Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 33

Официантка принесла кофе и засохшие пирожные. Ребров сразу расплатился, дав рубль на чай.

— Об это зубы сломаешь, — Ольга откусила от пирожного и выплюнула.

— Раздадите нищим на полустанках, — зевнул Штаубе.

Поезд стал тормозить.

— Это Новосибирск, — Ребров взглянул на часы. — Надо бы выйти воздуха глотнуть.

— Я — спать, — Штаубе встал, опираясь на палку.

Вернулись в купе, Штаубе лег с книжкой, Ольга, Ребров и Сережа оделись и вышли на перрон.

— Холодно как! — Сережа прижался к Ольге.

Проводница стояла рядом, лузгая семечки:

— Разве ж это холодно? Всего 28 градусов. Холодно, когда под сорок.

К ней подошел мужик в драном полушубке:

— Хозяюшка, продай водки.

— Мы водкою не торгуем, — сплюнула она шелуху.

— Тридцатник дам.

Она отвернулась. Мужик отошел, скрипя валенками. К проводнице подошел дед в ватнике, развязал холщовый мешок:

— Ну-к, милая, глянь-ка!

В мешке лежала свиная голова.

— Сьтюдню наваришь — до масленицы не съядишь! — улыбался дед.

— Когда резали? — проводница потрогала голову.

— Завчера. Бери с мешком на здоровье.

Проводница подумала, вынула из кармана бутылку водки и дала старику.

— Ну и вот! — он спрятал ее за пазуху и отошел.

— Стоянка — пятнадцать минут! — проводница подмигнула Сереже, подхватила мешок и полезла в вагон.

— А вокзал ничего, — Ольга смотрела на здание вокзала, — лучше, чем у нас в Норильске. Зайдем?

— Воздержимся, — Ребров закурил.

— Ах, Витенька, какой ты осторожный! — Ольга взяла у него изо рта папиросу, затянулась и, запрокинув голову, выпустила дым вверх.

За 72 километра до Ачинска на станции Боготол в вагон №7 подсели трое железнодорожных рабочих в ватниках и желтых безрукавках.

— А в депо баили, что ты в декретном! — улыбнулся старший из них проводнице. — Думаем, неуж последняя землячка с «Енисея» сбежала? Никто чаем не напоит!

— Напою, только валенки оббейте! — усмехалась проводница.

Стоящий в коридоре Ребров подмигнул Ольге. Она взяла сумочку, открыла, вынула зеркальце и помаду и стата красить губы.

— Вы, Оленька, и без этого — София Лорен, — заметил лежащий напротив Штаубе.

— Капиталистическое по семерке, — сказала Ольга. Штаубе с кряхтением приподнялся. Сережа проворно слез с верхней полки, сунул кубик Рубика в рюкзак.

— У тебя опять полным-полна коробочка? — спросил проводницу рабочий помоложе.

— Да всего двенадцать человек! Занимайте любое купе, я сейчас чаю принесу.

— Вот это — дело! — рабочие вошли в первое купе.

Ребров вошел в свое купе и сел у открытой двери.

— А я-то думала, вы опять в Зерцалах подсядете, — проводница наливала кипяток из тендера.

— Так тут заносы были — не расхлебаешь! С обеда чистили. В Вагине три поезда встало.

Ребров посмотрел на часы:

— 22.16. На 17 минут опаздываем. Всем собираться.

В Ачинске вошли двое пассажиров: мужчина в полушубке и кубанке, с чемоданом, и женщина с двумя сумками, в белой дутой куртке.

— Отлос, — тихо произнес Ребров, бледнея.

В 23.51 проехали Тарутино, Ребров кивнул. Ольга вынула из сумочки пистолет, отгянула затвор:

— Всем на пол. Тут перегородки — пальцем проткнешь.

— Оленька, мне кажется они в бронежилетах, — пробормотал Штоубе, устраиваясь на полу.

— Спасибо! — нервно усмехнулась Ольга, прыгнула в коридор и дважды выстрелила в стоящего у окна рабочего. Он стал падать, двое других выскочили в коридор с пистолетами в руках, открыли огонь.

— Лягай! — крикнул позади Ольги человек, севший в Ачинске, она бросилась на пол, стреляя по рабочим. Человек в кубанке дал длинную очередь по рабочим из автомата, они повалились на пол. Позади упавших, в тамбуре показался милиционер с автоматом, Ольга и человек в кубанке выстрелили, он упал. Из купе №8 высунулся мужчина с пистолетом и выстрелил в женщину в белой куртке, стоявшую с автоматом спиной к человеку в кубанке. Пронзительно вскрикнув, она ответила длинной очередью, мужчина стал оседать в дверном проеме, его спутник начал стрелять из-за него, но успевшая встать Ольга влепила ему в голову две пули, а человек в кубанке щедро добавил из автомата. Продолжая вскрикивать, женщина села на пол, выронив автомат.

— Василю, шо, зацепило? — переступив через ее ноги в унтах, человек в кубанке двинулся по вагону, добивая пассажиров. — У, блядовня! Поганцы!

Ольга рванула дверь второго купе, выстрелила в лицо спящей женщины, бросилась к купе проводницы: та сидела на полу, держась за простреленную кисть, рядом валялся хрипящий «воки-токи». Ольга разнесла его пулей, навела пистолет на проводницу:

— Как насчет чайку?

Покончив с пассажирами, человек в кубанке запер дверь тамбура, вернулся к раненой подруге:

— Где тебя, Василю?

— Дай… — женщина икнула, изо рта ее хлынула кровь, заливая белую куртку.

Ребров и Штаубе высунулись из купе.

— Шо ж вы гады, поховалися, як патоки, а бабу воевать выставили?! — злобно повернулся к ним человек в кубанке.

— Так надо, — пробормотал Ребров.

— Так надо! А ну помогите хлопцу! — он сменил рожок, подошел к купе проводницы, возле которого стояла Ольга. — Ага. Вот она, гарна дивчина — не пришей к пизде рукав! Сколько лягавых в поезде?

— Не знаю, — морщилась от боли проводница, — они тут… и в первом вагоне. Я ж ни при чем…

— И это тоже ни при чем? — Ольга показала дулом на «воки-токи».

— Это ихнее, — проводница всхлипнула, — они заставили. Говорили — мать убьют…

— Не пизди своим ребятам, — усмехнулась Ольга.

— Микола… Ми… кола, — хрипела раненая женщина.

Ребров приподнял ее голову.

— Шо, Василю? — подошел Микола. — Царапнули, гады? Ничо, довезем, лепило выходит.

— Микола… скажи Скобе… пускай мою долю не вкладывает…

— Так ты ж сама все скажешь, друг дорогой. Мы с тобой на такие гастроли забуримся — оторвать и засохнуть!

Кровь снова хлынула изо рта женщины, она закашляла. В ближнем тамбуре раздался свист, Ольга дернулась.

— Спокойно, це Марик, — Микола ответно свистнул. В тамбуре показался Марик в зимней форме железнодорожника, с пистолетом в руке. Переступив через труп милиционера, он поднял его автомат, осмотрелся;