Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур - Страница 132

Смешанные стада красавиц-зебр и неуклюжих голубых антилоп-гну с растрепанными гривами и худыми ногами бродили по широким котловинам и некогда поросшим травой полянам, которые ветер превратил в знойные пустоши. Он сдувал мельчайшую пыль с поверхности котловин, столбами поднимая ее в небо. Словно туман повисал в воздухе, отчего само солнце превращалось в тусклый оранжевый шар, а горизонт надвигался сразу со всех сторон.

Пыль забивалась в ноздри и скрипела на зубах, скапливалась в уголках глаз и высушила кожу до такой степени, что Х-ани и Сантен пришлось жарить и толочь ядрышки из косточек дикой сливы, дабы извлечь каплю масла и смазать себе кожу и подошвы ног.

Тем не менее с каждым минувшим днем оба старика становились как будто сильнее, бодрее и активнее. Казалось, что изматывающий ветер угнетает их все меньше и меньше. В поступи появилась даже некая резвость, и они оживленно болтали на бегу, пока Сантен тащилась далеко позади, почти так, как это было в начале их встречи.

На пятые сутки после ухода с кряжа она добралась до привала, устроенного бушменами на краю новой котловины, шатаясь от усталости. Повалилась на голую землю столь измученная жарой и пылью, что не в состоянии была собрать травы и сделать постель.

Когда Х-ани поднесла ей еды, с раздражением отшвырнула ее.

— Я не хочу есть. Я ничего не хочу. Я ненавижу эту землю, ненавижу эту жару и ненавижу эту пыль.

— Скоро, — успокаивающим голосом тихо сказала Х-ани, — очень скоро мы достигнем Места Вечной Жизни, и там родится твой ребенок.

Но Сантен откатилась от нее в сторону.

— Оставь меня, просто оставь меня в покое.

Она пробудилась от криков стариков и с трудом поднялась, чувствуя себя невероятно разбухшей, грязной и совсем не отдохнувшей, хотя спала очень долго. Солнце уже выглядывало из-за верхушек деревьев на дальнем конце котловины. Ветер ночью перестал, почти вся пыль осела, а ее остатки не могли скрыть калейдоскопа ярких красок, преобразивших все вокруг.

— Нэм Чайлд, ты видишь! — позвала ее Х-ани и застрекотала вроде рождественского сверчка, охваченная волнением. Сантен тихонько выпрямилась, не сводя глаз с раскинувшегося перед ней пейзажа, затуманенного облаками пыли еще вчера вечером.

По другую сторону котловины, среди пустыни, внезапно, как спина кита в океане, круто вздымалась к небу высоченная гора с ровной, словно обточенной по бокам, симметричной вершиной. Поблескивая в свете зари всеми оттенками красного и золотистого цветов, она была странным образом похожа на обезглавленного монстра. Некоторые участки горной вершины были голыми и лысыми, сплошь гладкие красные скалы и утесы, в то время как в других местах склоны густо заросли лесом; деревья там были гораздо выше и крепче, чем те, что росли на равнине. Вся гора была залита неясным красноватым светом и окутана тем волшебным покоем, что опускается на африканскую пустыню в недолгие часы рассвета.

Пока Сантен смотрела вдаль, боясь шелохнуться, все ее несчастья и печали вмиг куда-то отступили.

— «Место Вечной Жизни»! — Произнеся эти слова вслух, Х-ани вдруг сразу затихла и перешла на шепот: — Ради этой картины мы прошли весь наш долгий путь, чтобы взглянуть на нее в последний раз.

О-хва тоже замолчал, согласно покачивая головой.

— Здесь наверняка мы успокоимся и соединимся с духами наших сородичей.

Подобные чувства глубокого религиозного потрясения Сантен испытала лишь однажды, когда впервые переступила порог собора в Аррасе, ухватившись за отцовскую руку и глядя на поблескивавшие, как драгоценные камни, раскрашенные цветные стекла в глубине высоченных мрачных крыш. Она знала, что находится в святом месте, и, тихонько преклонив колени, сцепила руки на груди.

Гора была дальше, чем это показалось в красноватом свете утра. И пока шли к ней, она все удалялась и удалялась. По мере того как свет менял свои краски, изменился и вид горы. Теперь, отдалившись, она стала вдруг устрашающе-неприступной, каменные утесы поблескивали на солнце, словно чешуя на коже крокодила.

О-хва громко пел, труся впереди них:

Видите, духи Санов,

Мы идем к вашему тайному месту

С чистыми руками, незапятнанными кровью.

Видите, духи Канны и Богомола,

Мы идем к вам в гости с сердцами,

Исполненными радости, и песнями веселим вас…

За дрожащими струями поднимавшегося жара гора вдали опять стала другой: это была уже не гигантская масса неприступного камня, а рябившая в глазах, как вода, и расплывающаяся, словно дым, громадина. Казалось, будто она парит в воздухе, оторвавшись от земли.

О, Гора-Птица,

Взлетевшая к небу,

Мы поем тебе хвалебную песнь.

О, Гора-Слон, которая больше

Любого зверя на земле или на небе,

Мы приветствуем тебя.

О-хва продолжал петь. Когда солнце миновало зенит, а воздух стал чуть прохладнее, Гора Вечной Жизни опустилась на землю снова, надвинувшись с небес.

Они добрались до подножия, где почва состояла сплошь из обломков камней и щебенки, которая сыпалась под ногами, а также огромных глыб, громоздившихся возле утесов. Маленькая процессия остановилась, чтобы посмотреть на вздымавшуюся вершину. Скалы пестрели пронзительно-желтыми и ядовито-зелеными пятнами мхов и лишайников, крошечные горные барсучки измазали камни своими испражнениями, стекавшими, как слезы, что катятся порой по щекам слона.

На уступе, в трехстах футах у них над головой, стояла маленькая антилопа. От испуга она с блеянием, больше похожим на звук детского игрушечного свистка, пулей взлетела на верх отвесной скалы, перепрыгивая с одного невидимого уступа на другой с той грациозностью, на какую способна лишь она, серна, и исчезла за гребнем.

Они карабкались по крутому, осыпавшемуся под ногами склону, пока не добрались до основания утеса. Скала была гладкой и прохладной и нависала под углом, словно крыша высокого собора.

— Не сердитесь, о, духи, что мы проникли в ваше тайное место, — прошептала Х-ани, утирая слезы, бороздившие ее старые, пожелтевшие щеки. — Мы пришли со смирением, добрые духи, мы пришли, чтобы узнать, в чем мы провинились и как нам исправить нашу вину.