Властитель - Соколов Михаил - Страница 22

– Позвольте это останется между мной и им.

– А мне Император сказал, что поедут восемь человек, в том числе какой-то майор Михаилов, – раздался чистый голос Екатерины Малининой.

Она вела мужчину, видимо мужа, а говорила сразу со всеми нами, смотря чуть поверх голов, чтобы не смущать кого-либо взглядом, вздумай этот кто-то любоваться ею.

– Мой муж, Виктор Малинин, – представила она, вероятно, только мне своего известного мужа, тот кивнул, сел в кресло, взял первый попавшийся бокал и внимательно стал рассматривать его содержимое на свет. – Михайлов, – продолжала Катенька, – это полицейский, и что он будет делать, не знаю. Кто-нибудь его встречал?

Я решил промолчать.

– Что вы об этом думаете? – Малинин-муж закончил изучение бокала и теперь рассматривал меня.

– Повторите, пожалуйста, я отвлекся.

– Я сказал, что Императора нет и никогда не было. Что вы думаете об этом?

– А как же совсем тут недавно?..

– Не смешите, это просто спецэффекты. Если вас интересует, я могу объяснить, как все устроено: немножко наркотика, немножко волновой психотерапии, немножко самовнушения… Знаете, что мне только что сказал Император?

– Нет.

– Император сказал, что он тоже агностик и что за всем этим коловращением (он так сказал, имея в виду себя, конечно) стоит, возможно, каждый из нас.

– Что он имел в виду?

– Что имел, то и сказал. Мол, неизвестно, кто создал этот мир: он, Император, или каждый из нас.

– Он не верит в познаваемость мира? Тогда как же он создал Империю? – рассеянно спросил я, поглядывая в глубь ставшей вогнутой чаши зала. Я со своего места, словно с горы, мог видеть происходящее далеко от себя. Я заметил, что в зал продолжают вливаться толпы людей, теперь уже одетых в должностные мундиры, затем – цветочное включение воздушных женских нарядов. Мягкий, глухой, дробный говор людей все сильнее зазвучал в насыщенной музыкой и ароматами атмосфере огромного, все расширяющегося зала.

– …и что удивительно, он сразу согласился, что его нет, что Бог-Император просто продукт коллективного творчества подданных Империи и он существует только благодаря этой всеобщей вере. Понимаете, – лошадиная физиономия Малинина увлеченно приблизилась ко мне, – Император утверждает, что, будучи агностиком, не может понять, как он, опираясь на отражения, а не сами объекты, сумел сотворить столько миров. Он, видите ли, еще не решил, кто менее реален: он, как творец мира, или мы, как творцы Бога. Каково!

– Ничего, ничего, – добавил Малинин, откинувшись на спинку кресла, – когда мы доберемся до замка, я ему покажу существование.

– Кто такой этот Кочетов? – спросил я его.

– Кочетов? Небезынтересная личность. Вы знаете, вынырнул откуда-то несколько лет назад, долгоживущий, но без смысла. Хуже всего долго жить и не видеть в этом смысла. Посмотрите, даже Катька находит смысл хотя бы в собственном совершенстве. Нарциссизм – чем не смысл? Про ниспровергателя строя я не говорю – здесь все ясно. Илья находит смысл в самом процессе проживания. А Семен Кочетов лишен идеи. И чем-то обижен, знаете ли. Огромный запас заключенных в темницу сил; он старается быть первым во всем, что интересует так или иначе других. А самого его это не интересует. Он проигрывает вдвойне: за себя и за других. А сам не понимает. Вот мы идем в экспедицию, и он пойдет. И будет лучше других. А для чего? Сам он не знает.

К нам подошла Екатерина Малинина, послушала мужа и, не меняя приветливого выражения лица, стала вглядываться в зал. Незаметно для себя она прижалась к моему плечу теплым бедром, а рукой оперлась на плечо. У нее это выглядело так естественно, словно был не человеческий порыв, а некое природное явление. Муж, слегка отодвинув ее бедро, дабы не загораживало меня, продолжал развивать мысль.

