Грот афалины (илл. В. Барибы) - Мисько Павел Андреевич - Страница 5

Спустились в протоку между третьим и четвертым островками. Янг с Туном нырнули и тут же вынырнули. Правда!

— Не выдержать! Голова раскалывается!

И тут их заметили с понтона: закричали, замахали руками, чтоб выбирались из воды и вообще выметались прочь. Но ребята только заплыли за островок и снова начали следить из укрытия, смотреть, что делается на понтоне, возле понтона и рифов.

Вот из воды один за другим вынырнули двое в масках и с баллонами за спинами. Им помогли влезть на понтон, снять баллоны. А маски посрывали они сами и, тяжело дыша, размашисто терли искривленные, точно от боли, губы, прочищали пальцами уши. Собака нетерпеливо скулила, ей хотелось залаять на незнакомцев, и Мансур сдавливал ее морду, прижимал к скале. Рабочие, хлопотавшие на понтоне, вытаскивали из воды черные шланги, на концах которых зависли какие-то железные штуковины с острыми наконечниками.

— Наверное, какой-то клад спрятали, золото! — у Мансура даже глаза загорелись.

— Дурня такого, как ты! — плюнул Тун.

— Я подплыву туда под водой, погляжу. Я умею плавать под водой! — Мансур пополз со скалы ногами вниз.

— Тише, они отходят! — показал Янг на корму понтона, где затарахтел движок, забурлила вода.

Понтон отплыл медленно, возле борта стоял человек в шортах и пропускал меж ладонями провода, которые уходили под воду.

— Гу-уд! Стоп! — прозвучала на понтоне команда.

— Я ныряю! Потом не найдешь этого места! Придержите пса! — Мансур оттолкнул собаку, собравшуюся полезть за ним в воду, и нырнул. Остановить его не успели.

В тот же миг на понтоне один из мужчин взмахнул рукой, и глухой гул взрыва всколыхнул округу. На месте рифов и атолльчиков, загораживавших вход в лагуну, встали огромные белые столбы воды и обломков кораллов. Опали, тяжело заплюхали в воду обломки рифов.

— Мансур! — испуганно закричали Янг и Тун, ласточками взвились в воздух, бултыхнулись в воду. За ними прыгнула и собака.

Мансур всплыл среди разноцветных рыб, неестественно переворачиваясь на бок, потом показал живот и повернулся на другой бок, начал опускаться на дно. И тут его подхватили Янг и Тун, поволокли к островку. Повернула за ними и собака.

Из носа и ушей Мансура шла кровь. Его слегка потормошили, помяли, и он закашлялся, выплевывая воду. Живой!

— Мансур! Скажи хоть слово! Мансур! — просили ребята. Собака тихонько скулила.

А Мансур только стонал и скрежетал зубами, не открывая глаз.

— Да что ж это делается?! — закричал Тун. — Вчера двух убили и сегодня… Что нам скажет его отец?!

— Скорей в деревню, может, кто-нибудь поможет ему… Поверни лицом вниз! Приподними! — Когда Тун поднял Мансура, Янг подлез под него. Так, чтоб голова и одна рука Мансура были на одном плече, а другая рука — на втором. Ступил, согнувшись, в воду. — Сбоку плыви, будешь страховать.

Тяжелым был Мансур. Пока добрались до третьего островка, а потом до второго, Янг сам наглотался воды. Дальше уже тянули Мансура вдвоем, под руку, положив на воду лицом вверх. Янг загребал левою, Тун — правой рукой.

На мысе-полуострове отдышались — недолго, только чтоб вернулись силы. Снова подняли, подавили на спину Мансура, положив его животом на колени Янгу, потому что мальчик, пока его тянули по заливу, снова наглотался воды.

Кое-как посадив Мансура на переплетенные четыре руки, понесли в деревню.

Визжала, бегала вокруг них кругами собака.

Было много и слез и крику.

И не только в Мансуровой хате, а и по всей деревне. «Людечки, да что же это делается?!» — каждая на свой лад голосили женщины. Стискивали зубы хмурые мужчины — в бессилии и гневе. Кому пожалуешься? Кто поможет? До бога — высоко, до султана — далеко. Да ходили же к султану, жаловались, просили милости. Ну и что из того? Не отец он своему народу, нет… Хорошо еще, что хоть живыми ходоков отпустили.

