Сигуатера - Пахомов Юрий Николаевич - Страница 5

«Они тут, должно, все уже дубаря врезали, — сказал пилот вертолета, мрачный, похожий на уголовника парень. — Вот что, давайте-ка вытряхивайтесь, а я сматываюсь отсюда. Еще какую заразу прихватишь».

«Вы будете нас ждать столько, сколько потребуется», — сухо сказал Роберт.

«Чего-чего?» — Пилот от удивления разинул рот.

«Что слышали. Здесь больные люди. Возможно, потребуется эвакуировать тяжелых. Улетите — пойдете под суд».

И пилот притих. Роберт умел быть твердым.

Из первого, стоящего ближе к озеру кунга, с трудом выбрался худой, заросший седой щетиной мужчина лет пятидесяти.

Прикрывая ладонью красные, слезящиеся глаза, он хрипло сказал:

«Вовремя, братцы… А то мы тут совсем припухаем… Я бригадир, Карвашкин фамилия».

Он пошатнулся, ухватился за дверь, сказал растерянно:

«О-от, как приморило… Двое суток не жрамши. На связь некому было выйти…»

Роберт заставил пилота развести костер. Запустили электродвижок, и тайга наполнилась веселым стуком дизеля.

В кунгах стоял кислый запах прелой, мокрой одежды. Задрав у одного больного грязную рубаху, Роберт хмуро сказал:

«Сыпь, видишь? На брюшнотифозную не похожа. Неужели корь?!»

Кленкин недоуменно пожал плечами.

«Слишком уж полиморфные высыпания. И при кори сыпь крупнее. Потом, откуда корь у взрослых мужиков?»

«Бывает… Нужно Карвашкина попытать, что тут у них стряслось».

Карвашкин, тяжело дыша и вытирая тряпицей испарину со лба, поведал.

«Шут его разберет. Народ дак у нас крепкой… На лесоповале не первый год. А тут в два дня все полегли. И когда — летом. Вода в озере теплая. Жарко, дак, ну и купались. Неужто в парной воде застудишься?»

Их разговор оборвал треск вертолета.

«Улетел все-таки, сволочь, — сказал Роберт — Вилька, сходи посмотри, медикаменты он хоть оставил, подонок. Рация у вас в строю?»

Карвашкин растерянно глядел в окно кунга.

Вертолет некоторое время висел на одном месте. От него по воде расходились широкие круги, вода выплескивалась на низкие заболоченные берега, потом, сильно накренившись, пошел вдоль просеки, едва не задевая лопастями верхушки деревьев.

«Аккумуляторы на рации сели», — тихо сказал Карвашкин.

«Ничего, перебьемся. В больнице знают, в леспромхозе знают. Не все же такие трусы. Кстати, вы ничего особенного не замечали?» — Роберт хмуро оглядел поляну перед кунгом.

«Особенного дак? Чего такого?»

«Воду откуда пили?» — спросил Кленкин.

«Из озера».

«Сырую?»

«А то? Утром и в ужин чай, а так из озера. Да она здесь чистая. Родники бьют. — Карвашкин вдруг хлопнул себя по худому бедру. — Особенное, говоришь? Есть такое. Мыши водяной здесь навалом, у озера. И она… вялая».

«Вялая?»

«Ага. Людей не боится. Идешь, а она через тропку шкондыбачит, тихо так… Вроде брюхатая. Ночью совы собираются. Орут, точно ведьмаки. Должно, мышь жрать слетаются. Мужики из ружей палили — куда там, из вагончика ночью за нуждой выскочить страшно».

«Знаешь, что это?» — после затяжного молчания спросил Роберт.

«Ну?»

«Водяная лихорадка, лептоспироз».

Ночью сидели у костра. Хвостатые искры летели в небо. Где-то совсем рядом пронзительно вскрикивали, а то заходились в безумном хохоте ночные птицы. Над озером поднимался туман, а в самом конце черной озерной чаши скользили по воде дрожащие, серебристые тени.

Карвашкин, постукивая от озноба зубами, сказал:

«О-он, она, лихоманка-то бродит. Я там, на болотах, и огни видел. Ей-ей… Голубеньки таки. Мужики говорят — болотный газ. А вдруг што другое? Ну ее… Брошу все, домой подамся. Я здеся остался подзаработать. Срок отбыл и остался… Не-ет, никаких денег не захочешь. Ишь, как стервы заходятся. Точно малое дитя плачут…»

На другой день к обеду прилетел эпидемиолог из области и подтвердил диагноз.

