Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 37

— Ну, ну, неваляшки… — Коля стал шлепать сидящих по щекам. — Па-а-адъем! Ждать не будем.

Они постепенно очнулись.

— Быстро, быстро! — док хлопнул ладонью по столу. — Кто клин сосет?

— Я, — прошептал Киселек.

— Я, — прошептал Лютик.

— Трение?

— Я, — прошептал Витя.

— Я, — прошептал Марик.

Док передал пирамиду Кисельку, который сразу же стал сосать вершину. Коля протянул Вите и Марику две одинаковые эбонитовые палки. Витя и Марик встали на колени друг против друга, уперлись лбами и стали быстро тереть палками шеи.

— Док, можно я по-белому сегодня? — спросил Коля.

— Погоди, сейчас с бабой поможешь, — док убрал шприц и пузырек.

— В столярке опять? — тоскливо спросил Коля.

— Да, да, — док вышел в коридор.

— Слушайте! Вы нам, наконец, уделите внимание? — двинулся за ним Ребров.

— Да, да, пойдемте, сейчас… — док прошел по коридору, отпер ключом дверь столярной мастерской, вошел, включил свет.

Ребров, Штаубе, Ольга и Сережа вошли за ним. Коля привел пошатывающуюся проводницу и стал быстро раздевать ее.

— Сейчас, сейчас, — док успокаивающе кивнул Реброву, взял ремень и стянул голые локти девушки у нее за спиной.

Девушка вскрикнула.

— Не бойсь, больно не будет, — Коля расстегнул ее черную юбку.

— Я беременна! — заплакала девушка.

— То-то я смотрю, живот… — Коля дернул юбку.

— У меня мать больная, ребята, отец инвалид! Вы меня отпустите?

— Отпустим, — кивнул док, роясь в инструментах.

— Ваш… этот сказал — поебем и отпустим, а ребенка не заденем… ребята, я денег пришлю! — зарыдала она.

— Поебем и отпустим, это точно. Ребенка не заденем. Это я гарантирую. Давай, — док подошел к столярному станку.

Коля подволок голую девушку, они быстро зажали ее голову в деревянный тиски. Она громко закричала.

— Да не бойсь ты, не больно ведь, — Коля слегка ослабил зажим.

Док приложил к затылку девушки электрорубанок, включил.

Девушка завизжала. На пол посыпалась костная стружка.

— Все, все, — он выключил рубанок, осмотрел отверстие в затылке и стал расстегивать брюки. Девушка визжала, кровь тонкой струйкой протекла по ее спине.

Док приспустил брюки, стянул трусы и направил свой напрягшийся член в отверстие:

— Милая…

Член вошел в череп девушки, выдавив часть мозга. Девушка замычала, засучила голыми ногами.

— Милая, милая, милая, — док задвигался, облокотившись на станок. Девушка мычала. Кровь и мозговое вещество стекали по спине. Ноги ее судорожно задергались, в промежности показалась кровь, она выпустила газы.

— Милая, милая, ми-и-ила-а-ая, — застонал док, прижимаясь лицом к станку.

— Мы ебем наверняка, — улыбнулся Коля, перебирая инструменты. Док громко застонал и замер. Девушка молча дергалась. Док приподнялся, член его с чмокающим звуком вышел из черепа. Он подошел к табуретке, на которой стояла кастрюля.

Коля подал ему обмылок и скупо полил воды из бутылки.

— Ой, ой… — вздохнул док, неторопливо обмывая член.

— Птичьи гнезда! — засмеялся Коля.

— Пухначев и Мензелинцев! — выкрикнул Ребров, теряя терпение. Пух-на-чев! Мен-зе-лин-цев!

— Который раз вы это повторяете? — усмехнулся док.

— Любезный, мы что вам — бедные родственники?! — дернулся, Штаубе. — Попрошайки?! Я вам в отцы гожусь!

— Мы уже час потеряли!

— Вам все равно до рассвета ждать придется, — док вытер член поданньм Колей полотенцем. — Ночью к ангарам не пройти.

— А с фонарями? — спросил Ребров.

— Костей не соберете. Там все на соплях, все валится.

— А как же… какого хуя мы надрывались?! — воскликнул Штаубе.

— Не надо при мне выражаться, — поморщился док, застегивая штаны. — Грудь у вас?

— У нас.

— Покажите.

Ребров открыл «дипломат», вынул пакет с частью груди Леонтьева, протянул доку. Док развязал пакет, посмотрел.

— Так. Шрамик, волосики, сосочек. Под Новый год лично целовал… Коль, это вместе с чувихой — наверх.

Он бросил пакет на пол. Коля разжал тиски станка, труп повалился на пол.

— Еще б чуть-чуть и родила! — Коля подмигнул Ольге и развел ноги трупа. В окровавленных гениталиях виднелась головка ребенка.

— Где промежуточный? — док вышел в коридор.

— Вон там, — Ребров двинулся за ним. Возле комнаты Скобы ползали Марик и Витя. Из открытой двери доносился плач Толяпы.

— Сюда, — док поднял промежуточный, вошел в комнату связи и поставил ящик на стол. — Ой, ну и махина…

— Больненько… больничко… — плакал Толяпа.

— Открывайте, — док отпер несгораемый шкаф.

Ребров открыл промежуточный. В дверь вползли Марик и Витя. Док вынул из шкафа блит и патрон, стал свинчивать.

— Господи, — пробормотал Штаубе, — а я думал… господи!

Ребров повернул рычаг поперечной подачи, сдвинул гнек на 3, перевел рейку на 2. Марик поцеловал сапог-дока.

— Пшел, — док отпихнул его сапогом.

— Больнаааа! Боольнааа! — закричал Толяпа.

— Заприте дверь, — пробормотал док, подходя и склоняясь над промежуточным.

Ольга заперла дверь. Док вставил блит в осевое гнездо, стал осторожно поворачивать. Ребров тронул рычаг продольной подачи. Гнек завращался, блит стал погружаться в гнездо.

— И без всякой электроники, — усмехнулся док, — только не форсируйте.

— Как же! — радостно бормотал Ребров, — 6, а потом 8 и на параклит.

Марик подполз к доку и поцеловал его сапог. Ребров перевел подачу на 6.

— Иди воруй! Иди воруй! — застучал в дверь Скоба.

Блит погрузился до красной риски. Ребров перевел подачу на 8, оттянул параклит.

— Иди воруй! Иди воруй! — стучал Скоба.

— Сволочь… завтра пошлю лес валить! — крикнул док.

Марик подполз к ногам Ольги. Блит погрузился до главной отметки. Ребров снял подачу, перевел гнек на 0 и облегченно выдохнул:

— Хоп.

Ольга потянулась к сумке, но Марик схватил ее за ноги, дернул. Она упала, Витя схватил сумку.

— Стоять, — док выхватил из кармана пистолет, навел на Реброва, попятился к двери, отпер. В комнату с оружием в руках ворвались остальные обитатели подвала.

— А, блядище! Задергалась, падло! — Марик боролся с Ольгой, выкручивая ей руку.

— Руки за голову! — скомандовал Толяпа и молниеносным ударом сбил Реброва с ног.