Бесплодные земли (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 40

«Я не могу оставить ее — я должен ее охранять!»

Но в голове у него зазвучал чей-то голос — несомненно, голос человека, встреченного Джейком на постоялом дворе, в странной иной жизни. «Никто ее не сорвет. Никакой вандал не сомнет ее каблуком, ибо ее красота будет нестерпима его тусклому взору. От подобных напастей она умеет защищаться сама. Опасность в другом».

На Джейка нахлынуло чувство глубокого облегчения.

«Можно мне снова придти сюда и взглянуть на нее? — спросил он у призрачного голоса. — Когда будет муторно на душе, или если голоса вернутся и снова начнут спорить. Можно мне будет снова придти сюда, взглянуть на нее и немножко отдохнуть?»

Голос не отвечал, и, несколько секунд понапрягав слух, Джейк решил, что беседа закончена. Он сунул «Угадай-дай-дай!» и «Чарли Чух-Чуха» за пояс штанов (увидев при этом, что они перемазаны грязью и обсыпаны репьями) и крепко ухватился за забор. Он подтянулся, перемахнул на другую сторону и вновь соскочил на тротуар Второй авеню, позаботившись о том, чтобы приземлиться на здоровую ногу.

Движение на улице заметно оживилось, прибавилось и машин, и пешеходов: рабочий день закончился, все спешили домой. Кое-кто обратил внимание на неуклюже спрыгнувшего с забора чумазого парнишку в порванном блейзере и вылезающей из-под него незаправленной рубахе, но таких было немного. Чудаки для жителей Нью-Йорка зрелище привычное.

Джейк на секунду задержался у забора, охваченный ощущением утраты. Впрочем, до него дошло и кое-что другое: спорящих голосов по-прежнему было не слыхать. Небольшое, но достижение.

Мальчик поглядел на забор, и намалеванные с помощью распылителя вирши так и бросились ему в глаза — быть может, потому, что краска была одного цвета с розой.

— ЧЕРЕПАХА-великанша держит Землю на спине, — пробормотал Джейк. — Неохватная такая — не приснится и во сне. — Он вздрогнул. — Ну и денек! Мамочки мои!

Он повернулся и медленно захромал в сторону дома.

Должно быть, привратник позвонил наверх сразу, как Джейк вошел в вестибюль, потому что, когда лифт открылся на пятом этаже, там уже стоял отец. Элмер Чэмберс был в линялых джинсах и ковбойских сапожках, превращавших его пять футов десять дюймов в прославленные и великолепные шесть. На голове топорщился короткий ежик черных волос; сколько Джейк себя помнил, у отца всегда был вид человека, взбудораженного только что пережитым огромным потрясением. Едва Джейк вышел из лифта, Чэмберс схватил его за руку повыше локтя.

— Посмотри на себя! — Взгляд отца прыгал вверх-вниз; от него не ускользнула ни грязь на лице и руках сына, ни засохшая кровь на виске и на щеке, ни пропыленные штаны, ни порванный блейзер, ни репей, украсивший галстук Джейка, точно причудливая булавка. — Иди-ка, иди сюда! Где тебя носило, черт возьми? Мать чуть не рехнулась!

Не дав Джейку возможности ответить, отец втащил его в квартиру. Джейк увидел Грету Шоу, стоявшую в арке, которая соединяла столовую с кухней. Экономка со сдержанным сочувствием взглянула на него и поскорее исчезла, не желая случайно попасться на глаза «барину».

Мать сидела в своем любимом кресле-качалке. При виде Джейка она встала — не вскочила, не кинулась через прихожую, чтобы покрыть сына поцелуями и осыпать бранью, — просто встала и подошла к нему. По ее глазам мальчик догадался, что с полудня она приняла по меньшей мере три таблетки валиума. Может быть, и четыре. Родители — оба — твердо верили, что химия улучшает жизнь.

— У тебя кровь! Ну где же ты бы-ыл? — Интеллигентный голос выпускницы Вассара [23]. Словно в дом пришел знакомый, попавший в мелкую аварию.

— Гулял, — ответил Джейк.

Отец грубо встряхнул его. Захваченный врасплох, Джейк споткнулся и наступил на больную ногу. Снова вспыхнула острая боль, и мальчик внезапно разозлился. По его мнению, отец взбеленился вовсе не потому, что сын исчез из школы, оставив там лишь свое безумное сочинение; отец бесился оттого, что у Джейка хватило нахальства пустить коту под хвост его, Элмера Чэмберса, драгоценное расписание.

