Бесплодные земли (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 32

«Это он закричит Ах ты, Господи, насмерть!», — подумал Джейк.

Со стороны Сорок четвертой улицы к ним приближалась дебелая дама с блумингдэйловским пакетом в руке.

«Она выронит пакет. Выронит пакет, зажмет рот руками и завизжит. Пакет разорвется. В пакете кукла. Она завернута в красное полотенце. Я увижу это с мостовой. С проезжей части. Я буду лежать посреди улицы в намокающих от крови штанах, в растекающейся кровавой луже».

За толстухой шел высокий мужчина в сером шерстяном костюме с тусклым серебристым отливом. Он нес дипломат.

«А вот дядька, которого стошнит прямо на ботинки. Он уронит дипломат, и его вывернет прямо на ботинки… Да что это со мной?»

Тем не менее ноги сами несли Джейка вперед, к перекрестку, туда, где через улицу двигался оживленный, неиссякающий людской поток. Где-то позади был священник-убийца, он приближался. Джейк это знал; он знал, что в следующий миг руки священника будут простерты вперед для толчка… знал, но оглянуться не мог. Словно пребывал в плену кошмара, где просто не дано влиять на ход событий.

Пятьдесят три секунды. Впереди лоточник отодвигал заслонку в боку тележки.

«Сейчас он достанет бутылку «Ю-Ху», — подумал Джейк. — Именно бутылку, а не банку. Встряхнет ее и залпом выпьет».

Лоточник вынул бутылку «Ю-Ху», энергично встряхнул и отвинтил крышечку.

Сорок секунд.

«Сейчас сменится свет».

Белое «ИДИТЕ» погасло. Быстро замигало красное «СТОЙТЕ», и где-то, меньше чем за полквартала от перекрестка, к пересечению Пятидесятой с Сорок третьей уже катил большой синий кадиллак. Джейк знал это, знал, что за рулем «Кадиллака» — толстяк в синей шляпе почти того же оттенка, что и машина.

«Сейчас я умру!»

Он хотел громко крикнуть это беззаботным прохожим, равнодушно обтекающей его толпе, но челюсти не разжимались, их словно свело. Ноги безмятежно несли Джейка к перекрестку. Веское предостережение «СТОЙТЕ» перестало мигать и засветилось ровно. Лоточник кинул пустую бутылку от «Ю-Ху» в белую урну на углу. На другом углу, через улицу от Джейка, стояла толстуха с хозяйственной сумкой, прямо за ней — мужчина в серебристо-сером костюме.

Восемнадцать секунд.

«Пора проехать фургону с игрушками», — подумал Джейк.

Перед самым его носом, подпрыгивая на выбоинах, через перекресток пронесся грузовичок с радостным паяцем и надписью «ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ ИГРУШКАМИ ТУКЕРА» на боку. Где-то позади (знал Джейк) человек в черном прибавил шагу, сокращая разрыв, и уже тянул длинные руки. Но оглянуться было невозможно, как невозможно оглянуться во сне, когда тебя догоняет что-то невыносимо ужасное.

«Беги! А не можешь бежать, так сядь на землю и вцепись в знак «стоянка запрещена»! Сделай что-нибудь, не стой сложа руки!»

Однако Джейк был не властен остановить развитие событий. Впереди, у самой бровки тротуара, стояла молодая женщина в белом свитере и черной юбке. Слева от нее ждал зеленого света парнишка-чикано со стереомагнитофоном. Из динамика неслись последние такты песни Донны Саммер. За ней (знал Джейк) должна была зазвучать «Dr. Love» в исполнении группы «Кисс».

«Сейчас они отойдут подальше друг от друга…»

Едва эта мысль пришла Джейку в голову, как женщина сделала шаг вправо, парнишка-чикано — влево, и между ними образовалась брешь. Ноги-предатели понесли Джейка прямо к ней.

Девять секунд.

В конце улицы под ярким майским солнцем засверкала отделка капота кадиллака. Джейк знал, что это «седан-де-вилль» семьдесят шестого года выпуска.

Шесть секунд.

Кадиллак набирал скорость. Вот-вот должен был смениться свет; человек за рулем «де-вилля», толстяк в синей шляпе с залихватским пером на тулье, собирался успеть проскочить перекресток.

Три секунды.

Человек в черном бросился вперед, к Джейку. Магнитофон паренька-чикано доиграл «Love To Love You, Baby», зазвучали первые аккорды «Dr. Love».

Две секунды.

Кадиллак-убийца (решетка его рычащего радиатора походила на оскал хищного зверя) перестроился на полосу, ближнюю к тротуару, где стоял Джейк, и ринулся к перекрестку.

