Расмус, Понтус и Растяпа - Линдгрен Астрид - Страница 15

– Сюда, – шепнул Понтус и указал на большой сиреневый куст у двери. – Если спрячемся там, они нас не увидят, а мы посмотрим, куда они пойдут.

Они опустились на колени и залезли в густые заросли: сквозь листву отлично просматривалась калитка. В их укрытии было сыро и грязно, Расмус почувствовал, что джинсы становятся ещё мокрее и чернее, чем были, и представил, какие выводы сделает утром мама, когда увидит его. Утром… А ведь уже и было утро. Он взглянул на часы. Была половина четвёртого, и Расмус начал опасаться, что не успеет вернуться к завтраку. Но воры с Растяпой тоже должны были поторопиться. Воры с Растяпой… От этой мысли Расмус стал кусать кулаки.

Но не успел он додумать её до конца, как на тропинке послышались шаги – Понтус тоже их услышал. Друзья придвинулись друг к другу, не смея даже перешёптываться. Сквозь листву, напряжённо замерев, они смотрели, как Альфредо и Берта приближаются к калитке. Берта несла под мышкой большой свёрток – Растяпа даже не скулил. Что, если они его уже… Расмус беззвучно заплакал.

– Делай вид, будто несёшь моей сестре картошку, – буркнула Берта Альфредо, когда тот проходил мимо куста сирени.

Но Альфредо был совершенно не похож на усердного продавца, который в половине четвёртого обходит покупателей на случай, если им вдруг приспичило картошки с утра пораньше. Он походил на того, кем и был: на негодяя, которому незнакомы страх или жалость. Больше того, он был уверен, что всё отлично устроилось. Альфредо безмятежно прошагал за калитку, оставив позади Берту, которая едва за ним поспевала.

В кустах сирени зашевелились. Ребята не сводили глаз со свёртка у Берты под мышкой. Надо во что бы то ни стало выяснить, куда они направляются и живую ли собаку несут. Расмус очень боялся, что Растяпы уже нет в живых… Злодеи ведь часто так делают: берут заложника, а когда с ним становится слишком много хлопот, избавляются от него и продолжают шантажировать родных, оставляя несчастным людям напрасную надежду. Наверное, этот гадкий Эрнст так и решил: сказать Расмусу, что Растяпа ещё жив, а завтра вечером унести серебро и забросить несчастную мёртвую собачку куда-нибудь в кусты. Но раз так, он очень ошибается. Если они что-нибудь сделают с Растяпой, их ждёт ужасная месть. Расмус решительно вылез из кустов.

– Иди вперёд, – шепнул он Понтусу.

И Понтус пошёл. Для преследования воров на Вшивой горке он был идеальным человеком. Он жил здесь всю жизнь и знал каждую стену, каждую дверь, каждый забор и двор. Он был как дома на этих извилистых холмистых улицах. Здесь он воображал себя то индейцем, то пастухом, то мушкетёром, так почему бы ему теперь не поиграть в преследователя – не понарошку?

– Такое ощущение, что они идут ко мне домой на чашку чая, – с удивлением заметил через некоторое время Понтус. – Пёс их возьми, мы почти на Столяровом холме!

Столяров холм был неподалёку от Вшивой горки. Пожар, уничтоживший в прошлом веке старый Вестанвик, пощадил лишь несколько низеньких домиков, и сейчас они утопали в сирени и считались самыми старыми зданиями города, и все гордились ими – только вот желающих там поселиться не находилось. На Столяровом холме жили большей частью старики, они сидели вечерами на своих кухоньках, выращивали цветы да рассказывали кошкам о том, как тихо было здесь во времена их молодости. Потому что теперь на самом верху холма стояло три нелепых трёхэтажных дома, в которых было полным-полно ребятни, и не самой воспитанной в мире! Они вечно нарушали покой стариков, гоняли кошек, лазали через забор за яблоками – нет, в прежние времена в Вестанвике не водилось таких непослушных детей.

Понтус был одним из них. Они с мамой жили в одной из сдававшихся внаём квартир по адресу Столяров холм, 14, за высоким забором, где во дворе теснились дровяные сараи да уборные. На Столяров холм вела узкая, холмистая улица Сапожников – как раз по ней и шли сейчас Берта с Альфредо, и если не знать, что у них в сумке, они вполне сошли бы за благопристойную вестанвикскую семейную пару.

