Остров Пинель - Беляков Сергей - Страница 20

   Ветер треплет листки. Чего доброго, они еще рассыплются у меня в руках от его порывов. Пропускаю часть написанного; до конца остается всего лишь две-три страницы.

   "...Страх, животный страх одолел нас всех.

   Рабы готовы броситься в море и пересечь пролив вплавь, лишь бы не оставаться на острове Последняя ночь переполнила чашу терпения. Никто из нас не ожидал такого.

   Маннхайм разражается проклятиями всякий раз, когда Кресси вспоминает о том злосчастном дне. Он срезал серебряные пуговицы со своего парадного камзола и зарядил ими три пистолета. Глупец...

   Отчаяние и ужас хозяйничают в госпитале.

   Оставшиеся в живых прокаженные заперлись в хозяйственной части двора, где хранятся продукты. Они не открывают нам, равно как и не выдают еды. Куски тел их менее удачливых сотоварищей по-прежнему разбросаны по двору. Останки несчастного Кармело так и висят на дереве под окнами приемного покоя; рабы запретили их трогать, утверждая, что Вадуду не смогут забрать его душу до тех пор, пока тело его не погребено. Мухи и солнце делают свое дело; смрад и зловоние разносятся далеко за пределы госпиталя.

   Быстро темнеет. Рабы, сгрудившись у ворот, глухо переговариваются, временами бросая угрожающие взгляды в нашу сторону. Маннхайм выразительно помахивает огромным абордажным тесаком у них на виду, но это, похоже, их не остановит. В конце концов, мастер разрешает им покинуть госпиталь.

   Если не считать прокаженных, запершихся в кладовой части, нас осталось шестеро.

   Страшная трагедия, разыгравшаяся прошлой ночью..."

   Я обвожу губы пересохшим языком.

   Солнце припекает так сильно, что питьевая вода в пластмассовой канистре, кажется, нагрета до кипения... Я не обращаю внимания на противный привкус. Что произошло в колонии?

   "...Пишу наспех, при свете свечи. Неизвестно, когда мне придется - и придется ли вообще - написать еще.

   Остров мал размерами, но я все же надеюсь, что мне удастся улизнуть из колонии и спрятаться на ночь в небольшой пещере с северной стороны острова. Каждый теперь сам за себя. Мастер Филипп внешне спокоен, но я-то знаю, что его спокойствие является наигранным. Кто-кто, а он должен понимать, что если бы он не вышвырнул Ово в море в тот памятный вечер, то ничего этого могло бы и не произойти, и мы все не подвергались бы смертельной опасности из-за мести ожившего кадавра..."

   "А вот и мы!"

   Я подпрыгиваю от неожиданности. Рука с листками ударяется о леер; испуганными желтыми птицами они разлетаются на ветру и один за другим падают в море...

   "Т-т-ты-ы..." - мат застряет у меня в горле.

   Опешившая Квагги - это она так лихо поздоровалась со мной, первой вскочив на яхту из "Зодиака" - хлопает коровьими глазами: "Медовенький, я же не хотела..."

   "А-а-а, черт с тобой..." - я прыгаю за борт.

   Поздно. Раскисшие в воде листки при прикосновении расползаются в кашу...

   ...Мы снялись с якоря уже после заката.

   Я опять лежу на деке. Звезды, равнодушно-огромные, стаями преследуют "Тихое Прости". Крекер написал - "не доверяй никому". Могу ли я доверять ему?

   А есть ли у меня выбор? Наверное, нет...

   Он легко сообразил, как назначить мне встречу в Филипсбурге. Цепь кофейных магазинов "Сиэттл Бест" за последние два года распространилась по всему миру. Я видел кофейню и в Филипсбурге...

   "Сиэттл Бест", пятница, после полудня.

   Мои мысли возвращаются к последним прочитанным строкам Деламбера.

   О какой мести он писал? Ово? Напоминает излюбленный мотив Голливуда - изолированный остров, воскрешенный к жизни монстр... Что могло воскресить Ово?

   После неудачной пересадки разъяренный Пинель сбросил труп в море.