Я вздрогнул и сделал движение, удивительно совпавшее с невольным движением всего зала, всех людей; забравший внимание присутствующих чистый звонкий аккорд пронесся по залу, подобно вздоху тяжелого древнего колокола. Недалеко от места, где раньше, в начале вечера, был вход, на возвышенности, откуда пурпурной лентой стекала пологая лестница, возник и тут же рассеялся молочно-голубой столб света. Вице-Премьер с супругой улыбаясь, оглядывали людское море внизу; рев приветствий, непринужденное и вольное, согласно, впрочем, этикету, изъявление восторгов… – все усиливающихся, по мере сокращения расстояния между символом Власти и подданными.

Лестница, закончившись, плавно перетекла в живой коридор, образованный восторженной толпой.

Змеи светильников, устремившиеся к месту встречи, свились в клубки и поплыли над головами главы правительства и его супруги, словно живые нимбы нерезкого серебристого света. Величественный, худощавый, весь в черном и белом, Премьер медленно вел супругу, однако, что меня удивило, вдруг оказался рядом, в светлом круге, выхватившем из полумрака нас троих.

– Очень рад, господин Волков, наконец встретиться. Мария, это Сергей Владимирович Волков, наш скромный герой. Познакомьтесь, моя супруга Мария Ильинична.

– Представьте себе, вопиющий случай! Впервые в истории, насколько нам известно, человека похищают прямо в замок Бога-Императора. И так неожиданно! Но вы нас понимаете. Мы знаем, вы тоже принимаете участие в судьбе Елены Ланской. Кто бы мог подумать – говорила Мария Ильинична, скорбно покачивая головой. – Друг мои! – обратилась она к мужу, – может, нам стоит…

– Сергей Владимирович! И действительно, давайте отойдем в сторонку, не будем мешать людям, – сказал, мягко улыбаясь, Премьер-Министр, и только тут я заметил, как по живому коридору все еще двигается сиятельная пара, раскланиваясь с верноподданными, удаляется в сиянии огней, а настоящий Премьер-Министр с настоящей супругой стоят подле, и тени вокруг все сгущаются, и только мы втроем движемся в окружении серебристого сияния, надежно выделяющего нас от светлого мира вокруг. Я вижу, как какой-то мужчина, развлекающий веселой болтовней двух хорошеньких женщин, резко поворачивается с пустыми бокалами и почти делает шаг, неминуемо приводящий к столкновению, но вдруг запинается и обходит светлую границу, так и не отобразив ни в лице, ни в глазах ни малейшего беспокойства или удивления.

– Я могу быть с вами откровенным?

– Разумеется.

– Я не ждал другого ответа. Вы, наверное, теряетесь в догадках, почему вас пригласили на прием?

– Да, признаться, не совсем понятно. Если только за близость и внешнее сходство с неким известным вам лицом.

– К сожалению, Николай не смог дожить до этого дня. Мы так надеялись, мы так его любили, – вмешалась Мария Ильинична.

– Значит, нами движут одни и те же побуждения? – спросил я.

– Ну конечно. Ведь в этом деле – я имею в виду убийство и моего двоюродного брата, отца Николая, – очень много неясного. Давайте присядем, – прервал он себя. – Вот хотя бы сюда. – Он указал на маленький столик, уставленный бокалами с напитками. Здесь же были три кресла.

Мы сели. Я видел, что, несмотря на яркую освещенность, наш столик не привлекал внимания затененных людей-силуэтов. Я решил не обращать внимание на антураж.

– Сергей Владимирович! Может, у вас есть какие-нибудь вопросы?

Я посмотрел на Кравцова, осторожно пригубливающего из бокала. Он был доброжелателен и невозмутим.

– До сегодняшнего дня единственная причина моего присутствия здесь состояла в желании узнать правду об убийстве отца Николая. Я и сейчас намерен полностью реабилитировать его честное имя. Я хочу найти настоящего убийцу.

– Вы сказали, "до сегодняшнего дня", – вмешалась Мария Ильинична. – Что-нибудь изменилось?

– Как же?.. Похитили мою знакомую. И следы ведут во дворец Бога-Императора.

– Да, это прискорбный факт, – согласился Кравцов.

– И только?!

– Господин Волков. Чтобы исключить между нами малейшие недоговоренности, я тоже хочу отметить, что мы – творения Бога-Императора. Поэтому вопрос о свободе воли приобретает политическое значение, не только практическое. Является ли каждый из нас вещью Бога, вещью, обреченной на произвол (будем говорить так), или существуют какие-то высшие законы, которым подчиняется и Император? Вот что должно нас интересовать.