Орел в небе - Смит Уилбур - Страница 22

Для них религиозность означала черные одежды и широкополые шляпы крайних ортодоксов из "Меа Шеарим" и жизнь в строгом соответствии со всеми, даже самыми мелкими религиозными ограничениями.

Бракосочетание будет традиционным – все церемонии, весь сложный ритуал, вся древняя символика, и отступления будут сделаны только для соблюдения строжайших мер предосторожности.

Церемония пройдет в саду Брига, ведь Ханна сирота. К тому же закрытый, окруженный почти крепостными стенами сад легче охранять.

Среди гостей будет много влиятельных фигур из правительства и армейской верхушки.

– У нас в списке не менее пяти генералов и восемнадцати полковников, – сказал Джо, – а к этому нужно добавить кабинет почти в полном составе. Сама Голда обещала постараться и побывать у нас. – Джо нахмурился, прикурил две сигареты и протянул одну Дэвиду. – Если бы не Ханна – ты ведь знаешь, как женщины относятся к свадьбе, – я бы просто пошел и зарегистрировался.

– Так я тебе и поверил, – улыбнулся Дэвид. – Ты тоже этого ждешь.

– Конечно, – лицо Джо прояснилось. – Хорошо будет иметь свой дом, как у вас с Деб. Я бы хотел, чтобы Ханна была так же разумна. Целый год игры в прятки. – Джо покачал головой. – Слава Богу, это кончается.

Дэвид высадил Джо в переулке у дома Брига в Эйн Кареме.

– Не стану тебя приглашать, – сказал Джо. – Вероятно, у тебя другие планы.

– Угадал, – Дэвид улыбнулся. – Не заглянете с Ханной к нам на ужин сегодня вечером?

Джо снова покачал головой.

– Я везу Ханну в Ашкелон на могилы ее родителей. Так полагается перед свадьбой. Может быть, в субботу.

– Ну хорошо. Дебра захочет с вами увидеться. Шалом, Джо.

– Шалом, шалом, – сказал Джо, и Дэвид отъехал. Спустившись с холма, он погнал "мерседес" как на ралли. Он вдруг отчаянно заторопился.

Дверь террасы была открыта, его ждали. Дебра, дрожа от ожидания, сидела в новом кожаном кресле, подобрав под себя ноги. Ее только что вымытые волосы блестели, как крыло грача. На ней был просторный шелковый халат цвета меда, подчеркивавший золото глаз.

В вихре шелка она вскочила с кресла и босиком побежала ему навстречу.

– Дэвид! Дэвид! – воскликнула она, и он подхватил ее и закружился, смеясь вместе с ней.

Потом она гордо провела его по комнатам и показала перемены и усовершенствования, за время его отсутствия превратившие эту квартиру в настоящий дом. Дэвид убедил ее, что цена не имеет значения, и они вместе подбирали рисунок мебели. Мебель изготовил и доставил знакомый араб, и Дебра расставила ее так, как они придумали. Мягкая кожа и темное дерево, блестящая медь, повсюду пушистые ковры. Но одного предмета Дэвид никогда раньше не видел – большой картины маслом; Дебра повесила ее без рамы на свежевыбеленной стене напротив террасы. Картина была там единственным украшением, но рядом с ней всякое другое украшение было бы неуместно. Это был мрачный пейзаж, пустыня, пленяющая своей дикостью; цвета напряженные и горячие; картина, казалось, освещала комнату лучами пустынного солнца.

Пока Дэвид рассматривал картину, Дебра держала его за руку, беспокойно ожидая его реакции.

– Ну и ну! – сказал он наконец.

– Нравится? – облегченно спросила она.

– Потрясающе. Где ты ее взяла?

– Подарок от художника. Она моя старая подруга.

– Она?

– Да. Завтра мы едем в Тиверию и будем с ней обедать. Я рассказала ей о тебе, и она хочет с тобой познакомиться.

– Какая она?

– Одна из наших ведущих художников, зовут ее Элла Кадеш, но описывать ее я не могу. Могу только пообещать, что тебе будет интересно.

Дебра приготовила особое блюдо из баранины с оливками, которое они ели на террасе под оливковым деревом. Речь снова зашла о свадьбе Джо, и посреди разговора Дэвид неожиданно спросил:

– А почему ты решила жить со мной – без брака?

После короткого молчания она ответила:

– Я поняла, что люблю тебя и что ты слишком нетерпелив для игры в ожидание. Я знала, что, если не сделаю этого, могу снова потерять тебя.

