До свидания, мальчики! - Балтер Борис Исаакович - Страница 45

– Пожалуйста, – ответил Сашка. Он взял салат и положил себе на тарелку.

– Это по-сашкиному называется ухаживать, – сказал я.

– А что? Ах да... – Сашка передал салатницу Кате и стал смотреть, что бы такое взять еще.

Я уверен, что он не притворялся. Просто мы начали хмелеть и забывали, что говорим и что делаем. Волны катились под «Поплавком», а мне казалось, что плывет веранда к розовому горизонту. Тогда я оглядывался на пляж, и все сразу становилось на свое место. За столом Жестянщика смеялись. Лицом к нам сидела женщина. Она смотрела на нас и была немного пьяна. Она подпирала щеку рукой и улыбалась.

– Самое время выпить, чтобы они сдохли, – сказал Витька.

– Кто они? – спросила Катя.

– Володя, объясни.

– Разве мало на свете разного дерьма? В общем, кто-то кому-то всегда мешает жить. Чтобы не мешал, пускай сдохнет.

– А кто? – спросила Катя. – Я так просто не хочу.

– Я знаю кто. Давайте выпьем, – сказала Женя.

– Степик тебя устраивает? – спросил Сашка.

– Ладно. Степик пусть сдохнет. Степика мне не жалко, – сказала Катя.

Инка сказала:

– Володя, давай выпьем, чтоб она сдохла. Давай?

– Кто она?

– Ну та... – сказала Инка, и замолчала, и стала смотреть в море. – Ну, помнишь, на которую ты смотрел на пляже, – Инка засмеялась и заглянула мне в глаза.

– Пожалуйста, – ответил я. И, когда пил, мне даже в голову не пришло, что женщина, о которой говорила Инка, была на пляже с Джоном Данкером.

Инка пила и вдруг протянула над столом свой бокал. Я оглянулся. Женщина за соседним столиком улыбалась Инке и держала перед собой бокал. Она встала и подошла к нам:

– Можно?

Жестянщик принес ей стул и вернулся на свое место.

– Кончили десять классов? – спросила женщина.

– Кто вам сказал?

Женщина пожала плечами:

– Нетрудно догадаться. Моя сестренка тоже кончила десять классов.

– Очень трогательно, – сказал Сашка. – У вас есть сестренка, и она кончила десять классов.

– А что вы кончили? – спросил я.

– Я геолог.

– Очень трогательно. Вы геолог, а ваш сосед капитан дальнего плавания, – сказал Сашка.

– Ну и что же? – спросила женщина. Она еще улыбалась, но, по-моему, уже жалела, что подошла к нам, – это по глазам было видно.

Женя сказала:

– Выпьем за всех, кто в этом году кончил десять классов, и пусть сбудутся все их желания.

Женщина протянула свой бокал, она принесла его с собой, и девочки чокнулись с ней, а мы переглянулись и даже не притронулись к своим бокалам.

– На вид такие милые, а на самом деле злые...

Женщина пошла к своему столику. Мы не могли ей сказать, что наши желания уже не сбылись. А если бы и могли, то ей все равно бы этого не сказали. Жестянщик подошел за стулом. Он постоял, и я видел, как побелели его пальцы, сжимавшие спинку. Он ушел, а Инка сказала:

– Ну зачем ее обидели? Зачем обидели?

– Она, наверно, ничего о нем не знает. Надо ей рассказать, – сказала Катя.

– Мы уже пробовали. С нас хватит, – сказал я.

– Я ей все равно расскажу. Увижу на пляже и расскажу, – сказала Женя.

– Ничего ей не надо рассказывать. Ну зачем рассказывать? – спросила Инка.

Мы не злились на женщину. Просто у нас в голове не укладывалось, что геолог может быть в одной компании с Жестянщиком. Во внутреннем зале проигрывали через усилитель пластинки, а танцевали на веранде. Сашка до того обнаглел, что пошел с Катей танцевать. Сам не знаю как, но они танцевали. Я тоже попробовал, но у меня ничего не получилось. Инка могла танцевать, а я нет. Просто я никогда не занимался этим делом. Потом мы плевали в море. Стояли у перил и плевали. Первой начала Инка. На волнах покачивалась горлышком вверх бутылка, и Инка старалась до нее доплюнуть. Дурной пример заразителен, особенно если кругом много пьяных. Они стояли у перил и плевались. Одной бутылки на всех не хватило, и каждая новая компания кидала свою бутылку. Пришел директор «Поплавка» и стал всех стыдить. Но мы в это время уже сидели на своих местах.

