. Я увижу его и начну стрелять, а стрелять в него без толку, а он проснется… он, вообще, спит? — Заноза воззрился на Франсуа.

Вопрос был закономерным. О вампирах, пьющих кровь демонов, рассказывали, будто они не боятся солнца и не впадают в дневную спячку. И то, и другое не в полной мере соответствовало действительности. А вот то, что и Заноза, и Намик-Карасар, бодрствуя днем, совсем не казались ослабевшими, потерянными и пребывающими на грани помешательства от злости, смешанной с инстинктом самосохранения, было еще одной странностью. Возможно, самой странной из всех. Необъяснимостью своей она уступала лишь тому факту, что Франсуа осознал ее только сейчас. Проведя в этом подвале, в компании двух не спящих вампиров, около сорока минут.

— Онезим спит, — подтвердил он, понадеявшись, что не слишком выделил имя. Не дал понять, что заметил, насколько привычно для этих двоих дневное бодрствование. — Поэтому я и пришел до заката. Сейчас, когда город пуст, а мой господин погружен в сон, вы можете… я могу беспрепятственно провести вас к нему.

— А найти буксировочный трос ты сможешь? — поинтересовался Намик-Карасар.

Эти двое могли потягаться друг с другом в непредсказуемости.

— Сигурд-стайл! — Заноза озарил турка восхищенной улыбкой, — чувак, я б не додумался.

— Додумался бы, если б не считал, сколько у него ног. Ну, так что насчет троса, Франсуа?

— Конечно, я достану трос. Что еще вам понадобится?

— План убежища Онезима. Как можно более точное описание того, во что он превратился.