Город за рекой - Казак Герман - Страница 38

Это был мужчина крепкого сложения, с быстрыми движениями, но говоривший сипло и с одышкой, как астматик. Он пояснил архивариусу, что они находятся в зале машинного управления XI, который состоит под его особым контролем.

— В темпе! В темпе! — крикнул он в гущу людей, как будто желая подчеркнуть значительность своей должности, и отдал распоряжение секретарше подготовить на запрос дирекции предприятия последние данные, поступившие от мастера машинного отделения.

— Видите, — обратился господин Видехук к архивариусу. — Темп не должен снижаться! Концентрация — вот в чем секрет. Но посочувствуйте этим беднягам, которые представляли себе это иначе, когда их сюда откомандировали, а теперь вот пыль глотают, пыль да и только. И это у нас, в машинном управлении, где еще не так скверно, как снаружи. Там, где изготовляют материал, работать можно только в защитных масках.

Сипящая речь агента прервалась першением в горле и кашлем.

Далее он разъяснил архивариусу, что назначение этой фабрики состоит в том, чтобы изготавливать для другой, кирпичной, фабрики материал и непрерывно поставлять его туда в необходимых количествах. Он назвал огромное число кубометров измельченного камня, которое изготавливалось от восхода до захода солнца. Оборот материала возрастает от одной луны к другой, соответственно повышаются требования к подопечным — так называл он рабочих и служащих обоего пола.

— Срывов быть не должно, — прошептал господин Видехук. — Кирпичная фабрика зависит от нас в той же мере, как и мы от нее.

Архивариус насторожился.

— Таким образом, — заключил специальный агент, — одно производство подстегивает другое. При этом всякая конкуренция исключена.

Господин Видехук казался человеком, не лишенным ироничности. Нельзя было не уловить и ехидного тщеславия, когда он говорил об изобретательности ведущих инженеров и физиков, которые неустанно совершенствовали технологию приготовления сырья, с тем чтобы осложнять работу встречной фабрики. Если раньше, к примеру, поступающий сюда материал, пояснил агент, размалывался в крупную зернистую крошку, то теперь камни стали предварительно плющить и дробить вальцовочными машинами, а затем уже в механических воронковых мельницах растирать, можно сказать, в пыль.

Когда архивариус спросил, не может ли каменная порода в этой местности со временем исчерпаться при тех затратах ее на сырье, которое, как он понял, в огромных количествах непрерывно должно поставляться на кирпичную фабрику, то в ответ услышал смущенное покашливание агента, перешедшее затем в судорожный смех.

— Ну и ну, — сказал тот своим сипловатым голосом, — господин архивариус изволит шутить! Куда бы мы пришли тогда, если бы сами же стали истощать нашу родную землю! Видите ли, — продолжал он, понизив голос и бросив быстрый взгляд на подопечных, которые, впрочем, за напряженным трудовым ритмом не обращали внимания на их разговор, — материал для перемалывания мы получаем исключительно с кирпичной фабрики. В этом как раз и состоит ее производственная задача.

— Как вы сказали?! — переспросил архивариус, пораженный услышанным.

— Если бы мы, — пояснил агент, — использовали для дробления еще и горную породу, то не только взаимное соотношение нарушилось бы, но и круговорот порядка. Наличная материя не может быть ни увеличена, ни уменьшена, так ведь?

— Значит, — с заминкой сказал архивариус, — кирпич прессуется исключительно для того, чтобы…

— Чтобы он здесь, у нас, — подхватил агент с довольной и ехидной ухмылкой, — снова перемалывался.

— И, — досадливо воскликнул архивариус, — изготовляемая из него порошкообразная масса…

— Совершенно верно, — утвердительно кивнул агент, — она служит сырьем для фабрики на другом конце города — для производства нового формового кирпича.

— Но это же… — топнул ногой архивариус.

— Образцово отработано, — заключил господин Видехук, — и притом так просто.

