Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером - Страница 88

Кроме того, именно герр Вагнер решил, что сценический задник заставит завсегдатая оперы исполниться равнодушия к картинным галереям. Замок на скале, добраться до которого можно только на воздушном шаре; сразу же после заката солнца во всех окнах замка одновременно вспыхивает свет; полная луна стремительно возносится на небо со скоростью кометы; чудесное море внезапно разверзается и поглощает корабль; покрытые снегом горные вершины, на которые, как грозная туча, падает тень проходящего мимо героя; величественный старый замок, трепещущий на ветру, — разве есть необходимость, спросит вас оперный завсегдатай будущего, в этих ваших Тернерах и Коро, если за какой-то шиллинг с небольшим перед нами каждый вечер разворачивают и сворачивают до дюжины таких картин?

Но вероятно, самой дерзкой мечтой герра Вагнера и его самой большой надеждой было то, что оперные певцы, расположенные группами хористы в конце концов удовлетворят жажду публики любоваться наилучшей скульптурой. Я не очень уверен в том, что публика любит скульптуру. Не знаю, приходила ли такая мысль анархистам, но если бы мне пришлось организовывать тайную встречу с нечестивыми целями, я бы пригласил своих товарищей в местный музей, в отделение скульптуры. Не могу придумать другого такого места, где нам не угрожали бы любопытные глаза и подслушивающие уши. Хотя, конечно, некоторые избранные ценят скульптуру, и я склонен думать, что они не отучатся от этой страсти, созерцая оперных певцов и певиц в причудливых костюмах.

И даже если тенор будет отвечать нашему идеальному представлению об Аполлоне, а сопрано походить на сильфиду, как обещает либретто, даже тогда я буду сомневаться, что настоящий ценитель согласится считать стандартный оперный хор дешевой и приятной заменой барельефам мраморов Элгина. Главное, что требуется от оперных хористов, — это опыт. Дирижеру хора не нужны молодые, легкомысленные хористы. Серьезные, почтенные, старательные леди и джентльмены, разбирающиеся в музыке, — вот его идеал.

Больше всего в хоре меня восхищает единство. Вся деревня одевается одинаково. В грешных и суетных деревнях существует соперничество, ведущее к ревности и зависти. Скажем, одна леди появляется на празднике в соблазнительном голубом наряде и завоевывает все мужские сердца. На следующем празднике соперница затмевает ее зеленой шляпкой. В оперной деревне девушки, должно быть, заранее встречаются, чтобы все это решить. Вероятно, созывается общее собрание.

«Всем вам будет приятно услышать, что венчание дорогого графа назначено на одиннадцать утра четырнадцатого числа, — объявляет председательница. — Все жители деревни собираются в десять тридцать, дожидаются возвращения свадебного кортежа из церкви и приносят свои поздравления. Замужние дамы, разумеется, приходят в сопровождении мужей. Каждая незамужняя дама должна привести с собой мужчину ростом с себя. К счастью, число мужчин в нашей деревне равно числу женщин, так что картина испорчена не будет. Дети сами собираются в отдельную группу и располагаются живописно. Думается, целесообразнее всего, — продолжает председательница, — встретить дорогого графа и его невесту где-нибудь неподалеку от местной пивной. Дамы надевают наряд, состоящий из короткой розовой юбки до колен, украшенной цветочными фестонами, и болеро из розовато-лилового шелка, без рукавов, с декольте. Туфли желтого атласа, чулки телесного цвета. Дамы на переднем плане надевают жемчужные ожерелья, а на голову — простое украшение из изумрудов. Слава Богу, мы все можем себе это позволить, а если погода продержится и не случится ничего неожиданного — его нельзя назвать везунчиком, нашего графа, так что лучше быть готовыми к любым случайностям, — ну, думаю, мы можем рассчитывать на действительно славный день».

Это невозможно осуществить, герр Вагнер, поверьте мне. Нельзя заменить музыкальной драмой все остальные виды искусства. Мудрый композитор должен поставить себе целью заставить нас, слушая музыку, забыть обо всех прочих актерских ухищрениях.

