Транзитом до Скорпиона - Балмер Генри Кеннет - Страница 26

Как такое могло быть? Эта рабыня, одетая в серую набедренную повязку, — моя Делия? Я застонал. Делия, Делия, Делия… Может быть, девушка в неожиданном освещении просто напомнила мне Делию? Тогда почему же она отвернулась от меня со слезами на глазах, почему она убежала, рыдая от душевной боли или задыхаясь от гнева и презрения?

На углу за светильником стояла превышающая человеческий рост статуя Талу, одного из тех мифических, как я думал, восьмируких людей с глазами как вишни, браслетами на ногах и руках, вырезанная из бивня мастодонта. Она блеснула бледным, белесым телом, когда я прыгнул вперед, желая остановить девушку. Я задел статую плечом, она покачнулась на постаменте, и я инстинктивно схватил ее, чтобы удержать. Восемь рук Талу, похожие на спицы фургонного колеса, коснулись меня, причем выглядело это как неприкрытый эротический намек. Замешкавшись, я потерял из виду девушку. Она исчезла в лабиринте поддерживающих крышу разноцветных столбов. Прозвучал удар гигантского гонга. Нижни яростно пыхтел и жевал.

— Ей не сбежать! — кричал он вне себя от злости, глотая слова. — Я спущу с нее ее светлую шкуру!

Я схватил Нижни за серую тунику, сжал и поднял, пока загнутые носки его туфель не оторвались от ковра и он не начал трепыхаться у меня в руках.

— Раст ! — зарычал я. — Если ты коснешься хоть волоса на ее голове, я сломаю тебе хребет!

Он попытался что-то сказать, но не смог, хотя смысл его речи был ясен.

— Ты можешь высечь меня хоть тысячу тысяч раз, — прорычал я снова, — Но я все равно сломаю тебе хребет.

И я бросил Нижни на ковер. Он отлетел в объятия сгрудившихся рабынь, в ужасе таращившихся на меня. Я заметил, что Глоаг и его люди не слишком торопились на помощь главному надсмотрщику. Только теперь они шагнули вперед, со свистом размахивая тростями над головой, и меня отвели обратно в мою комнату. Здесь Глоаг нанес мне единственный удар, заработанный пятном вина на шелковой перчатке. Я подумал, что удар был до странности мягким. Когда все ушли, он прошептал:

— Время еще не пришло. Не возбуждай у них подозрений, а не то, клянусь Отцом Мезта-Макку, я сам сломаю тебе хребет!

С этим он исчез.

Я, конечно, попытался разузнать что-нибудь о рабыне, разбившей кувшин с водой, но ничего не добился. Я рвал и метал в своей душной комнатушке. Иногда меня, одетого в чертов шутовской наряд, препровождали в затененный деревьями внутренний двор поразмяться, и дважды я видел фигуру наблюдавшей за мной женщины в зеленом платье и вуали. Я догадывался, что это Натема. Ни одна знатная дама Зеникки не рискнет выйти под открытое небо без вуали.

Мы встретились еще три раза, и в последний раз Натема заставила меня раздеться перед ней — поступок, который я считал крайне неприятным и унизительным, но необходимым, имея в виду шпагу великана в нише и трости уроженцев Мезты, которые поджидали за дверью. Из сопровождаемых смехом замечаний увешанных жемчугом рабынь я понял, что принцесса критически оценивала мои качества и стать, словно у зорка или полувава на базаре.

Ее презрение обжигало, всеми силами она старалась показать, какое пренебрежение испытывает ко мне, не обращая внимания на меня, как на человека. Хотя, по большому счету, мне было наплевать. Я жаждал новостей о Делии. Как Натема любила демонстрировать передо мной свои розовые прелести! Я чувствовал, что она пытается побудить меня к какой-то чудовищной глупости. Но одурачить меня будет нелегко.

Однажды она велела Глоагу и его людям высечь меня ротановыми тростями по одной-единственной причине — как я полагаю, из простого девчоночьего желания произвести на меня впечатление своей властью. И на этот раз Глоаг не слишком усердствовал, кожа не была содрана, хотя, черт побери, досталось мне немало. Все это время Натема стояла, прикусив нижнюю губу, сияя васильковыми глазами и сжимая руки на груди.