Женщины и девушки у приборного щита под наблюдением мастера манипулировали разными рычагами, посредством которых производилось управление на расстоянии ходом вальцовочных машин и воронковых мельниц и регулировалась прежде всего скорость. Знали ли они, что всякое новое ускорение, которое они задавали легким поворотом регуляторов, означало для армии рабочих за стенами этого машинного зала едва ли посильный темп работы и выжимало из людей новый пот, новый кашель? А те в свою очередь неужели не подозревали, что постоянно были заложниками не только одного и того же процесса, но и постоянного превращения одной и той же материи?

— Я не понимаю, — сказал архивариус, у которого мысли мешались в голове, — я не понимаю этих ненужных колоссальных затрат, этого постоянного ускорения, методичности процесса.

— Для отдельного человека, — сухо возразил агент, — это усиливает привлекательность механической игры.

— Для чего, — воскликнул архивариус, все больше возбуждаясь, — эта прямо-таки смехотворная серьезность, с какой на одной фабрике изготавливаются каменные кубики, все более прочные, более качественные и более красивые на вид, с тем только, чтобы на другой фабрике их все быстрее, все изощреннее превращать в первоначальное состояние, в пыль. Это абсурд!

— Вы смотрите слишком уж нравственно, — сказал господин Видехук, подавляя зевоту. — Видите ли, господин архивариус, — продолжал он приглушенным голосом, потирая руки и крутя кольцо на своем указательном пальце, — для массы бессмысленность ее труда остается, естественно, тайной. Она доверчиво держится за иллюзию деятельности, возложенной на нее Префектурой. Мы, агенты, хотя и заглядываем за кулисы театра, все же не уполномочены проникать в глубинный смысл пьесы. — Он оборвал свою речь и прислушался, приложив ладонь к уху. — Я не ошибся, — сказал он. — Вот удачный случай для вас, господин архивариус. Президент нашего фабричного комплекса раз делает обход.

Специальный агент сделал кое-какие распоряжения; открыли соседнее помещение, развернули ковровую дорожку, протянув ее через порог входной двери к дороге. Снаружи доносился приближающийся звон бубенцов, как будто кто-то ехал на санях, послышался топот шагов, и агент поспешил к выходу.

— Внимание! Внимание! — крикнул он.

Двое телохранителей, позвякивая колокольчиками, стали по обе стороны двери. Носильщики в обшитых галунами мундирах внесли паланкин и, пройдя в середину зала, бережно опустили его на пол. В то время как двое других телохранителей под соответствующие звуки колокольчиков раскачивали маленькие серебряные кадильницы, носильщики опустили парчовый верх паланкина. Все присутствующие, даже девушки и женщины у пульта управления, поднялись со своих мест и преклонили колени. Мастер машинного отделения осенил себя крестным знамением. Катель склонился в низком поклоне, неуклюже свесив руки вперед чуть не до пола. Архивариус, слегка опустив голову, смотрел во все глаза. Стала видна плотно обтянутая роскошным одеянием, высохшая карликовая фигурка-мумия в сидячей позе, с желто-восковым лицом, с высовывающимися из-под ткани кончиками омертвелых рук. Голову ее украшала обшитая цветными лентами треуголка. Благовоние разлилось по помещению.

— Мой Президент! — воскликнул агент, сделав рукой широкий приветственный жест.

Мумия неподвижно смотрела прямо перед собой.

— Продолжать! — звучным голосом сказала она. Женщины тотчас юркнули к своим рычагам на пульте управления. Мастер принялся усердно передвигать металлические пластинки. Господин Видехук сделал несколько шагов назад. Паланкин с Президентом подняли и перенесли в соседнее помещение, где его установили на подиум. После того как носильщики, грузно ступая, удалились, архивариус вошел вслед за агентом в смежное помещение. Они встали у паланкина, агент по одну сторону, архивариус по другую, так что ему был виден профиль Президента. Выступающий вперед нос казался вырезанным из слоновой кости. Тонкое лицо выглядело бескровным. Нарочитая торжественность пышного ритуала произвела на архивариуса такое впечатление, будто выставили на обозрение дряхлость какого-нибудь далай-ламы или папы.