Первый субботник - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 19

– Это когда мы трамвая ждали?

– Да. Они ведь ходили редко. А ты была в шляпке. Моей любимой.

– В сиреневой? – засмеялась Воскресенская.

– Да… страшно подумать! Сорок лет назад. И так же пух летел, и люди встречались, шутили, целовались… А пух все такой же. Поразительно!

– А как быстро все промелькнуло.

– Да. И главное, как много сделано, а кажется – ничего…

– Ну, это ты слишком. Ничего! Дай бог каждому так – ничего.

Профессор вздохнул:

– Ну, Валечка, это все относительно… относительно…

Валентина Викторовна ласково смотрела на него.

Профессор потрогал усы:

– Тополиный пух… тополиный пух…

– Да… тополиный пух… – тихо прошептала Воскресенская.

Константин Филиппыч побледнел, сжал кулаки:

– Какая ты сволочь… сука…

Жена недоумевающе открыла рот.

– Сволочь!

Профессор неуклюже размахнулся и ударил Валентину Викторовну кулаком по лицу.

Ахнув, она повалилась на пол.

– Сволочь! Мразь! Курва проклятая! – шипел побелевший профессор.

– Костя… Костя… – испуганно прошептала Воскресенская.

Трясясь, он надвинулся на нее и стал бить ногами:

– Мразь! Мразь! Мразь!

Воскресенская пронзительно закричала.

Профессор схватил стул и с силой пустил его в трюмо.

Куски зеркала посыпались на пол.

– Курва… сволочь…

Он плюнул в окровавленное лицо жены, но плевок застрял в бороде.

Воскресенская продолжала пронзительно кричать.

Константин Филиппыч выбежал в коридор, трясущимися руками открыл дверь и бросился вниз по широкой лестнице.

Внизу в подъезде ему попался восьмилетний сосед. Профессор наотмашь ударил его рукой по веснушчатому лицу и выбежал во двор.

Вызов к директору

До обеденного перерыва оставалось двадцать минут.

Людмила Ивановна убрала кипы замусоленных чертежей в шкаф, справочник и таблицы допусков сунула в ящик стола.

Сидящий напротив Кирюхин, не торопясь, стягивал темно-синие нарукавники. Соня пудрилась, глядя в треснутое зеркало, и что-то напевала.

Отворилась дверь, вошла Сарнецкая:

– Соньк, ну чо ты?

– Иду, иду…

Соня убрала пудреницу, встала.

– Не рановато, девочки? – спросила Людмила Ивановна, комкая ненужные бумаги.

– Людмила Ивановна! – Соня притворно надула губы. – Мы ж зато раньше приходим.

Буркова улыбнулась:

– Ну, идите…

Соня с Сарнецкой вышли.

Кирюхин вытащил из портфеля завернутые в пергамент бутерброды, разложил на столе.

Зазвонил телефон.

Буркова подняла трубку:

– Технологический.

– Карапетяна, пожалста.

– Он в отпуске.

– А… да… забыл…

– Виктор Васильич?

– Да. Это Людмила Ивановна? Вы ведь его замещаете.

– Да, Виктор Васильич.

– Зайдите ко мне, пожалста.

– Хорошо, иду.

– Ага… жду вас… Да, и технологию малого редуктора прихватите…

– Всего?

– Да, желательно.

– Хорошо.

Директор положил трубку.

Людмила Ивановна удивленно пожала плечами:

– Всего… да там три папки по пуду каждая…

Кирюхин жевал бутерброд с колбасой:

– Людмила Ивановна… может помочь вам, а?

– Не надо, доволоку как-нибудь.

– А то давайте… давайте, а?

– Не надо, спасибо.

Она открыла шкаф, нашла три зеленые папки:

– Виктор Сергеич, только пожалуйста в мое отсутствие не уходите. Здесь из Запорожья звонить должны.

– Ну, о чем разговор!

Буркова поправила прическу, одернула жакет и, подхватив папки, вышла в коридор.

Возле открытого окна стояли и курили несколько мужчин. Заметив ее, они повернулись.

– Людмила Ивановна сегодня, как кинозвезда, – смеясь, выпустил дым Соцков.

– Технологам хорошо, – подхватил Зельниченко, – а вот от нас все бабы сбежали!

– А вы кричите на них побольше, – улыбаясь, прошла мимо Людмила Ивановна.

