Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения - Страница 51

Я миновала собачью территорию и ступила на тротуар. Злость ушла, осталась только обида и глобальная жалость к себе. Пили все, а платить по счету мне одной. На глаза навернулись слезы. Да, уже за тридцать, да, гордо причисляю себя к сильным женщинам мира сего, да, не такая уж и потрясная работа была. И все же… И все же хотелось разреветься. Не раздумывая, я вынула телефон и позвонила Свету.

— Привет, — пробормотала я в трубку и шмыгнула.

— Ты чего? — мгновенно сориентировался мой собеседник.

— Меня уволили.

Я это сказала, и на душе стало так легко сразу, словно Свет мог решить все мои проблемы.

— Понятно, — сосредоточенно проговорил он, немного помолчал, затем продолжил. — Ты где?

— Вышла из школы.

— В метро идешь?

— Нет. Поброжу немного. До Дворцовой прогуляюсь. Давно там не была.

— Пешком?

— Это ближе, чем кажется, — улыбнулась я его реакции.

— Давай ты лучше ко мне приедешь сейчас, и мы вместе пойдем.

— А твоя работа?

Это эгоистично. Чудовищно эгоистично! Конечно, у него работа, но мне так хотелось оказаться важнее работы, именно сейчас, именно в эту минуту. Пусть придет, пусть будет рядом, пусть я буду чувствовать себя защищенной.

— Работа никуда не денется, — сделал он для меня то, что раньше делали только родители.

Я стиснула зубы и попыталась проглотить всхлип, но увы. Слезы покатились по щекам, а предательский прерывистый вздох все-таки вырвался наружу.

— Ты там плачешь? — ласково удивился Свет

В качестве ответа у меня получился только новый всхлип.

— Дурочка! — еще более нежно проговорил он. — Нашла о чем реветь.

— Сама знаю, — голос дрожал. Я склонила голову, чтобы прохожие не заметили слез, и старалась стереть их на ходу незаметно, не потревожив при этом макияж.

— Родители чьи-нибудь про твои книги узнали и скандал устроили?

— Так очевидно?

— Ну а какая еще может быть в твоем случае причина? И тебе предложили уволиться самой. И ты, наверное, уже даже заявление написала, да?

— Ага.

Свет рассмеялся.

— Иди ко мне.

— Иду, — согласилась я и пошла.

— Дурочка, — повторил Свет, обнимая ревущую меня.

Короче говоря, когда ты знаешь, что одна и полагаться, кроме как на себя, не на кого, то реветь тянет только в случае передозировки жизненных отвратительностей и неудач. Но какой бы сильной и выносливой ты ни была сама по себе, в момент, когда ты слышишь голос человека, на которого можешь положиться, которому доверяешь, сила и выносливость летят к чертям. Вот тогда реветь тянет и очень сильно. Не потому что так уж невыносимо, а просто потому что он рядом и решил, что сегодня из вас двоих сильный он, и значит ты имеешь право побыть сегодня слабой. «Каждый день ты со мной, словно я за стеной каменной спряталась, и самой смешно…»

— Ты зачем написала бумажку эту?

Свет говорил мне в волосы, из-за этого его голос звучал глухо.

— Всегда с плеча рубишь? Не думая, да?

— Не-ет, — протянула я ему в рубашку, из-за чего мой голос тоже звучал глухо, — обычно я умнее.

Он засмеялся.

— Сейчас не похожа, но точно тебе говорю, обычно умная.

— Эх, ты, умная, — Свет погладил меня по спине. — Кончай реветь. Поехали в Пушкин за пончиками.

Оторвалась нехотя от его груди и позволила вести себя. Если задуматься, я мечтала ему позвонить еще до выхода из школы, еще до того, как покинула кабинет директора. Подумала о Пересвете, когда поняла что происходит. Впервые в жизни у меня было куда отступать. Бороться даже в голову не пришло. И, честно говоря, я об этом не жалела.

— И все-таки я это сделал, — на этих словах Свет сильнее сжал рукой мою талию. Я удивленно взглянула на него:

— Что сделал?

Не знаю, что больше заставило задать этот вопрос: его жест или слова.

— Позволил собой манипулировать.

Позволил собой… Что?!

