Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур - Страница 131

— Я заберу Нэм Чайлд, а потом вернусь за тобой, — сказал он Х-ани, привязывая копыта к ступням девушки прочной жилой.

— Мы должны спешить, старейший, они могут быть очень близко от нас, — Х-ани нетерпеливо втягивала в себя воздух, поворачивая голову на малейший звук, приносимый легким ветром со стороны леса.

— Кто они? — Сантен дышала опять глубоко и ровно, любопытство снова заговорило в ней. — Кто преследует нас? Я вообще ничего не слышу. Это люди, похожие на меня, О-хва, это люди моей расы?

Х-ани вступила в разговор прежде, чем бушмен успел вымолвить слово:

— Это черные люди. Большие чернокожие люди с севера, не твоего рода.

И она, и О-хва видели белого человека на краю поляны, но пришли к молчаливому согласию, что Нэм Чайлд должна остаться с ними.

— Ты уверена в этом? — Сантен покачалась на привязанных копытах зебры, как маленькая девочка, надевшая мамины туфли на высоких каблуках. — Они не были такими же светлокожими, как я? — Ей в голову пришла вдруг ужасная мысль о том, что она, возможно, убегает от своих спасителей.

— Нет! Нет! — Старая женщина в страшном волнении замахала протестующе руками. Ребенок должен был вот-вот родиться, быть свидетелем его рождения — последнее, чего ей еще хотелось в этой жизни. — Не с такой бледной кожей, как у тебя.

И Х-ани стала судорожно припоминать, кто был самым ужасным существом в легендах Санов.

— Это большие черные гиганты, которые едят человечину, — сказала она наконец.

— Каннибалы! — воскликнула потрясенная Сантен.

— Да! Да! Вот почему они преследуют нас. Они вырежут ребенка из твоего чрева и…

— Побежали, О-хва! — выдохнула Сантен. — Быстрее! Быстрее!

О-хва, к ногам которого была привязана другая пара копыт, повел ее прочь от кряжа, ступая так, что создавалось впечатление, будто зебра повернула со скалистой поверхности и ушла к лесу.

Удалившись примерно на милю, он укрыл девушку под колючим кустарником, а сам привязал копыта к ногам другой стороной и отправился за Х-ани. Они возвращались обратно по тем же следам, а когда добрались до укрытия Сантен, выбросили копыта и понеслись на восток.

О-хва заставил своих спутниц идти всю ночь, а на рассвете, пока измученные женщины спали, еще долго кружил вдоль дороги, по которой они бежали, проверяя, поверили их преследователи в его уловку с копытами или нет. И хотя он не нашел ни единого признака того, что преследование продолжается, еще целых три дня и три ночи они совершали марш-бросок и не разводили костра, соблюдая все предосторожности по наведению ложного следа.

Только на третий день вечером охотник почувствовал себя достаточно уверенно.

— Мы можем развести огонь, — сказал он. И возле жарких, дрожавших языков пламени начал свой танец. Танцевал в полном самозабвении, восхваляя в пении всех духов, помогавших им, включая духов Богомола и Канны, ибо, как старик очень серьезно объяснил Сантен, было не совсем ясно, кто помогал им в побеге, кто направлял дуновение ветра так, что он доносил предупредительные запахи, кто удобно положил тушу зебры.

— Поэтому необходимо возблагодарить их всех.

И он танцевал, пока не спряталась луна, а утром спал, пока не взошло солнце. После чего они возобновили свой неторопливый марш и уже днем сделали ранний привал, когда О-хва заметил целое семейство весенних зайцев. — Сейчас последний раз, когда мы можем поохотиться, духи настаивают на этом. Потому что никому из племени Санов нельзя убивать ни одно живое существо в пяти днях жизни от Места Вечной Жизни, — объяснял он Сантен, выбирая длинные гибкие стебли ползучего кустарника, очищая их и сплетая вместе до тех пор, пока не получилась гибкая и прочная удочка почти в тридцать футов длиной. На последней секции оставил также и боковую веточку, которая росла под острым углом к черенку и походила на грубый рыболовный крючок. О-хва заточил ее и обжег на костре. А потом долго и тщательно осматривал заячьи норы, пока не выбрал ту, которая вполне подходила для задуманного им плана.

Обе женщины встали на колени возле него, а старик просунул заточенный конец удочки в отверстие норы и, подобно трубочисту, стал осторожно толкать ее вглубь, ловко минуя подземные изгибы и повороты, пока удочка чуть не целиком ушла в землю.

Вдруг она сильно дернулась у него в руках, и в тот же миг О-хва рванул, что есть силы, словно рыбак, почувствовавший, как его тащит крупная рыбина.

— Он пинает по удочке, пытаясь ударить ее задними лапами, — хмыкнул О-хва, проталкивая свое орудие еще глубже.

На этот раз, когда он дернул снова, удочка будто ожила в его руках и стала рваться из крепких ладоней.

— Я зацепил его! — О-хва надавил на удилище всем своим весом, проталкивая острый деревянный крюк в плоть животного как можно глубже.

— Ройте! Х-ани, Нэм Чайлд, ройте быстрее!

Обе женщины, вооружившись шестами-палками, начали быстро раскапывать мягкую, рыхлую землю. Приглушенные крики пойманного на крюк зайца делались все громче, когда они приближались к концу длинного багра. Наконец старик, запыхавшись, вытащил покрытое мехом существо из земли. Заяц был размером с крупную, кошку и в диком возбуждении подпрыгивал на конце гибкой удочки, опираясь на свои сильные задние ноги. Х-ани с размаху огрела животное палкой по голове.

До наступления ночи поймали еще пару зайцев и отблагодарили их духов, а потом устроили пир, поедая мягкое, сочное, нежное, поджаренное мясо, которое они не будут есть теперь очень долго.

Поутру, перед началом последнего этапа путешествия, в лицо опять задул резкий горячий ветер.

Хотя теперь охота для О-хва превратилась в табу, растения пустыни Калахари, росшие как на земле, так и под землей, поражали редким для этих мест богатством и изобилием. Попадались цветы и зеленые листья, которые можно было есть в качестве вкусных салатов, а также корешки, клубни, фрукты и богатые белками орехи. Водоемы были полны водой. Все это превращало переход в приятную и радостную прогулку. Правда, их донимал ветер, беспрестанно дувший навстречу, горячий и колючий из-за поднявшегося в воздух песка, вынуждавший наклоняться вперед и прятать лицо под кожаным покрывалом.