Этот бессмертный (сборник) - Желязны Роджер Джозеф - Страница 123

Когда она покачнулась в круге света и упала, раздались аплодисменты. Затем зал потемнел.

Через мгновение свет снова загорелся, и все члены клуба «Искусство и миф» встали и выступили вперед, чтобы поздравить ее с такой доходчивой интерпретацией. Они говорили о значении народного мотива от сати[4] до жертвоприношения Брунгильды. Хорошо, основа — костер, решили они. «Костер… моя последняя любовь» — хорошо: Эрос и Танатос в финальном очищении пламени.

Когда они высказали свою оценку, в центр зала вышли маленький сутулый мужчина и его похожая на птицу и по-птичьи идущая жена.

— Элоиза и Абеляр, — объявил мужчина.

Вокруг почтительное молчание.

Высокий мускулистый человек средних лет с блестящим от пота лицом подошел к нему.

— Мой главный кастратор, — сказал Абеляр.

Крупный мужчина улыбнулся и поклонился.

— Ну, давайте начнем…

Хлопок — и упала тьма.

Глубоко закопанные, как мифологические черви, силовые линии, нефтепроводы и пневматические трубы тянутся через континент. Подобно пульсирующим кишкам, они глотают землю. Они несут масло и электричество, воду и уголь, посылки, тюки и письма. Все эти вещи, идя под землей, извергаются в местах назначения, и машины, работающие в этих местах, принимают их.

Они слепые и уползают подальше от солнца; они не имеют вкуса и не переваривают землю; они не имеют ни обоняния, ни слуха. Земля — их каменная тюрьма. Они знают только то, к чему прикасаются, и прикосновение — это их постоянная функция.

Такова глубоко закопанная суть червя.

В новой школе Рендер поговорил со штатным психологом и осмотрел оборудование в зале физического воспитания. Он также осмотрел квартиры учащихся и был удовлетворен.

Но сейчас, когда он вновь оставил Питера одного в учебном заведении, он чувствовал какое-то недовольство. И сам не знал почему. Все, казалось, было в полном порядке, как и в первое его посещение. Питер вроде бы был в хорошем настроении. Даже в исключительно хорошем.

Рендер вернулся в свой автомобиль и выехал на шоссе — громадное дерево без корней, ветви которого покрывали два континента, — думал и удивлялся, что не находит ответа своему недовольству. Руки его лежали на коленях, ландшафт плавал вокруг него вверх и вниз, потому что он ехал по холмам.

Руки снова поднялись к панели.

— Алло?

— Эйлин, это Рендер. Я не мог позвонить вам раньше, но слышал, что вы сделали трахеотомию в театре.

— Да. Я сделала доброе дело — я и нож. Откуда вы звоните?

— Из машины. Я только что отвез Питера в школу и теперь возвращаюсь.

— Да? Как он? Как его лодыжка?

— Отлично. Мы тут слегка напугались на Рождество, но все обошлось. Расскажите, что случилось в театре, если это вас не смущает.

— Разве врача смущает кровь? — Она тихо засмеялась. — Так вот, было уже поздно, перед последним актом…

Рендер откинулся, закурил и с улыбкой слушал.

Местность снаружи стала гладкой равниной, и автомобиль катился по ней, как кегельный шар точно по канавке.

Под проводами высокого напряжения и над захороненными кабелями человек снова шел рядом с главной ветвью дороги-дерева, шел сквозь заснеженный воздух и радиосигналы.

Мимо неслись машины, и некоторые пассажиры видели его.

Руки он держал в карманах, голову опустил, потому что не смотрел ни на что. Воротник пальто был поднят, и тающие снежные хлопья приклеивались к полям его шляпы.

Он был в галошах. Земля была мокрая и грязноватая.

Он с трудом тащился — случайный заряд в поле громадного генератора.

— … обедаем вечером в «К. и С.»?

— Почему бы и нет? — сказал Рендер.

— Скажем, в восемь?

— Договорились.

Некоторые из них падают с неба, но большинство выбивается из дорог…

Машины высадили своих пассажиров на платформы в больших машинных ульях. Возле киосков кольцевой линии подземки стояли на стоянках аэротакси.

Но люди шли в выставочный зал пешком.

