Стрелок (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 32

— С серьезными ли намерениями явился ты сюда, отрок?

— С серьезными, учитель.

— Ты явился изгнанником из отчего дома, отрок?

— Воистину так, учитель. — Роланду суждено было оставаться изгнанником до тех пор, пока он не одолеет Корта. Если бы верх взял Корт, мальчик остался бы парией навсегда.

— Ты явился с избранным тобою оружием?

— Воистину так, учитель.

— Что это за оружие? — Вопрос давал учителю преимущество, возможность изменить план боя соответственно праще, копью или сети.

— Мое оружие — Давид, учитель.

Корт запнулся лишь на краткий миг.

— Итак, ты выступил против меня, отрок?

— Да.

— Тогда не медли.

И Корт двинулся по коридору, перебрасывая пику из руки в руку. Мальчишки испустили трепетный, точно птица, вздох: их товарищ шагнул учителю навстречу.

Мое оружие — Давид, учитель.

Запомнил ли Корт? До конца ли он понял? Если так, возможно, все пропало. Все зависело от внезапности нападения и того боевого задора, что еще сохранился у сокола. Что сделает птица? Останется безучастно сидеть на руке у мальчика, покуда Корт будет избивать того посохом из железного дерева до помрачения рассудка? Или устремится в высокое горячее небо?

Они сходились все ближе. Мальчик бессильными вялыми пальцами распустил соколу клобучок. Клобучок свалился в зеленую траву, и мальчик остановился как вкопанный, заметив, что взгляд Корта упал на птицу и глаза учителя расширились от удивления и медленно разгорающегося понимания.

Значит, сейчас.

— Бей! — выкрикнул мальчик, вскидывая руку.

И Давид полетел бесшумной бурой пулей. Качнув встопорщенными крыльями один, два, три раза, сокол врезался Корту в лицо, проникая в плоть клювом и когтями.

— Хэй! Роланд! — вне себя прокричал Катберт.

Корт потерял равновесие и, шатаясь, попятился. Посох из железного дерева поднялся и заколотил по воздуху над головой учителя, но впустую. Сокол колыхался перед ним неясным, смазанным комком перьев.

Мальчик стрелой метнулся вперед, выставив согнутую под прямым углом неподвижную руку.

И все же Корт чуть было не оказался слишком проворен. Птица заслоняла ему девяносто процентов видимости, но посох вновь поднялся сплющенным концом кверху, и Корт хладнокровно проделал единственное, что могло в тот момент повернуть ход событий. Безжалостно напрягая бицепс, он трижды ударил себя по лицу.

Переломанный, искалеченный Давид упал, неистово хлопая крылом по земле. Холодные хищные глаза яростно впились в лицо учителя, по которому струилась кровь. Незрячий глаз Корта слепо выпирал из глазницы.

Мальчик нанес Корту нешуточный удар ногой в висок. На этом все и должно было бы завершиться; пусть от единственного нанесенного Кортом удара нога у Роланда онемела — пинок должен был бы положить конец поединку. Однако вышло иначе. На миг лицо Корта обмякло, а затем он нырнул вперед, чтобы ухватить мальчика за ступню.

Мальчик отскочил назад, запутался в собственных ногах и, раскинув руки, полетел наземь. Издалека донесся пронзительный крик Джейми.

Корт вскочил, готовый упасть на Роланда сверху и завершить схватку, ведь мальчик лишился своего преимущества. На миг взгляды противников встретились. У стоявшего над учеником учителя по левой щеке сползали кровавые сгустки, а незрячий глаз закрылся, превратившись в узкую белую щелку. На нынешний вечер бордели для Корта отменялись.

Что-то вспороло мальчику руку. Ее слепо рвал сокол, Давид. Оба крыла у него были сломаны. То, что птица еще жила, было невероятно.

Не обращая внимания на вонзающийся в руку клюв, который сдирал с его запястья ленточки мяса, мальчик сграбастал птицу, точно камень и, когда Корт, растопырив руки, ринулся на него, подбросил сокола вверх.

— Хэй! Давид! Бей!

Потом, загородив солнце, сверху на мальчика упал Корт.