   Я представляю себе Пинеля в балахоне... Стол с кадавром... Окно, распахнутое в штормовое море...

   Неясная ассоциация в голове.

   Море... Непогода... Я как-будто бы вновь гляжу вверх на руины госпиталя с поверхности моря. Угол здания нависает над головой... Леер, буйки... Заповедник...

   Халиас. Под лепрозорием в море - колония раковин...

   Будь я проклят!

   Двое суток спустя мы бросаем якорь в бухте Филипсбурга. Беспечная четверка прощается со мной, и Питер в сгущающихся сумерках перевозит меня на берег на "Зодиаке". Мне не верится, что менее двух недель тому я был счастливым и беззаботным, обнимал хорошенькую женщину, переходя эту же самую улицу...

   В который уже раз мысли об Эжени окунают сердце в кипяток... Нет, пока я не выкарабкаюсь из этого кошмара, лучше о ней не вспоминать.

   Костлявый оборванец, загоревший до черноты, с выцветшей на солнце бородой и сбившимися в паклю волосами, уставился на меня из ярко освещенной витрины ювелирного магазина "Джюно и сыновья". Видение было предельно натуральным, равно как и запах, исходивший от нестиранной, пропотевшей одежды... Я помахал рукой, и мне стоило большого труда не взвыть, когда оборванец в зеркальном окне тоже поприветствовал меня.

   Скоро конец моим мытарствам. Завтра я увижу Крекера.

   ...Город погружается в темноту. Любопытно, как я приспособился в последние дни чувствовать время без часов. Сейчас, например, около восьми...

   Я стою на противоположной стороне от дома, в котором находится оффис Каммингса. Монументальность здания удивляет. В Штатах такой наверняка стоит с пол-миллиона... Наверняка в нем есть четыре спальни, три ванных комнаты, гостиная, семейная, есть и игровая в подвале...

   Подвал.

   Точно. Три небольших окна в полуколодцах. Я готов поклясться, что в подвале горит неяркий свет. Или камин.

   Поднимаюсь на крыльцо. Вокруг - никого. Незапертая дверь не удивляет. Так же было и в первый раз, правда, тогда был ясный день...

   Дверь, которую я видел полуоткрытой в мой первый визит сюда. Лестница в подвал. Я замираю в вестибюле на несколько мгновений, напряженно вслушиваясь в тишину дома.

   Похоже, никого.

   Спускаюсь вниз и замираю у стены. Приглушенный свет, который я заметил с улицы, горит где-то в соседней комнате. Неплотно прикрытая дверь словно приглашает меня... К очередной неприятности?

   Плевать.

   "Каммингс - ключ к разгадке".

   Цемент пола холодит ноги даже через подошвы кроссовок, при том, что на улице, невзирая на поздний час, еще стоит жара. Дверь еле слышно скрипит. Я обливаюсь потом от напряжения... Все последние дни состоят из череды событий, словно преследующих одну цель - угробить мою нервную систему.

   В комнате за дверью тускло горит настольная лампа.

   Стол с компьютером. Его экран темен. Два стула, архаическое кожаное кресло. Пепельница с окурком сигары, но табаком в воздухе не пахнет, значит, вентиляция работает качественно. Слабый свет лампы почти не попадает на размытые пятна вдоль стен, которые - после того, как мои глаза наконец привыкают к полумраку - оказываются шкафами, заполненными страшноватого вида инструментами и приспособлениями. Посреди комнаты - три прозекторских стола из нержавейки. Над каждым из них - мощные медицинские софиты, какие-то кабели, шланги... Мой взгляд фиксирован на этих столах, я не могу от них оторваться. Медленно-медленно, боясь задеть что-либо в полутьме, я продвигаюсь вдоль шкафов по направлению к письменному столу.

   Громкий стук сердца. Покалывание в кончиках пальцев - симптом приближающейся паники. Загоняю ее в бутылку; мне надо использовать этот шанс, надо попытаться выяснить, обнаружили ли Каммингс и Розен взаимосвязь между Халиас и экстрактом, из которого затем выделили 32108, приведшую к оживлению кадавра, или эта связь - плод моего воображения...