Последний Порог (ЛП) - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 70

— Мы не в стазисе, — возразил Дзирт. — Ты так быстро сдался?

При этом заявлении Эффрон гневно сузил глаза. — Ты ничего обо мне не знаешь, — сказал он низким угрожающим голосом. — Если бы я сразу сдался, то сделал бы это сразу, как только понял, кто я — и что я! Ты знаешь, каково быть изгоем, Дзирт До'Урден? Ты знаешь, каково не принадлежать ни одному месту?

Дзирт разразился смехом, а Эффрон не мог понять, что дроу счел настолько забавным. Тифлинг наблюдал за Дзиртом, который подполз, дабы сесть прямо перед ним.

— Похоже, у нас есть время, — промолвил Дзирт. — Вероятно, совсем немного времени, если твоя мать и остальные не смогут нас найти.

Эффрон внимательно изучал дроу, не зная, что ему делать.

— Возможно, мы сможем понять друг друга ради твоей матери, — пояснил Дзирт. — Позволь мне рассказать тебе, что я знаю каково не принадлежать своему собственному дому, или, как я думал на протяжении многих лет, даже своей собственной коже.

Затем Дзирт рассказал ему историю, которая началась два века назад в городе Подземья под названием Мензоберранзан. Сначала Эффрон насмехался над, казалось бы, жалкой попыткой установить связь — зачем ему нужен этот дроу, так или иначе? — но скоро, молодой тифлинг насмехался уже меньше, а слушал больше.

Он поражался описаниям дроу этого декадентского места, Мензоберранзана и описанию его семьи в Доме До’Урден, который, как показалось Эффрону, не очень отличался от жизни в замке Дрейго Проворного. Дзирт рассказал о школах дроу — воинской, божественной, и магической — с неизбежной сопутствующей идеологической обработкой, которую они влекли за собой. Эффрон так увлекся рассказом об извилистых путях Мензоберранзана, его воображение бродило по тем темным улицам, что он не сразу осознал, что Дзирт уже замолчал.

При тусклом синеватом свете от решетки он посмотрел на дроу и заглянул в его лавандовые глаза.

Дзирт рассказывал ему еще одну историю, о налете на поверхность, когда его спутники вырезали эльфийский клан. Он описал как спас маленькую эльфийку, вымазав ее кровью ее собственной мертвой матери.

Под влиянием воспоминаний голос Дзирта стал очень низким, и он, очевидно, был поражен, и быстро выпрямился, когда Эффрон сердито вмешался, — О, если бы ты оказался там прежде, чем Далия бросила меня с утеса!

Повисло неловкое молчание.

— Ты не помирился с ней, — промолвил Дзирт. — Я думал...

— Более чем указывают мои замечания и тон, — ответил Эффрон, и он имел в виду это. Он опустил глаза, покачал головой и признался, — Это сложно.

— Временами она бывает сложным человеком, я знаю, — промолвил Дзирт.

— Она тебя любит.

Эффрон заметил, что Дзирт поморщился, и задумался, что, возможно, чувство не было взаимным — это многое объясняло относительно принятия Дзиртом отношений Далии и Артемиса Энтрери, в конце концов.

— Я был похож на тебя, когда покинул Мензоберранзан, — сказал Дзирт, сразу завладев вниманием Эффрона. — Мне потребовалось много лет, чтобы научиться доверять, и еще некоторое время, чтобы понять, что такое доверие может принести красоту и любовь.

Он вернулся к своей истории, закончив рассказ о Мензоберранзане и дополнив его рассказом о своем отце и окончательной победе Закнафейна над безнравственными жрицами Ллос. Он подробно описал свое путешествие через Подземье, дорогу, которая привела его, наконец, к поверхностному миру.

К тому времени их урчащие животы прервали рассказы, и они оба пошли к своим припасам. Но Эффрон предложил Дзирту продолжить свой рассказ во время еды, и он рассказывал до тех пор, пока они снова не легли спать. Дзирт покинул воображение Эффрона на склоне холодной горы, известной как Пирамида Кельвина, с обещанием рассказать ему о самых лучших друзьях, каких только можно пожелать.

У них было достаточно времени, чтобы Дзирт закончил свои истории, ибо дни проплывали мимо и никто, не, Дрейго Проворный или его приспешники, ни Далия и остальные, их не навестил.