До этого момента своей жизни Джейк испытывал к отцу только три осознанных чувства: недоумение, страх и своего рода робкую смущенную любовь. Теперь на поверхность поднялись четвертое и пятое, злость и отвращение. К этим неприятным чувствам примешивалась тоска по дому. Ее-то и было сейчас в Джейке больше всего: она, словно дым, пропитывала собой все остальное. Джейк глядел на залитые румянцем гнева щеки отца, на уморительную стрижку, и ему хотелось вновь очутиться на пустыре, смотреть на розу и слушать хор. «Этот дом мне больше не дом, — подумал он. — У меня есть дело, его нужно сделать. Если б я только знал, что это».

— Убери руки, — сказал он.

— Что ты сказал? — Чэмберс-старший широко раскрыл налитые кровью глаза. Белки были очень красные; Джейк догадался, что за сегодняшний день отец успел изрядно поуменьшить свой запас волшебного порошка и перечить ему, вероятно, не стоит, но тем не менее чувствовал твердое намерение перечить. Он — не мышка, угодившая в зубы к коту-садисту, и не позволит, чтобы его трепали и трясли. Ни сейчас. Ни потом. Пожалуй, никогда. Мальчик вдруг понял, что его злость произрастает, главным образом, из одного простого факта — поговорить с родителями о том, что произошло — все еще происходит, — он не может. Они давным-давно закрыли перед ним все двери.

«Но у меня есть ключ», — подумал Джейк и нащупал его сквозь ткань брюк. Откуда-то выплыл обрывок странного стишка: «Если хочешь приключений, если ты устал скучать — не откладывай на завтра, прогуляйся вдоль ЛУЧА».

— Я сказал, отпусти, — повторил он. — Я подвернул ногу, и ты делаешь мне больно.

— Я тебе сейчас все остальное подверну — попробуй только не…

Почувствовав внезапный прилив сил, Джейк вцепился в отцовскую руку, больно державшую его пониже плеча, и яростно отбросил ее. Отец разинул рот.

— Я у тебя не работаю, — сказал Джейк. — Я твой сын, припоминаешь? Если нет, сходи глянь на фотографию — она у тебя на письменном столе.

Верхняя губа Чэмберса-старшего поползла вверх, открывая идеально ровные зубы. В этом оскале на каждую часть бешенства приходились две части удивления.

— Не сметь так со мной разговаривать, мистер! Где твое уважение к родителям, черт побери?

— Не знаю. Может быть, потерял по дороге домой.

— Ты самовольно уходишь с занятий, весь день шляешься, а теперь стоишь тут, поганец, раззявив пасть и нагло дрищешь словами…

— Хватит! Перестаньте! — крикнула мать Джейка. Несмотря на транквилизаторы, в ее голосе звучали близкие слезы.

Отец Джейка хотел было снова схватить сына за руку, но передумал. Возможно, определенную роль здесь сыграла та удивительная сила, с какой Джейк секундой раньше оторвал от себя его пальцы. Или, быть может, то, что светилось во взгляде мальчика.

— Я хочу знать, где ты был.

— Гулял. Я же сказал. И больше я тебе ничего говорить не собираюсь.

— Хрена с два! Директор школы звонил, твой учитель французского явился сюда, и у обоих было к тебе beacoup [24] вопросов! Как и у меня. Так вот, я хочу получить ответы!

— Ты весь в грязи, — заметила мать и робко прибавила: — Джонни, на тебя напали? Ограбили? Ты сбежал с уроков, и на тебя напали и ограбили?

— Да не грабил его никто, не грабил! — рявкнул Элмер Чэмберс. — Вон, часы как были при нем, так и остались, не видишь, что ли?

— Но у него голова в крови.

— Все в порядке, ма. Я просто набил шишку.

— Но…

— Ладно, я пошел спать. Я жутко устал. Если утром захотите поговорить — всегда пожалуйста. Может, завтра мы сумеем до чего-нибудь договориться. А сейчас мне совершенно нечего сказать.

Отец шагнул следом за ним, протягивая руку.

— Элмер, не надо! — мать почти кричала.