И все же обстановка тогда была яснее, все укладывалось в определенную схему: больные полевки заражали своими выделениями лесное озеро, лесорубы пили из озера воду, чистили зубы, наконец, купались. Механизм заражения просматривался отчетливо, даже для студентов. А на «Орфее»?..

11

Старпом, Кленкин, Трыков и боцман Бумбия по очереди разглядывали в бинокль траулер.

Вид «Орфей» имел непривлекательный. Борта в ржавых потеках, грузовая стрела погнута. На палубе ни души.

— Плавучий сортир, — сквозь зубы сказал старпом. На нем вылинявшие джинсы, кроссовки, легкая рубашка. К поясу прикреплен фонарь, такелажный нож.

Кленкин с завистью поглядел на него. Ален Делон, черт возьми. Что ни наденет — все к лицу. На самом Кленкине шорты до колен, дурацкие оранжевые сандалии, форменная рубаха, которая к тому же узковата, не скрывает выступающий животик. Толстенькие кривоватые ножки в рыжеватом пуху.

— В-вы в этих сандалетках, доктор, за борт сыграете, — сказал Трыков. — На палубе склизко.

— Вот именно, склизко, — задумчиво повторил старпом. — Док, может, нам респираторы надеть? А вдруг там чума?

— Вряд ли.

— То-то и оно… Медицина — наука точная. По-видимому, вряд ли. Никак не пойму, что у них за флаг болтается. В удивительно скотском состоянии содержится судно. А ведь, похоже, промысловый разведчик, небось электроники от киля до клотика понатыкано.

— А в-вдруг это пираты? — неожиданно сказал Трыков.

Старпом насмешливо прищурился.

— Ты гигант, Трыков. Пираты. Да разве они посмеют напасть, если знают, что ты на борту? «У юнги Билла стиснутые зубы, он видит берег сквозь морской туман».

— A-а что, ведь были же случаи…

— Все. Дробь, — хмуро перебил старпом. — Боцман, подумай о страховке. Пираты не пираты, а что там на этом чайном клипере делается, не ясно. Не исключаю, что нам его буксировать придется. Доктор, если там какая-нибудь зараза, нам возвращаться на судно уже нельзя? А то, чего доброго, и себе заразу занесем. Так?

— Разумеется.

— Видишь, боцман: разумеется. Доктор все свои клизмы захватил, полный комплект. А что мы, извините за выражение, жрать там будем? А заодно и пить?

На этот раз обиделся боцман.

— Вы что, меня за дурака держите, Виктор Павлович? Все приготовлено, артельщики аж пуп надорвали, расстарались.

— А ракета с ракетницей?

— Э-э…

— Вот тебе и э-э-э! Трыков, возьми ракетницу. Назначаю тебя старшим по борьбе с пиратами.

— Л-ладно вам, Виктор Павлович.

Грохоча по трапу, к ним поднялся матрос. Был он молод, рыж. Физиономия выражала крайнюю степень озабоченности.

— Вот вы где. А я аж в машину шастал. Капитан приказал всех на мостик.

— Меня тоже? — Боцман глядел на него с надеждой.

— Всех, сказал.

— Занимайтесь своим делом, боцман. Пошли, флибустьеры.

Капитан не спеша раскурил трубку и оглядел стоящих перед ним спасателей.

— Значит, так. Вас трое. Двое могут отказаться. Кроме доктора. Он гиппократову клятву давал. Дело на этом «Орфее» непонятное. Пойдут только добровольцы.

— Т-товарищ капитан. Да как вы мо-мо…

От волнения Трыкова опять заклинило.

— Как я могу? — помог ему капитан. — Я все могу.

— Зачем излишне драматизировать ситуацию, Иван Степанович? — Старпом пожал плечами. — Нам все ясно.

Капитан хмуро усмехнулся.

— Ну что ж, тогда готовность номер один, выражаясь военным языком. Штурман, на всякий случай приготовьте брашпиль и лебедку. Напомните механику, старпом, чтобы отливные помпы были в готовности. Я таким ржавым коробкам не доверяю. На нее залезешь, а она вдруг тонуть начнет… Все вроде… Спустить спасательную шлюпку номер два правого борта.

— Есть.

Капитан еще раз внимательно оглядел старпома, доктора, Трыкова.

— Такие, значит, дела, мужики. Будьте там ко всему готовы.

Трыков, просияв лицом, вдруг ляпнул:

— A-а я помню… У нас в детсаде отравление было, пищевое. Молоко, что ли, испортилось. Так горшков на всех не хватило.

Старпом засмеялся.

— Ну это же недавно было, потому ты так хорошо и помнишь. У тебя на шкафчике вишенка была нарисована?