© Перевод И. Зыриной

Бремя белого человека! Должно ли оно быть таким тяжелым?

До чего дивная прогулка — пройтись солнечным летним утром из Гааги до Хейс-тен-Босх, «маленького лесного домика», построенного для принцессы Амелии, вдовы штатгальтера Фредерика-Генриха, при чьем правлении Голландия наконец сумела избавиться от рабской зависимости своим врагам и вступить в обещанное царство свободы. Оставив позади тихие улицы, обрамленные деревьями каналы с их жутковатыми баржами, проходишь сквозь приятный парк, где вокруг тебя толпятся олени с кроткими глазами, оскорбленные и негодующие, если у тебя в карманах ничего для них нет, даже кусочка сахара. Дело не в том, что они алчные, — их ранит недостаток внимания. «Я-то думал, он джентльмен, — словно говорят они один другому, если оглянуться, — внешне похож на джентльмена».

Их кроткие глаза преследуют тебя, и уж в следующий раз ни за что не забудешь. Парк переходит в лес; ты идешь по извилистым тропинкам и доходишь до ухоженного голландского сада, окруженного рвом, а в центре сада стоит чопорная старомодная вилла, которая простому голландцу представляется дворцом. Консьерж, старый солдат, низко кланяется тебе и знакомит со своей женой — величественной седовласой дамой, которая немного говорит на большинстве известных языков, когда речь идет о том, что находится внутри и имеет отношение к крохотному лесному дворцу. Ее умение поддерживать разговор не распространяется на вещи, находящиеся снаружи, за пределами леса: очевидно, такие мелочи ее не интересуют.

Она проводит вас в Китайскую комнату. Солнце струится в окна, освещая изумительных позолоченных драконов, что дерзкими рельефами выступают из отполированных до блеска лакированных поверхностей, украшая светом и тенью изящные шелковые вышивки, над которыми с бесконечным терпением трудились тонкие изящные руки. Стены увешаны рисовой бумагой с изображениями обычных сцен обычной китайской жизни.

И мысли начинают блуждать. Эти гротескные фигуры, эти карикатуры на человечество! Право же, комическое создание этот китаец, этот шут цивилизации. Как он подходит нашим фарсам, нашим комическим операм! Этот желтый младенец в широком безрукавном халате, проживший уже тысячи лет, а теперь переживающий странное второе детство.

Но он умирает — или все-таки нация просыпается, как после долгого сна? Такое ли он забавное безобидное существо, каким изображает себя здесь? А если нет? Представьте себе свежие соки, забродившие среди его трехсот миллионов соотечественников. Мы-то думали, он давно умер; мы думали, пришло время разделать его на части и разделить, предполагая лишь одну опасность — вдруг мы начнем ссориться между собой над его скелетом?

А вдруг все обернется, как в той басне про дровосека и медведя? Дровосек наткнулся в лесу на лежащего медведя. Сначала он сильно испугался, но медведь лежал совершенно неподвижно. Так что дровосек подкрался поближе и решился пнуть медведя — легонько, готовый в случае нужды бежать прочь. Ну точно, медведь мертв! А его мясо так хорошо на вкус, а его шкура так согревает бедного лесного жителя холодными зимними ночами. И тогда дровосек вытащил нож и приступил к делу. Но медведь вовсе не был мертвым…

Что, если китаец не умер? Если процесс разделывания послужил только для того, чтобы пробудить его? Мы узнаем это очень скоро.

Из Китайской комнаты седовласая леди ведет нас в Японскую комнату. Может быть, у нежноликой принцессы Амелии возникали смутные предчувствия о будущем, когда она планировала две эти комнаты с переходом из одной в другую? Японское убранство более гротескно и куда менее комично, чем у кузена-китайца. Эти чудовищные бесформенные борцы, эти боги с терпеливыми лицами и непроницаемыми взглядами! Это было здесь всегда, или только в связи с последними событиями мы проникаем в ускользавшие от нас раньше фантастические образы художника, творившего много лет назад на пороге своего бумажного домика?