Здание было восьмиугольное. Крыша напоминала перевернутую супницу. Восемь треугольников из черного камня украшали каждый угол.

Крыша была избирательным фильтром. Сейчас она высосала всю голубизну серого вечера и слабо светилась, белая, белее выпавшего вчера снега. Внутри потолок был безоблачным летним днем, но без солнца.

Люди шли под этим небом среди экспонатов, как темный поток среди скал.

Они двигались волнами и редкими водоворотами. Они клубились, сближались, журчали и бормотали. Иногда оживлялись…

Они ровно выливались из припаркованных машин за голубым горизонтом.

Закончив обход, они возвращались к выходу во внешнюю часть.

Во внешней части была выставка, организованная ВВС. Она работала две недели по двадцать четыре часа в сутки и привлекала посетителей со всего мира.

Это была выставка достижений Человека в космосе.

Руководителем выставки был двухзвездный генерал со штатом из дюжины полковников, многих майоров, капитанов и бесчисленных лейтенантов. Генерала даже никто не видел, кроме полковников и работников «Выставки, Инк.». Компании «Выставки, Инк.» принадлежал выставочный зал рядом с космопортом, и она устраивала все как надо для тех, кто снимал зал..

Как входишь в Холл Поганок, как его кто-то окрестил, сразу же направо идет Галерея.

В Галерее висели фото во всю стену, так что посетитель мог почти войти в них, потеряться в громадных стройных горах за Лунной Базой III, выглядевших так, словно они качаются от ветра, только никакого ветра там не было; войти в купол-пузырь подземного города; провести рукой по холодным частям наблюдательного мозга и почувствовать, как в нем щелкают быстрые мысли; войти в грубую пустыню под зеленоватым небом, обойти высокие стены Портового комплекса — монолитные, серо-голубые, построенные на бог весть каких развалинах, войти в крепость, где в марсианском складе люди двигались как призраки, ощутить текстуру гласситовых стен, которые произвели сенсацию во всем мире; пройти ад меркурианского пекла, посмотреть на цвета — пылающий, желтый, серо-коричневый и оранжевый — и, наконец, затеряться в Большом Ледяном Боксе, где ледяной гигант сражается с огненным существом и где каждое отделение запечатано и отделено, как в подводной лодке или транспортной ракете, и по тем же причинам; или пройтись, заложив руки за спину, посчитать цветные полосы на стенах, похожих на скалы, увидеть солнце или сверкающую звезду, поежиться, выпустить пары и признать, что все эти места крайне удивительны и фото тоже хороши.

После Галереи шли гравитационные комнаты, где человек поднимался по лестнице, пахнувшей свежеспиленным деревом. Наверху он мог выбрать любую гравитацию: лунную, марсианскую, меркурианскую — и спуститься обратно на уменьшенной воздушной подушке вроде лифта, познав на миг ощущение переноса личного веса на выбранный мир. Платформа опускалась, посадка была мягкой… будто упал в сено или в перину.

Дальше шли латунные перила по пояс вышиной. Они окружали Фонтан Миров. Наклонись и смотри…

Вычерпанные из света бездонные сферы мрака…

Это планетарий.

Миры в нем качаются на магнитных силовых линиях. Они двигаются вокруг горящего лучистого шара-солнца. Расстояние от одного до другого уменьшено, и они холодно и бледно сияют во мраке. Земля — изумруд и бирюза, Венера — молочный янтарь, Марс — оранжевый шербет, Меркурий — масло, Нептун — свежеиспеченный хлеб.

В Фонтане Миров есть и пища, и богатство. Жаждущие и вожделеющие наклонялись над латунными перилами и смотрели. Это вызывало болезненные мечты.

Другие бросали взгляд и проходили мимо, чтобы увидеть реконструкцию декомпрессионной комнаты на Лунной Базе I в натуральную величину или услышать представителя промышленности, сообщающего малоизвестные факты насчет конструкций пресс-шлюзов и энергии воздушного насоса. Можно было также проехаться через холл по подвесной монорельсовой дороге или посмотреть двадцатиминутный фильм. Можно было подняться на свежеобрушенную стену и попробовать себя, орудуя захватами-клешнями, какими пользуются во внеземных горных разработках.