– Я до последнего времени не подозревал, чего тебе стоило такое решение, – медленно сказал он, а она отпила вина и ничего не ответила. – Давай поженимся, Деб, – нарушил он молчание.

– Да, – кивнула она. – Великолепная мысль.

– Побыстрее, – продолжал он. – Как можно быстрее.

– Не раньше Ханны. Не хочу красть у нее этот день.

– Хорошо, – согласился Дэвид, – но сразу вслед за этим.

– Морган, ты назначил дату, – заключила она.

До Тиверии было три часа езды, поэтому они встали, едва солнце пробилось сквозь ставни и раскрасило стену над медной кроватью тигриными полосками. Чтобы сберечь время, вместе вымылись в ванной, сидя лицом друг к другу по пояс в мыльной пене.

– Такой грубиянки, как Элла, ты не встречал, – предупредила Дэвида Дебра. В это утро, с волосами, перевязанными красной лентой, она казалась маленькой девочкой. – Чем большее впечатление ты на нее произведешь, тем грубее она будет, а отвечать надо мягко. Так что, пожалуйста, Дэвид, не срывайся.

Дэвид набрал пены пальцем и вымазал ей нос.

– Обещаю, – сказал он.

Они поехали к Иерихону, а оттуда повернули на север вдоль долины Иордана, вдоль высокой пограничной ограды из колючей проволоки с надписями, предупреждающими о минных полях, и бесконечных моторизованных патрулей.

В долине было жарко, и они ехали с открытыми окнами. Дебра высоко, до самого пояса подобрала юбку, чтобы длинным коричневым ногам было прохладнее.

– Лучше так не делай, если не хочешь опоздать на обед, – предупредил Дэвид, и она торопливо одернула подол.

– С тобой никогда не чувствуешь себя в безопасности, – заявила она.

Наконец они выехали из голой пустыни в плодородную землю кибуцев под Галилеей, и снова в воздухе так сильно запахло апельсиновым цветом, что стало трудно дышать.

И вот впереди среди финиковых пальм блеснули воды озера. Дебра коснулась руки Дэвида.

– Помедленней, Дэви. Дом Эллы в двух милях по эту сторону Тиверии. Прямо впереди – поворот.

К берегу озера вела проселочная дорога, она оканчивалась у стены из древних каменных глыб. Поблизости стояло пять машин.

– У Эллы гости, – заметила Дебра и повела Дэвида к калитке в стене. За стеной оказался небольшой полуразрушенный замок. Обвалившиеся стены образовывали причудливые груды, камень потемнел от времени; на развалинах утвердились пышные заросли бугенвиллеи, высокие пальмы шелестели листвой на легком ветерке, долетавшем с озера. На зеленых лужайках росли другие экзотические растения.

Часть развалин была переоборудована и превращена в живописный необычный дом на берегу озера, с широким двориком-патио, с каменным причалом, около которого стояла моторная лодка. За зелеными водами озера поднимались темные, гладкие, похожие на спины китов, Голанские высоты.

– Это крепость крестоносцев, – пояснила Дебра. – Она охраняла дорогу вдоль озера и подходы к большому замку на отрогах Хиттема, который уничтожили мусульмане, когда изгнали крестоносцев со Святой земли. При администрации Алленби дед Эллы купил этот замок, но он лежал в развалинах, пока она не восстановила его после войны за независимость.

Тщательность, с которой были внесены изменения – таким образом, чтобы не испортить романтическую красоту развалин – объяснялась художественным вкусом Эллы Кадеш, который полностью противоречил внешности самой женщины.

Она оказалась невероятно огромной; не просто высокой и полной, но с гигантскими ступнями, с пальцами, унизанными множеством колец, ногти на ногах в открытых сандалиях выкрашены в ярко-алый цвет, подчеркивающий их величину. Ростом она была с Дэвида, платье, смахивающее на шатер кочевника, скрывало ее мощное тело и, казалось, способно было вместить двух Дэвидов. Кудрявый парик ярко-рыжего цвета, в ушах – длинные золотые серьги. Казалось, краску на глаза Элла накладывала лопатой, а румяна на щеки – краскопультом. Элла извлекла изо рта толстый окурок сигары и поцеловала Дебру, а потом повернулась, рассматривая Дэвида. Голос у нее был хриплый, и пахло от нее сигарами и коньяком.