Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Грот афалины (илл. В. Барибы) - Мисько Павел Андреевич - Страница 19


19
Изменить размер шрифта:

— Что? — Пуол подмостил под себя подушку, внутренне дрожа от восхищения: где это было видно или слышно, чтобы хоть один биргусовец сидел на таком!

— Все! Кто ты, откуда ты… Почему оказался в том месте… Как зовут… Есть ли семья… Где живешь…

Многое интересовало китайца! Но Пуол рассказал все откровенно, сам удивляясь своей искренности: обычно он любил прихвастнуть. Старался быть деловым, говорить без лишних подробностей.

Китаянка принесла кофе. На подносе стояли высокий кофейник, две чашечки на блюдцах, сверкающая на свету сахарница с сахаром, четыре сухарика на бумажной салфетке. Пуол только диву давался, что за мать у китайца: сын сидит с завернутой чем попало окровавленной ногой, а она не поинтересуется, не спросит, что случилось. И не ахает, как ахали бы все матери в таких случаях.

— Осторожно подтяни стол ближе сюда… Не опрокинь подсвечник… И пей, не стесняйся. Ты пил когда-нибудь настоящий черный кофе? Думаю, что и представления о нем не имеешь.

Пуол осторожно подтянул стол к ногам китайца, несмело взял в руки горячую чашечку, хлебнул один раз какой-то горечи и обжег язык, губы. Виду, однако, не подал.

— А вы кто? — осмелился спросить.

— Это тебе не надо знать. Чем меньше человек знает, меньше проявляет любопытства, больше слушается и выполняет, что приказывают, тем дольше его век. Заруби это себе на носу!

— Я ничего такого не хотел… — пробормотал он и тотчас спохватился: — Зарубил, зарубил!

— Хотеть не в меру тоже вредно. Но ты мне нравишься… Хотя ты и не хуацяо, не китаец… Как я понял, тебе нужны деньги, а чтоб иметь деньги, надо найти свой бизнес. И тебе нужно место, где жить… Так?

— Да… — облизал ошпаренные губы Пуол.

— Все это ты будешь иметь… со временем… Когда пройдешь испытательный срок. Жилье, правда, найдем раньше. Я напишу записку, пойдешь по одному адресу… За комнату там уплачено… Когда заведутся деньги, вернешь мне ту оплату. Я назову сумму, которая к тому времени набежит.

— Большое спасибо! — не удержался Пуол.

— Благодарить будешь потом. Да одним «спасибо» и не отделаешься. Будешь делать то, что тебе прикажут, поручат. Никакой своей инициативы не проявлять, слышишь? Никаких вопросов никому не задавать, стараться не видеть того, чего тебе по рангу не надо видеть. Если пройдешь испытательный срок, на твое имя в банке будет открыт счет. На него будут перечислять деньги за разовые услуги… Это значит, после каждого конкретного случая, если будет признано, что задание ты выполнил безукоризненно. Ты будешь иметь связь только со мной и не непосредственно, а через кого-либо… Ох, помоги положить ногу… на диванчик… А подушечки эти под голову… Повыше…

На лбу китайца блестели крупные, как жемчуг, капли пота. Он смахивал их рукавом, а они выступали снова. Дыхание его участилось, стало прерывистым, должно быть, начиналась горячка.

— Ну и, конечно, ты будешь иметь карманные деньги, на первый случай — питание, гардероб… — продолжал китаец. — Нет, должно быть, без эскулапа не обойдется… Пуля в ноге сидит, рана не сквозная. Я тебе напишу записку, сбегаешь к аптекарю, позовешь… Мама вас встретит возле подъезда, приведет сюда. Подай… вон на окне… блокнот и ручку.

3

Возле того подъезда, где китаец завязывал Пуолу глаза, сидела на ступеньках его мать — по виду словно кучка нищенского тряпья. Подошли, и она сразу встала, вынула из-за пазухи темные платочки, пропахшие потом и давно не мытым телом, завязала глаза Пуолу и аптекарю. Пуол уцепился за аптекаря, а старуха — за аптекареву сумку и повела.

Снова повторилось блуждание по каким-то переходам и лестницам. Только в свою дверь старуха не стучала условным стуком, отперла дверь ключом. Зачем посылали его, Пуола, он так и не понял: аптекаря могла привести сама старуха. Возможно, раненый не хотел, чтоб она лишний раз показывалась на людях, мозолила им глаза.