— Ты должен понять, раст , что я — твоя хозяйка, твоя божественная госпожа и повелительница! Ты — ничто у меня под ногами! — Она топнула усыпанной самоцветами ножкой, грудь ее вздымалась и опускалась от бушующих страстей. Я с трудом сдержал желание улыбнуться, хотя было сильное искушение. Вместо этого я сказал:

— Надеюсь, ты сегодня хорошо выспишься, принцесса.

Она шагнула вперед и ударила меня по лицу молочно-белой ручкой. Я едва почувствовал удар, настолько меня допекла боль в спине. И задумчиво посмотрел на нее, нахмурившую брови и задравшую подбородок.

— Из тебя получится интересная рабыня, — заключил я.

Она резко отвернулась, дрожа от ярости, которую Глоаг, похоже, не хотел бы испытать на себе. Он и его люди вытолкали меня взашей, и какая-то одноглазая старуха с иссохшим лицом занялась моей спиной. Я привык к порке как к приему наведения дисциплины и четыре дня спустя, стараниями старухи, полностью оправился. Глоаг показал себя настоящим другом.

— Ты умеешь пользоваться копьем? — спросил он меня, пока старуха обрабатывала мне спину.

— Да.

— Ты воспользуешься им, когда придет время?

— Да.

Он нагнулся ко мне — я лежал на постели в своей комнате лицом вниз. Его тупое квадратное лицо с насмешливым и изучающим выражением приблизилось вплотную ко мне. Затем он кивнул, словно обнаружив что-то, что его удовлетворило.

— Хорошо, — промолвил он.

В Знатном Доме Эстеркари не служило ни одного раба-рапы , по словам других рабов — из-за того, что их вонь раздражала тонкое обоняние хозяйки. Это походило на правду. Не было здесь и рап —охранников. имелись только оши , мазта, бывшие рабами, но наделенные некоторой мелкой властью, связанной с применением трости, и некоторые устрашающего вида создания, попадавшиеся иногда мне на глаза в опаловом дворце.

Все это время я не мог ничего узнать о Делии — или девушке, которая могла быть Делией из Дельфонда.

Дворец представлял настоящий муравейник, созданный руками рабов и обросший за многие годы многочисленными пристройками по прихотям сменяющих друг друга династий. Охрана состояла из подразделений чуликов , как и люди, рожденных с двумя руками и двумя ногами и обладавших лицами, могущими сойти за человеческие, если не считать загнутых вверх трехдюймовых клыков. Но на этом сходство с людьми заканчивалось. Гладкую маслянистую кожу и выбритые черепа украшала спадавшая до талии коса, окрашенная в зеленый цвет. Маленькие круглые черные глаза застывали в неподвижно-гипнотическом взгляде. Жирные упитанные тела только на первый взгляд казались неуклюжими, на самом деле обладая быстротой и силой. Дом Эстеркари выдавал чуликам в качестве обмундирования сизые туники с изумрудно-зелеными поясами. Оружием они пользовались тем же, что и знать Зеникки — шпагами и кинжалами.

Шпага была общеизвестна под названием джиктар — «командир тысячи», а ее неразлучный спутник кинжал — под названием хикдар — «командир сотни». О метательном ноже говорили, что это дельдар — «командир десятка». В этом, я думаю, кроется ошибка. По какой-то странной причине люди — и прочие человекоподобные создания, — живущие на Сегестесе, пренебрегают щитом. Его знают, но презирают. Щит расценивается как атрибут слабака, нечто трусливое, коварное, предательское. Я долго спорил по этому поводу — и дело чуть не дошло до того, что друзья стали смотреть на меня косо, думая, не уподобляюсь ли я сам этому презренному орудию, не таков ли я сам — трусливый, слабый, коварный, — до тех пор, пока я не доказал в дружеской схватке их неправоту.

К настоящему моменту стало ясно, что мне отвели роль балованного раба в Доме Эстеркари. Из намеков, нашептываний, а также прямых насмешливых ответов Глоага я понял, что принцесса Натема никогда прежде не сталкивалась с человеком, который бы при виде ее красоты не преисполнялся благоговейным трепетом и не лишался бы мужества. Она могла заставить мужчин ползать перед ней на коленях и целовать ее унизанные самоцветами ноги. Меня она, конечно, тоже могла заставить — но только под угрозой пытки или порки. Но ведь она всегда славилась своей властью над мужчинами, которую имела как женщина, безо всяких иных побудительных мотивов.