Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером - Страница 89

Но главное, чем привлекает к себе Хейс-тен-Босх, — это великолепный Оранжевый салон, свет в который попадает из купола, вознесенного на пятьдесят футов над полом. Стены его буквально пылают картинами, главным образом дивной школы Йорданса — «Победа над пороками», «Время преодолевает злословие», — в основном аллегорическими, восхваляющими все добродетели, просвещение и прогресс. Как и следует в помещении с таким убранством, здесь состоялся знаменитый Конгресс мира, завершивший прошлое столетие. Трудно не улыбнуться, думая о торжественном конклаве вельмож, собравшихся, чтобы заявить о популярности мира.

Осенью того же года Европа решила заняться разделом Китая, христианские монархи проинструктировали своих солдат, распорядившись убивать мужчин, женщин и детей, чтобы впечатлить узкоглазых язычников превосходящей цивилизацией белого человека. И почти сразу же после этого началась Бурская война. С тех пор белый человек очень занят своими «экспедициями» и «миссиями» во всем мире. Мир, вне всякого сомнения, становится намного более изысканным. Мы больше не употребляем грубых слов. Даже грабитель изящно высказывается о «небольшой работе», которой собрался заняться, и можно подумать, что он нашел себе работу в деревне. Я не удивлюсь, если узнаю, что прежде, чем приступить, он читает молитву, а на следующее утро телеграммой сообщает беспокоящейся жене, что его дело увенчалось благословением.

До далекого Дня всемирного братства война будет продолжаться, а вопросы, которые обе стороны считают не важными, будут — под громкий звон фанфар — переданы в третейский суд. Недавно я беседовал о знаменитом финансисте с его бывшим секретарем. Помимо прочих анекдотов, он рассказал мне о некотором соглашении, из-за которого возник спор. Знаменитый финансист сам взял в руки документ и быстро произвел кое-какие подсчеты.

— Плюньте, — заключил он. — Тут речь идет от силы о тысяче фунтов. Когда-то можно побыть и честными.

Дело об одном-двух погибших рыбаках, дело о границах между бесплодными горными грядами мы передадим в третейский суд и будем гордиться своей добродетелью. Но за золотые рудники и хорошие пастбища будем сражаться, как и раньше, присовокупив слова о чести, чтобы придать делу респектабельность. И раз уж война неизбежна, гуманный человек возрадуется тому, что благодаря одной из таких вот блестящих находок — кажущихся столь простыми после объяснения — война будущего будет равно удовлетворительна для победителя и побежденного.

Во время дополнительных выборов, как заметил один остроумный писатель, не бывает поражений — только победы и моральные победы. Похоже, что эту идею уже подхватили. Война в будущем, очевидно, будет вестись на этих же условиях. Вот представьте: давным-давно из одной далекой страны некий генерал телеграммой поздравил свое правительство с тем, что враг не выказал ни малейшего желания помешать его отступлению. И вся страна возликовала.

— Ну как же, они даже не попытались его остановить, — говорили друг другу граждане, встречаясь на улице. — Да уж, задал он им жару! Спорим, они только обрадовались, что наконец-то от него избавились. Говорят, он сколько ни бежал, даже следа врага не увидел.

Вражеский же генерал, в свою очередь, тоже написал домой и поздравил свое правительство. Таким образом, победу можно бурно праздновать обеим сторонам. Удовлетворение — вот главный секрет счастья. Все, что ни делается, делается к лучшему, если только посмотреть на это под правильным углом. Такими и будут доводы. Генерал будущего пошлет телеграмму в свой штаб и сообщит, что рад возможности проинформировать его величество — враг, сумев подавить сопротивление, успешно преодолел границу и сейчас находится на пути к столице его величества.

— Я заманиваю его, — добавит генерал, — как можно быстрее. Если мы сумеем сохранить теперешние темпы продвижения, надеюсь привести его домой к десятому числу.

Если глупые штатские начнут удивляться, где повод для ликования, военные снизойдут до объяснений. Врага завлекают все дальше и дальше от его базы. Потерпевший поражение генерал вовсе не потерпел поражение, он всего лишь хитрит, а если вам кажется, что он бежит, так он вовсе не бежит. Совсем напротив — он бежит домой и приводит, как уже сказал, противника с собой.