Китаец, слышно было, заканчивал телефонный разговор:

— …а проучить не мешало бы! Не нам играть в поддавки! Этих «даблов» только битьем можно чему-нибудь научить! — и спохватился, услышав старческий кашель в коридоре: — Мать, ты?! Входишь, сразу знак подавай, а то я могу обойму всадить! — и с грохотом положил телефонную трубку.

— Мы это, мы, дорогой Чжан. Привет! — вышел на свет, падавший из комнаты в коридор, аптекарь.

И с этого момента командовал в комнате, распоряжался он. Грели на спиртовке воду, раскручивали повязку на раненой ноге, разрезали штанину, обмывали ногу вокруг раны. Потом аптекарь приказал застлать белым стол (старуха после этого исчезла), положил на него раненую ногу Чжана. Старательно вымыл руки и начал щупать ногу вокруг раны, тыкать в рану пинцетом, от чего китаец закатывал глаза под лоб и тянул: «У-у-у-у!»

— Не забыл еще мое имя? Правильно. Меня зовут У, просто У. Я так думаю, что немного задета кость, бедро. Пуля скользнула, срикошетила… Где же она? А-а… вот она, немного в сторону свернула, торчит, как шишка… Сделаем маленький надрез, выщелкнем… Вместо слепой раны будет сквозная. Скорей заживет, не так будет гной задерживаться. Ну, вот… Вот она, можете взять ее себе на память.

— Возьму… на память… — Чжан протянул руку. — Я про эту пулю никогда не забуду. И не прощу ее.

— Ну вот… А теперь обработаем рану. Через месяц будешь танцевать.

— У, дорогой, я не могу так долго. Неделю, не больше.

— Ну, неделю не неделю, а две — обязательно. — У промыл рану какими-то жидкостями, в комнате сразу разнесся резкий, неприятный запах, даже в носу защекотало. — Травок тебе пропишу, напарь, внутрь будешь принимать… Для общего тонуса мышеняток надо поглотать… Живеньких… По десятку в сутки… Маленькие такие, красненькие… Организм омолаживается. Больше пользы, чем от порошков и таблеток.

— Ну — нет! Это ты уж сам глотай!

— А банкир Ду Шань глотает, только облизывается, понимает, что это идет ему на пользу. Для него одного целую ферму держу… Ах, если б ты видел, какие беленькие самки! Как снег на горах… Не успевают размножаться… Никого не интересует, сколько имеешь основы, им подавай максимальный выход чистого товара. А когда будет пополнение базы?! И целлофан кончается, и пластмасса.

Последние фразы болтливый У произнес без передышки сразу за предыдущими, и Пуол вначале подумал, что и они относятся к мышам. Но Чжан тут же строго оборвал У:

— Тих-хо… Все будет в свое время и на своем месте. — Чжан бросил быстрый взгляд на Пуола.

А Пуол намеренно пристально глядел, как аптекарь бинтует Чжану ногу. «Пусть думает, что я ничего не слышу, ничем не интересуюсь…» А у самого, казалось, даже уши шевелились и дыхание перехватывало от всех этих тайн и секретов.

И чувствовал Пуол, что с нынешнего вечера он начал ходить по острию лезвия или по тонкому канату над бездной.

Глава пятая

1

Сбруя серого ослика и тележка на двух больших колесах, которую он тянул, были украшены гирляндами из бумажных и живых цветов. В уздечке возле осликова уха торчал цветастый зонтик, прикрывал голову ослика и качался в такт его шагам. В двуколке лежали большой барабан и литавры, и в них то по очереди, то одновременно бухали булавами правый и левый барабанщик. На каждый удар по барабану у ослика вздрагивала шкура на боку, он вертел хвостом с привязанным к нему розовым бантиком. Бу-бух — круть-верть, бу-бух — круть-верть…

— Оха-ха-ха! Аха-ха-ха! — заливались смехом мальчишки. Пританцовывали, что-то выкрикивали, суетились. Насобиралось их возле оркестра целая орава, всяких — и хорошо одетых, и почти голых, и оборванных.

— Гляди — только вправо крутит хвостом! Вот — круть! — опять вправо… Ха-ха-ха, и не ошибется! — больше других потешался широкоротый и худой парнишка, гибкий, точно резиновый. Он даже пробовал ходить на руках, дрыгая в воздухе ногами.