Некоторые побежали на берег лагуны. Если не спасут свои пальмы, то хоть зеленые орехи снимут. Не было уже у людей ни боязни, ни уважения к лавочнику Ли Суню. И отлупцевали его, и раскидали все его шмотки, отобрали орехи. Особенно старался Амара.

— Я вам это припомню… Я вам припомню!.. — грозился Ли Сунь.

И на американском катере умчался на Горный.

Вернулся он около полудня с пятью полицейскими и чиновником с папкою под мышкой. Полицейские были в чалмах, с карабинами и кривыми тесаками, большими по величине, чем ножи-крисы. Чиновник был в индийской одежде — в черной шапочке, похожей на пилотку, в белом сюртуке и белых штанах. Катер с ними вошел в лагуну не снижая скорости, с разгону ткнулся в белый песок. Скинули сходни, и все пятеро полицейских, чиновник и китаец сошли на берег.

Отправились сразу не в деревню, а к палаткам, в которых разместились американские солдаты и офицеры. Разговаривали там около часа, шептались, видимо, о чем-то договаривались.

Зоркие глазки у Ли Суня…

— Эй вы! — заметил он Янга и Туна, которые залегли под кустами и наблюдали за тем, что делается в лагуне и на берегу. — Позовите сюда Ганеша! И быстро: одна нога тут, другая там!

Янг и Тун показали ему язык, передразнили и… исчезли в чаще.

— Не позовут. Но я сам знаю, где живет Ганеш и где тот разбойник. Пожалуйста, идите за мною! — позвал он полицейских.

Амару поймали и привели под Дерево Собраний. Привели и старосту.

— От имени Его Величества султана!.. За посягательство на священную и неприкосновенную частную собственность!.. — высоким, почти срывающимся голосом выкрикивал чиновник, будто выступал перед многолюдной толпой.

Амару полицейские распластали на земле и принялись бить бамбуковыми палками. Так же отлупцевали и Ганеша — за то, что вконец распустил своих сельчан, не следит за порядком. Сильно поколотили — не смог встать.

— Не прикидывайся, негодяй! — начали толкать его ногами полицейские. — Скажи спасибо, что не арестовали и не отдали под суд.

Но Ганеш не вставал.

— Лучше совсем добейте… Я не переживу этого срама… — простонал он.

Снова принялся созывать всех лавочник Ли Сунь.

Пока люди собирались, полицейские страдали от жары. То один, то другой брали кокосовые орехи, одним ударом срубали у них макушки, словно головы врагов султаната, и высасывали сок. Подносили и американцу-офицеру, который равнодушно глядел и на экзекуцию, и на все, что выделывали полицейские и чиновник.

Пришло совсем немного людей — может быть, третья часть из тех, что были вчера на собрании.

Высоким лающим голосом чиновник говорил, что времени на раздумье у людей было много. Теперь дается на сборы всего два часа. В лагуне возле берега их ждут катер и вельботы, американцы бесплатно доставят их на Горный.

— Кто является главой семьи, подходите сюда за получением пособия. Каждому будет вручен чек на предъявителя, по чекам можно в Горном или на Главном в конторах банка получить пятьдесят долларов.

В ответ слышался только плач-скуление, будто у людей уже и силы не хватало заплакать во весь голос. Не переставал стонать и Ганеш.

Потом говорил офицер, а чиновник переводил. Американцы не будут никого привлекать к ответственности за то, что ранили их солдата.

— Случилось недоразумение, больше такого, я надеюсь, островитяне не допустят, — голос офицера звучал почти ласково.

— А как же… А как же тогда… — застонал, закашлял, давясь кровью, Ганеш. — Ваш солдат двоих застрелил! Наших! И ему ничего за это не будет?!

Чиновник скоренько прошептал офицеру, что сказал староста.

— Этого не может быть, потому что быть такого не может! — ответил офицер.

— Такой факт и мне не известен, — добавил от себя чиновник, переводя слова офицера. — А вам мы могли бы еще добавить за этот поклеп. Но вы мне нужны живые… Называйте каждого главу семьи. Составим список, акт на выплату.

Полицейские подтянули Ганеша к баньяну, посадили под деревом, прислонив спиной к стволу.