Птицу расплющило между ними, смяло. Мальчик почувствовал, что ему в лицо, отыскивая глазницу, тычется мозолистый большой палец, и вывернул его, одновременно приподняв бедро, чтобы блокировать колено Корта, стремившееся нанести ему удар между ног. Рука Роланда трижды безжалостно и сильно рубанула по древу шеи учителя. Это было все равно, что колотить по рифленому камню.

Корт хрипло крякнул, тело его содрогнулось. Мальчик смутно заметил руку, молотившую по земле в поисках оброненного посоха, и, молниеносно выбросив ногу вперед — так, как раскрывается пружинный нож, — пинком отправил палку за пределы досягаемости противника. Давид, вцепившись когтями Корту в ухо, второй лапой остервенело бил учителя по щеке, не оставляя живого места. Лицо мальчика обрызгала теплая, пахнущая медной стружкой кровь.

Кулак Корта одним ударом сломал птице спину. Еще удар — и хрустнула, сложившись под неестественным углом, шея. Однако когти не разжались. Уха больше уже не было — только сбоку в череп Корта тоннелем уходила красная дыра. Третий удар — и птица отлетела, перестав загораживать лицо Корта.

Ребро ладони Роланда опустилось Корту на переносицу, ломая тонкую кость. Брызнула кровь.

Рука Корта, незряче хватая воздух, метнулась к ягодицам мальчика. Тот вслепую откатился прочь, нашарил посох и стал на колени.

Корт, осклабившись, тоже поднялся на колени. Его лицо скрывала завеса запекшейся крови. Единственный зрячий глаз неистово вращался. Перебитый нос был свернут под странным, жутковатым углом. Щеки висели лохмотьями.

Мальчик держал посох точно бейсболист, ожидающий подачи.

Корт сделал два обманных движения и вышел прямо на него.

Проворства мальчику было не занимать. Твердый как железо посох качнулся в воздухе, описав решительную дугу, и с глухим неясным стуком ударил Корта по черепу. Корт повалился на бок. Он глядел на мальчика с ленивым выражением — и не видел его. Изо рта вытекла тоненькая струйка слюны.

— Сдавайся или погибни, — проговорил мальчик. Его рот был полон сырой ваты.

И Корт улыбнулся. Сознание почти полностью покинуло его, и следующую неделю ему предстояло провести в своей хижине, под присмотром сиделок, спеленутым чернотой комы — но сейчас учитель еще держался со всей силой жизни, не ведавшей ни жалости, ни защиты.

— Я сдаюсь, стрелок. Сдаюсь с улыбкой.

Неповрежденный глаз Корта закрылся.

Стрелок осторожно, но настойчиво потряс учителя. Теперь Роланда обступили остальные. Руки у них дрожали от желания хлопнуть товарища по спине, поднять на плечи, но ребята опасливо сдерживались, почуяв только что разверзшуюся пропасть. И все же это было не так непривычно, как могло бы — ведь бездна отделяла этого мальчика от прочих всегда.

Веки Корта вновь слабо затрепетали, он приоткрыл глаза.

— Ключ, — сказал стрелок. — Право, данное мне по рождению, учитель. Мне нужен ключ.

Рождение Роланда давало ему право на револьверы — пусть не на тяжелые, весившие еще больше из-за сандалового дерева револьверы отца, но тем не менее на револьверы, запретные для всех кроме считанных единиц. На последнее, абсолютное оружие. Под тяжелыми сводами оружейных погребов казармы, где, вдали от материнской груди, по старинному закону надлежало теперь ждать Роланду, висело это вооружение новичка — увесистое, громоздкое, из никеля и стали. Пусть так, и все же оно неотлучно было при отце, покуда тот становился из новичка настоящим стрелком — а сейчас отец правил страной, по крайней мере, номинально.

— Что ж, значит, это так страшно? — пробормотал Корт будто во сне. — Так тягостно? Этого-то я и боялся. И все же ты победил.

— Ключ.

— Сокол… блестящая уловка. Превосходное оружие. Долго ли ты натаскивал своего ублюдка?

— Я не натаскивал его. Я подружился с ним. Ключ.

— У меня под ремнем, стрелок. — Глаз опять закрылся.

Стрелок просунул руку под ремень и ощупал мощный, тяжелый пресс, мускулатура которого сейчас была расслабленной и вялой. Вот и медное кольцо. Роланд крепко стиснул ключ в руке, обуздывая страстное, нестерпимое желание подкинуть его к небесам, приветствуя победу.