Одна.

У Джейка занялось дыхание.

Ноль.

Пуск.

— А! — вскрикнул Джейк, когда жесткие ладони с силой ударили его в спину, выпихивая с тротуара на мостовую, выталкивая на проезжую часть, выталкивая из жизни…

Но только у него в воображении.

Тем не менее Джейк накренился вперед, отчаянно размахивая руками, испуганно округлив разинутый рот. Паренек со стереомагнитофоном крепко схватил Джейка повыше локтя и оттащил назад.

— Ты, орелик, давай не зевай, — сказал он. — Тут такое движение, что ахнуть не успеешь — расшибет в котлету.

«Кадиллак» проплыл мимо. Джейк мельком увидел за ветровым стеклом толстяка в синей шляпе, и машина исчезла.

Вот тогда это и произошло; именно тогда Джейк словно бы раскололся посередке и стал двумя мальчиками. Один умирал на мостовой. Другой стоял на углу, потрясенный, в немом изумлении глядя, как «СТОЙТЕ» снова меняется на «ИДИТЕ» и толпа устремляется через дорогу как ни в чем не бывало… впрочем, и в самом деле не бывало.

«Живой!» — возрадовалась половина Джейка, повизгивая от облегчения.

«Мертвый! — завопила в ответ другая половина. — Я мертвый лежу на мостовой! Все столпились вокруг, а человек в черном, который меня толкнул, говорит: Я священник. Позвольте пройти…»

На Джейка, превращая мысли в парусящий парашютный шелк, волнами накатывала дурнота. Мальчик заметил приближающуюся толстуху; когда она поравнялась с ним, он заглянул к ней в сумку. Оттуда, как он и ожидал, поверх края красного полотенца на него взглянули ярко-синие кукольные глаза. В следующую секунду перед Джейком уже никого не было. Женщина ушла. Лоточник, вместо того чтобы голосить «Ах ты, Господи, насмерть!», продолжал готовиться к рабочему дню, насвистывая песню Донны Саммер, которую только что играл магнитофон паренька-чикано.

Джейк обернулся, лихорадочно отыскивая мнимого священника. Того нигде не было.

Джейк застонал.

«Очнись! Ты чего?»

Он не знал. Он знал только, что в эту минуту должен лежать на мостовой, прощаясь с жизнью под истошные вопли толстухи, пока мужчину в серебристо-сером гарусном костюме рвет, а человек в черном проталкивается сквозь собирающуюся толпу.

Именно это, кажется, и происходило в одном из уголков его сознания.

Противная слабость вернулась. Джейк вдруг бросил мешочек с завтраком наземь и что было силы хлестнул себя по лицу. Незнакомая женщина, спешившая на службу, подозрительно всмотрелась в него. Джейк не обратил на нее внимания. Бросив завтрак на тротуаре, он очертя голову кинулся через улицу, безразличный ко вновь замигавшему алому «СТОЙТЕ». Отныне это утратило важность. Смерть подступила к нему — и прошла мимо, даже не глянув. Все должно было произойти иначе (подсказывало Джейку некое глубинное чутье) — но не произошло.

Может быть, теперь он будет жить вечно.

От этой мысли Джейку опять захотелось ликующе захохотать.

К тому времени, как он добрался до школы, в голове у него немного прояснилось и за работу взялся рассудок. Трезвое начало старалось убедить Джейка, что причин для беспокойства нет — ей-же-ей, никаких. Возможно, действительно имело место нечто немного необычное, этакое психическое озарение, и Джейк на миг заглянул в будущее, в один из его возможных вариантов. Ну и что? Что особенного? Собственно, идея была вполне современной, даже модной, в духе тех странных газет, какие продаются в универсамах, излюбленного чтива Греты Шоу, за которое она бралась, лишь убедившись, что матери Джейка поблизости нет, — газет вроде «Нэшнл инквайэрер» и «Инсайд вью». Только, конечно, в газетных публикациях психические озарения всегда играли роль упреждающих ядерных ударов: женщина увидела во сне авиакатастрофу — и перезаказала билеты; парню приснилось, будто его брата держат пленником на китайской фабрике, выпускающей «печенье-гаданье» [18], — и оказалось, что это правда. Так стоило ли обращать внимание на психическое озарение, суть которого — знать, что по радио сейчас зазвучит песня в исполнении «Кисс», в сумке у толстой тетки лежит кукла, завернутая в красное полотенце, а лоточник, торгующий претцелями, выпьет «Ю-Ху» из бутылки, не из банки?