Инка и Катя куда-то уходили. Маруся стояла в простенке между открытыми окнами внутреннего зала. Я долго смотрел на нее. Она опиралась плечом в простенок и смотрела «в никуда»: просто стояла с открытыми глазами. Глаза у нее были прозрачные, как у морских девчонок, а полные губы слегка подкрашены и все равно были бледные, и на щеках вместо ямочек проступали морщинки. Когда ее подзывали, она подходила и слушала, глядя куда-то поверх голов. Посетителей Маруся называла «гостями». По-моему, она от них устала и была о них невысокого мнения. Маруся оглянулась и подошла ко мне.

– Что, Володя? – спросила она.

– Ничего. Ты очень красивая.

– Была, – сказала Маруся и провела по моим волосам белой и крупной рукой с ярко накрашенными ногтями. – Сейчас принесу чебуреки, – сказала она.

Мы поели чебуреки. Инка отдала мне половину своей порции.

– Это за мороженое, – сказала она.

Я теперь часто оглядывался назад, но веранда все равно плыла. Хорошо, что больше не осталось вина. Его всего было две бутылки. Зато крем-соды было много. От нее пощипывало в носу и прояснялась голова. Не знаю, зачем пить вино, когда есть крем-сода? Правда, такой крем-соды, как тогда, теперь почему-то нет. А может быть, мне так просто кажется. Инка крикнула:

– Смотрите! – и протянула палец.

Солнце уже давно село, и в чуть розоватом воздухе синели плоские очертания гор. Они стояли на воде похожие на вертикальные тени. Жестянщик за столом с видом бывалого капитана объяснял своим друзьям:

– Это морской мираж. Такой же мираж видели матросы Колумба.

Много он понимал – мираж! Просто в такой прозрачный и тихий вечер всегда видны были горы Южного берега. Не знаю, зачем придумывать, когда и без этого и вечер, и море, и горы были так хороши. Мне было бы совсем хорошо, если бы я время от времени не вспоминал, что никогда не уйду в море на борту военного корабля. Горы синели и постепенно сливались с небом и морем. Подошла Маруся.

– Вот и все, – сказала она. – Вы довольны?

Нам очень не хотелось уходить, но Маруся сказала, что внизу ждет много «гостей». На веранде давно зажгли свет, и, когда мы уходили, огни отражались в маслянисто-черной воде. Маруся проводила нас до лестницы.

– Запомни, мой дом – твой дом, – сказал Сашка.

– Запомнила, – сказала Маруся. – Скорей бы он у тебя был.

Витька спускался первым и доказывал Жене, что это совсем другая лестница.

– Не выдумывай. Сам ты другой, – сказала Женя, и голос у нее был очень ласковый.

Потом мы купались. Вода была теплой. Песок – тоже, только надо было разгрести верхний слой. Многие купались, но их не видно было в темноте. Вдруг где-нибудь смеялась женщина или что-то говорил мужчина. Я лежал рядом с Инкой. В море появились огни, и донесло далекий лязг якорных цепей.

– Инка, я не еду в морское училище. Понимаешь, меня и Витю посылают в пехотное. В пехоте мы нужнее. Пехотный командир – это общевойсковой командир... Ерунда, просто пехотный... – Я спрятал лицо в Инкиных коленях. Она приложила ладонь к моему затылку.

– Не надо, – сказала Инка. – Это же не имеет никакого значения. Все равно три года – не пять.

Кто-то вышел из воды и лег недалеко от нас.

– Не замочил бинт? – спросила Катя.

– Я же не плавал, – ответил Сашка.

– Смотри, как красиво подходит эскадра. Ветра нет, а слышно якоря, – сказала Катя. – Интересно, где наши? – спросила она.

– Наверно, купаются. Надо же таких морских ребят послать в пехоту! Володя! – громко позвал Сашка.

– Не кричи. Я не глухой.

Катя и Сашка замолчали. Это был последний вечер, который мы провели вместе.

XII

Через день Инка уезжала.

Три грузовых машины стояли во дворе школы. Инка сидела в первой спиной к кабине. В белой косынке, завязанной под подбородком, в синей выцветшей майке, из которой она выросла, и в сатиновой юбке – Инка сидела и улыбалась. Я разговаривал с Витькой и Сашкой и еще с кем-то. С нами были Катя и Женя. Все вместе мы вспоминали прошлогоднюю поездку и хохотали. Я стоял к машине спиной. Прошедшая ночь ничего не сгладила и не смягчила: то, что произошло у меня с Инкой вчера, сегодня стояло между нами.