Так продолжалось десять дней, и Эффрон, также, поделился своими рассказами о взрослении в тени Херцго Алегни, и под суровой опекой лорда Дрейго Проворного.

Они исчерпали еду и воду, и сидели в собственных нечистотах, они оба задавались вопросом, что если Дрейго посадил их в это место, чтобы о них забыть и дать им умереть в тесноте, тьме и монотонном жужжании.

— Наши друзья, вероятно, победили, но они еще нас не нашли, — заявил однажды Эффрон, его голос был почти шепотом, ибо у него не было силы говорить громче. — Лорд Дрейго не оставил бы меня здесь умирать.

На лице, лежащего на спине, Дзирта было скептическое выражение.

Ты был очень важен для него, — пояснил Эффрон, повторив то, что он сказал Дзирту на обратном пути "Пескаря Шкипера" к Лускану. — Он не будет…

Это были последние слова, которые Эффрон сказал Дзирту в той клетке, или, по крайней мере, последнее, что слышал Дзирт.

Когда Дзирт очнулся, он оказался в другом месте, в более типичной темнице с каменными стенами и земляным полом. Он сидел у стены напротив решетчатой двери, его руки были прикованы цепью над головой, а другой конец цепи был прибит в стену намного выше.

Дзирту потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в изменениях его ситуации, но первое, что пришло ему на ум, не было утешительной мыслью: учитывая его затруднительное положение и изменение места, его друзья, конечно, не победили.

Здесь было темнее, чем в той клетке, единственный свет шел от далекого мерцания факелов на стене через множество изгибов и поворотов от местоположения Дзирта. Перед собой на полу Дзирт заметил тарелку с едой, и это зрелище напомнило ему о том, как отчаянно он был голоден.

Пара крыс суетилась вокруг тарелки, но Дзирт не мог до нее дотянуться своими прикованными руками. Инстинктивным, даже диким движением ног, Дзирт прогнал грызунов, прогнал их — и, взглянув на свои ноги, понял, что он теперь голый. Однако его мысли едва ли отметили значение этого, или чего-либо еще, когда он пальцами ног подцепил тарелку и подтащил ее поближе.

Но он, по-прежнему, не мог дотянуться до нее руками или лицом, поскольку он не мог опустить свои руки ниже плеч. В течение нескольких мгновений он тщетно дергал цепи, но затем, ведомый почти безумным голодом, он просто схватил еду своей грязной ногой и использовал свою прекрасную гибкость, чтобы поднести ее ко рту.

Ему удалось протолкнуть сухую и неприятную на вкус массу по своему пересохшему горлу, но после единственного глотка, он решил, что попробовал более чем достаточно, и поэтому он просто откинулся назад и стал думать о мире за пределами этой могилы.

Он заставил себя думать о Кэтти-бри…

— Это унизительно, не так ли? — раздался голос, казалось, откуда-то издалека.

Дзирт приоткрыл один глаз и поморщился от яркого света. Факел был прямо перед его камерой в руках старого морщинистого шейда.

— Как должно быть больно Миликки думать о своем излюбленном чаде в таком затруднительном положении, — насмехался старый негодяй.

Дзирт попытался ответить, но оказался не в силах произнести хоть слово сухими потрескавшимися губами.

Он услышал скрип металла, дверь его камеры отворилась, затем ему грубо засунули в рот еще еды и дали запить неприятной на вкус водой.

Вскоре это произошло снова, а затем еще раз через некоторое время после этого. У Дзирта было слабое представление о прошедшем времени, но ему казалось, что прошло много-много дней.

Несмотря на грязь и плохое питание, дроу обнаружил, что его силы и чувствительность постепенно восстанавливаются. Затем старый шейд появился снова, но в его камере, стоя перед ним.

— Что же мне с тобой делать, Дзирт До’Урден? — спросил он.

— Кто ты?

— Лорд Дрейго Проворный, разумеется, — ответствовал Дрейго. — А это мой замок, на который вы напали. По законам любой земли, я имею право тебя убить.

— Я пришел за Гвенвивар, — ответил Дзирт, и, делая этот короткий ответ он дюжину раз закашлялся из-за сухости в горле.