Если память меня не подводит (очень уж давно не доводилось играть), существует такая салонная игра «Кисонька в углу». Вы маните игрока пальцем и приговариваете: «Кисонька, кисонька!», а он оставляет свой стул — свою «базу», как скажет военный, и пытается добраться до вас так, чтобы с ним ничего не произошло.

Война будущего превратится в «Кисоньку в углу», только бо?льших масштабов. Вы заманиваете противника подальше от базы. Если все пройдет хорошо — если он не заметит расставленной ловушки, — что ж, он и глазом моргнуть не успеет, как окажется в вашей столице. На этом игра закончится. Вы узнаете, чего он на самом деле хочет. Если это «что-то» в пределах разумного, а у вас оно как раз под рукой, вы ему это отдадите. Он, ликуя, отправится домой, а вы расхохочетесь, думая, как ловко сумели увлечь его прочь от базы.

Во всем этом есть светлая сторона. Джентльмен, отвечающий за оборону крепости, встретится с другим джентльменом, сумевшим ее взять, и они среди руин пожмут друг другу руки.

— Ну наконец-то вы здесь! — скажет первый. — Что ж вы так долго? Мы вас так ждали!

И разошлет депеши, поздравляя своего командира с тем, что он все-таки сбыл с рук эту крепость, а заодно избавился от забот и расходов по ее содержанию. Враг начнет брать пленных, и вы можете утешаться размышлениями о том, что теперь кормить их придется ему. Он поволочет прочь ваши пушки, и вы с облегчением вздохнете им вслед.

— Чертовски тяжелые штуки! — скажете вы себе. — Слава Богу, что я от них избавился. Пусть теперь он потаскает их по нашим отвратительным дорогам, посмотрю я, как ему это понравится!

Война — это смехотворный способ решать споры, и все, что сможет сделать эту смехотворность еще более очевидной, только приветствуется. Новая школа составления военных донесений вполне может способствовать тому, чтобы даже смех толпы обратился против нее.

Современных волнений на Востоке можно было бы избежать, если б не энтузиазм, с которым белый человек стремится взвалить себе на плечи чужое бремя. То, что мы называем «желтой угрозой», — это опасение, что желтый человек может попросить нас сложить его ношу с наших плеч. Вдруг он разглядит, что это его собственность, и захочет сам ее нести?

Как-то на днях лондонский полицейский рассказал мне историю, показавшуюся ему образцом юмора кокни в сложных обстоятельствах. Но она с таким же успехом может послужить басней. Рано утром на пустынной улочке в районе Ковент-Гардена констебль услышал, как кто-то детским голоском кричит: «Держи вора!» Он прибыл на место преступления как раз вовремя, чтобы схватить за шиворот молодого хулигана; тот отнял корзину с фруктами у мальчишки-посыльного из лавки зеленщика и хотел сбежать. Мальчик, всхлипывая и заливаясь слезами, выдвинул обвинение, но хулиган посмотрел на него с негодованием.

— Что значит — украл? — воскликнул мистер Хулиган. — Да я просто решил помочь тебе ее нести!

Белый человек взял себе в привычку «нести» груз других людей, но похоже, что желтый начал возражать против этого. Возможно, он настолько обнаглеет, что настоит на своем и понесет свою ношу сам. Вот это мы и называем «желтой угрозой».

Один мой друг, человек, который просит извинения, наткнувшись на фонарный столб, считает, что заря, занимающаяся над Востоком, сулит новый день в истории человечества. Желтая угроза кажется ему золотой надеждой. Он видит, как раса, долго находившаяся в спячке, неуклюже возвращается к жизни, словно великан, который потягивается и расправляет свои гигантские конечности. Мой друг — плохой патриот. Полагаю, сам он называет себя белым человеком, но при этом бесстыдно сознается, что предпочтет увидеть, как миллионы людей в Азии поднимаются из руин своей древней цивилизации, чтобы принять участие в строительстве будущего человечества, чем согласится, чтобы половина населения земного шара осталась погрязшей в варварстве и дикости ради удовольствия и выгоды своего собственного рода.