Я вскинула голову, одаривая говорливого мальчика свирепым взглядом, и одновременно рванула в сторону. И тут же догадалась, для чего секундой ранее он усилил хватку. Мы, оказывается, точно знали, как Вера отреагирует!

Прервать объятие не получилось, скорее уж наоборот. Не удивлюсь, если от его пальцев на животе синяки останутся. А на мой взгляд он ответил деланно испуганным выражением лица, потом, как ни в чем не бывало, добавил:

— Ты куда?

Честно, не знаю, какие эмоции выражала моя мимика. В тот момент я испытывала одновременно и умиление, и возмущение, и восхищение, а в таком состоянии просто не можешь ничего произнести. Хуже! Не помнишь, зачем надо шевелиться.

— Не знаю! Куда-нибудь! — нашлась я после продолжительной паузы.

— А я?

Ему б премию за игру в невинность.

— А ты иди обратно на работу.

— Не хочу, — он умиротворенно заулыбался, второй рукой подтянул мою голову ближе и поцеловал в висок. — Я с тобой хочу.

Тот факт, что я при этом честно сопротивлялась, похоже беспокоил только меня.

— Я же тобой управляю!

— Вот видишь, признаешь, — его улыбка только шире стала. — Но ничего. Мне нравится. Продолжай управлять.

Серьезно? Это кто кем тут еще манипулирует.

Свет осторожно подтолкнул меня в направлении парковки.

Очередная пропасть. И выбор у меня невелик. Я могу развернуться и уйти, сохранив свою гордость нетронутой, но уничтожить при этом большую часть его гордыни. Ведь он только что открытым текстом указал мне на свою незаживающую рану. «Без замашек на манипулирование». Кажется, так он сформулировал в прошлом. И в этом случае он не пойдет за мной следом сейчас и не придет позже. Настолько необходимой, настолько нужной по-настоящему сильному мужчине женщина может стать лишь после долгих лет гибкой мудрости. Конечно, в женских романах отчаянно сильный по всем фронтам герой отчаянно сильно преследует непомерно горделивую героиню, с которой знаком уже целых два дня, но это только в женских романах.

Или же я могу наступить на горло своей гордыне и просто пойти за ним следом, приняв его таким, какой он есть. Но в этом случае, он никогда уже не отнесется ко мне иначе. Я навсегда останусь женщиной, которую он будет считать себя вправе вот так запросто обидеть. Он максимально осторожно, на свой взгляд, дал понять, что не примет молча ни одну попытку схитрить или обмануть его, и что без своего на то желания не сделает для меня ничего. Заранее очертил границу, за рамки которой у меня нет и не будет права выйти.

Из двух зол выбирают меньшее?

Хватило доли секунды на принятие решения. Я глубоко вздохнула и не стала сопротивляться его попыткам вести меня к машине.

Иные женщины осудят мой выбор. Я не против. Не истина в последней инстанции. Но это моя жизнь, и она у меня одна, другой не будет. Предпочту первый вариант, и сотни раз пожалею об этом.

— Обиделась? — мягко спросил Свет.

На мгновение я взглянула на него, затем опустила голову, переключив внимание на тротуар. Отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла не слишком хорошо. К чему спрашивать, если ты заранее знал, что собираешься обидеть?

Больше он ничего не сказал, только хмурился. Хмурился, пока вел по парковке, хмурился и исподтишка поглядывал на мои губы, пока держал открытой для меня пассажирскую дверь, хмурился, пока мы выезжали из города. При этом я для себя неожиданно оказалась заложницей этого тяжелого молчания. Обидно, действительно было, но только первые пару минут, я ведь добровольно пренебрегла своим эго, знала, на что иду. Разве не мог он просто принять мой поступок? Ему снова нужно, чтобы я переступила через себя? Это уже слишком.

Я внимательно вгляделась в его профиль и тогда заметила то, что развеяло все тревожные мысли. Да, он ждал, когда я снова сделаю шаг навстречу. Но ждал не потому что желал установить для меня еще большие границы. Вовсе нет. Он чувствовал себя виноватым, причем очень, и все это время ждал, когда я его прощу. Стоило ему ощутить мое внимание, как пальцы тут же сжали руль сильнее. Он повернулся ко мне, и я увидела немного испуганные синие глаза и упрямо сжатые челюсти, потом он отвернулся, а через мгновение снова бездонная синева, но уже беспокойная.