И вдруг Понтус сообразил:

– Да ведь мы идём к госпоже Андерссон, к той самой, на которую ты вчера был похож с разбитой губой! Она как раз недавно сломала ногу и лежит в больнице!

– Если они спрячут Растяпу у неё в погребе, он перебудит весь дом. Если только он жив, – горько добавил Расмус.

Понтус задумался. Бедная госпожа Андерссон, она ведь такая законопослушная… как ей удалось заполучить в сёстры Берту? А впрочем, может, и Берта была не такой, пока не вышла замуж за Альфредо, если, конечно, он ей вообще муж.

Но раздумывать было уже некогда. Альфредо и Берта явно шли на Столяров холм. Берта заметно беспокоилась и с опаской озиралась по сторонам. Улица Сапожников была объята сном, первые лучи солнца отражались в оконных стеклах, а за пеларгониями, цветущими на подоконниках, ещё не видно было никакой утренней суеты. Нет, Берта могла быть вполне спокойна. Шторы за цветочными горшками были опущены, и никто не видел её подлости и глупости. Никто, кроме мстителей в джинсах и кедах, почти вросших в чью-то дверь в двадцати метрах от неё, и снова пустившихся в путь, едва она и Альфредо скрылись за холмом.

В последние часы Понтусу было не до смеха, но увидев, как Берта и Альфредо заходят с чёрного хода в дом номер четырнадцать по Столярову холму, где он прожил все свои одиннадцать лет, Понтус вдруг захохотал:

– С ума сойти. Они ведь идут к тётке Андерссон в подвал! – И засмеялся ещё пуще: – Расмус, а знаешь, о чём тётка Андерссон попросила меня на прошлой неделе, как раз перед тем, как сломать ногу?

Тут Понтус начал смеяться так громко, что Расмус заволновался и попытался его успокоить. Но ему это не удалось.

– Она попросила меня… Попросила прибраться у неё в подвале и дала мне ключ!

Расмус невольно заулыбался:

– Уж мы там приберёмся! Начнём с того, что вытащим оттуда Растяпу.

Понтус кивнул:

– Да… И серебро! Только подождём, пока они оттуда смоются. Пойдём-ка пока в дровяной сарай!

Во время войн с соседскими ребятами Понтусу частенько приходилось наблюдать за чёрным ходом, и он знал, что из сарая это делать лучше всего. В стенах были широкие щели, через которые открывался превосходный обзор.

– Где у тебя ключ? – спросил Расмус, пока они пробирались по тёмному сараю.

– Висит на гвоздике рядом с нашим, от склада. Хорошо, что не остался дома! – Тут он зевнул. – Как от всей этой ночной жизни спать хочется… – пробормотал он. – Надеюсь, они не думают навеки там поселиться?

Расмус вздохнул:

– Я уж тоже ни минуты ждать не могу!

Расмус попробовал успокоиться, но напрасно. Он стоял, уставившись сквозь щель в стене на дверь чёрного хода, и слёзы застилали ему глаза. Дверь была серая, старая, с облезающей краской, со следами множества ног – видно, её часто открывали пинками. Может, там были и его собственные следы, оставленные, когда он бежал сюда с пустыми бутылками и другим хламом. Никогда раньше эта дверь не удостаивалась его внимания, но сейчас он почти ненавидел её… Она что, закрылась навсегда?

Нет, не навсегда. К двери подошли, она приоткрылась, и Берта осторожно высунула нос на улицу. За ней бесцеремонно шагнул на свет Альфредо. Он был уже без сумки, а Берта без свёртка.

– Сейчас пойдём прибираться, – шепнул Понтус и замолчал, потому что злодеи были как раз возле сарая: так близко, что их можно было бы даже пощекотать.

– Она меня допекла с этими резиновыми сапогами, – сказала Берта, проходя, – наконец-то я от них отделалась.

Ребята не поняли, о каких резиновых сапогах идёт речь, и не стали спрашивать, так что Альфредо с Бертой спокойно скрылись за холмом. И Расмус с Понтусом наконец-то пошли вызволять Растяпу.