В конце коридора из бухгалтерии выносили стулья и ставили друг на друга.

– Это что за баррикада? – усмехнулась Буркова.

– Ааа… – вяло махнул рукой Гершензон. – Два года обещаниями кормили, теперь привезли и третий день вопят, чего, мол, не берете!

– Мебель?

– Да конешно!

– А чего ж вы не берете?

– А кто возить будет? Я? Да Раиса Яковлевна?!

– Ну, попросите кого-нибудь.

– Кого?

– Господи, неужели так сложно найти мужиков? Вон стоят, курят. Попросите их.

– Попросите вы. Вам не откажут.

– На обратном пути, – улыбнулась Людмила Ивановна. – И с вас шампанское.

– Лады! – засмеялся Гершензон.

Людмила Ивановна свернула, спустилась по небольшой лесенке, миновала малый зал и вошла в директорскую приемную.

Ира печатала, Алевтина Сергеевна включала в розетку штепсель самовара.

– Виктор Васильич у себя?

– Да, Людмила Ивановна, – подняла голову Ира. – Заходите. Он один.

Буркова отворила массивную дверь:

– Можно, Виктор Васильич?

– Проходите, Людмила Ивановна.

Директор ткнул окурок в пепельницу, встал, через стол пожал Бурковой руку:

– Садитесь.

Буркова села напротив, положила пухлые папки на длинный светлый стол. Сергеев сел за свой темного дерева стол, упирающийся в торец длинного, отодвинул в сторону пачку сводок:

– Я ведь совсем забыл, что Мухтарбекович в отпуске.

– Уже три дня.

– Склеротиком становлюсь! – рассмеялся директор и, сощурясь, посмотрел на Буркову. – А вы чудесно выглядите.

– Да что вы, Виктор Васильич.

– И кофточка ненашенская, красивая какая-то…

– Стараемся.

– А что на ней написано… не разгляжу…

– Монте-Карло.

– Ух ты! Шикарно. Неделикатный вопрос: это по блату или напали где?

– Подарили.

– Понятно. Моя дочурка все за такими гоняется… ну да ладно. О кофточках потом.

Он нашарил в пачке сигарету, сунул в губы, чиркнул спичкой:

– Карты редуктора принесли?

– Вот. Еле доволокла.

– Так. Людмила Ивановна, что там у нас с валиком этим… ну… промежуточным…

– А что?

– Да вот допуски, говорят, ни к черту. Посмотрите, вот сводки принесли. Вместо 0,06 – 0,32.

– Как?

– Да вот так.

– Но ведь он же четыре года в производстве, Виктор Васильич. Там же давно уж все отлажено, проверено сто раз…

– Тем не менее.

Директор положил перед ней листок.

Людмила Ивановна подняла его к глазам:

– Так… торцы в норме, шлиц, так, под шестерни… так… под подшипники… господи… действительно 0,32.

Директор грустно чмокнул, затягиваясь.

– Но, может, напутали что? Наладчик ошибся?

Сергеев вздохнул:

– Дело в том, Людмила Ивановна, что эта сводка не первая. Вот, смотрите…

Он выдвинул ящик стола, вынул пачку скрепленных листков, протянул Бурковой:

– Это за три последних месяца.

Буркова стала перебирать листки:

– Это что… все только по промежуточному?

– Да. И везде вместо 0,06 – 0,32.

– Господи, действительно…

– Действительно… – директор грустно посмотрел в окно, выпустил дым.

Буркова подняла голову:

– Но, как же… но… Виктор Васильич, но ведь… и это что… все три месяца?!

– Все три.

– Кошмар! А почему же мы не знали ничего?! Это же… это значит, все за три месяца – брак?!

– Выходит, что так.

– Но… но ведь испытания-то… ведь в сборочном их испытывают!

– Испытывают.

– И что?

– Работают нормально, – грустно усмехнулся директор. – Пока…

– Но почему же мы не знаем ничего? Ни Карапетян, ни отдел? И главный инженер тоже! Он ведь ничего мне не говорил! И сборщики тоже! Как же так, Виктор Васильич?!

Сергеев, не торопясь, загасил окурок, щелчком отпихнул коробок со спичками и, сцепив руки, посмотрел в глаза Бурковой:

– Скажите, Людмила Ивановна, вы что кончали?

– Станкин.

– В каком году?

– В шестьдесят восьмом.

– Значит, у нас вы без малого…