Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Ваджра Андрей - Страница 12

Человек Макиавелли прежде всего — делатель, условие и аппарат действия. Причем в его мотивации существует определенное противоречие. Понимание жизни как постоянной борьбы за место под солнцем (победа в которой и является его главной целью) было ему навязано извне в качестве некой абсолютной истины, а поступки этого делателя, направленные на достижение данной цели, являются сугубо личными, т.е. связанными не с верой в какую–то истину, а с максимальной адекватностью внешней среде. Он, как идеалист, вне всякой критичности принимает идею того, что жизнь — это борьба, в которой любой ценой надо победить (максимально приспосабливаясь к внешним условиям), а как независимый прагматик по собственному усмотрению добивается этой приспосабливаемости. Иначе говоря, в своем целеполагании он — марионетка, которой навязали шаблон определенной жизненной философии, а в целедостижении — свободное существо, самостоятельно определяющее собственные поступки.

Делатель если и рефлексирует по поводу сделанного им, то лишь с точки зрения его целесообразности и оптимальности. У него мотивация сделанного осмыслению не подлежит, так как эта мотивация представляет собой лишь реакцию на внешнее воздействие среды. Индивидуальный характер делателя концентрируется в действии, направленном на окружающих его людей и мир в целом. То есть наиболее важным у него являются обстоятельства и внешние цели. Его поступки — это всего лишь соответствующая реакция на воздействие извне, а поэтому они подлежат только анализу на предмет адекватности этому воздействию. Его мотивационная система основана не на санкциях определенной нормы или абсолюта как производных от каких–то естественным образом возникших внутренних императивов, а на задачах практического плана, жестко привязанных к требованиям окружающей среды. Главная задача делателя — точно соответствовать среде.

Именно поэтому социально–политическая организация итальянских городов–государств предстала в виде логически спланированной и рационально организованной системы. По этому поводу Я. Буркхардт заметил : «В историю вступала новая живая сущность: государство как сознательное, основанное на расчете творение…» [5, с. 15]. То есть главной отличительной особенностью итальянских республиктого времени былото, что вся их внутренняя и внешняя политика строилась на утонченном расчете. Приводя в качестве примера Венецию, Буркхардт подчеркивал: «Этот неприступный город с давних времен вступал в сношения с соседями лишь после наитрезвейшего расчета… союзы заключал только для достижения самых ближайших целей и с наивозможно большим соблюдением своих выгод» [5, с. 68].

К позднему Возрождению человек–творец окончательно уступает место человеку–делателю. Творец, руководствующийся естественно рождающимися у него в душе целями и идеалами, преобразуя в соответствии с ними окружающий мир, постепенно теряет свое значение, уступая место своему антиподу — человеку, лишенному всякой внутренней неангажированности и целиком подчиненному собственным потребностям, которые формируются требованиями внешней среды. При этом привязанность к потребностям, желаниям и способность их быстро удовлетворять, преодолевая любые препятствия (какматериальные, так и морально–нравственные), воспринимается западным обывателем в качестве единственно возможного понимания человеческой свободы[28].

Именно поэтому Возрождение в конце концов уравнивает Бога с человеком, который провозглашается (в своей возможности делать все, что угодно) «богочеловеком». Однако, в отличие от Бога, он способен лишь ассимилировать, но не творить. Эта едва уловимая разница впоследствии приводит к тому, что с течением времени Творец становится западному человеку не нужен. Это позволяет наиболее проницательным мыслителям Запада констатировать тот факт, что «Богумер». Вслед за ним умирает и церковь Петра.

Не так давно глава католической церкви Англии и Уэльса архиепископ Вестминстерский, кардинал Кормак Мэрфи О'Коннор признал, что «в сегодняшней Британии христианство… практически побеждено». В том же смысле высказался и глава англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Джордж Кэри.

Согласно последним исследованиям, за период с 1989 по 1999 год римско–католическая церковь потеряла 490 тыс. прихожан. Англиканская церковь — 290 тыс. Сегодня 43% британцев считают себя англиканами, 11% — католиками. Однако это вовсе не отражается на посещении ими церковных служб. Если в 1970 году в приходах англиканской церкви на Пасху причастились 1,63 млн.человек, то в 1998 году к пасхальному причастию пришли лишь 1,19 млн. англикан, т.е. около 2% населения Британии. Римско–католическая церковь не занимается статистикой пасхальных причастий, однако посещаемость ее храмов тоже близка к упадку. На воскресные мессы в Англии и Уэльсе она собирает лишь четверть своих последователей — 1,1 млн.из более чем 4 млн. католиков страны. Постоянно снижается число крещений: в 1999 году в англиканской церкви через этот обряд прошла лишь пятая часть новорожденных младенцев. Число детей и подростков, посещающих церковь, сократилось по сравнению с 1979 годом ровно вдвое. И сегодня из 34 тыс. британских тинейджеров в возрасте 13–15 лет верят в Бога меньше половины — 41%.

Упадок, переживаемый традиционными христианскими церквями Британии, отнюдь не является чем–то из ряда вон выходящим, он лишь наиболее ярко иллюстрирует кризис религиозности, присущий в той или иной мере практически всем европейским странам[29].

В католической Франции, где католиками себя считают около 70% жителей, храмы также пустеют, священники меняют профессию, духовенство стареет. С 1990 по 2000 год число католических пастырей сократилось на 12 тыс. Лишь один из десяти священников моложе 40 лет, в то время как каждый третий из них старше 65. Воспроизводства священнослужителей практически не происходит: число семинаристов постоянно сокращается.

Наибольшее число верующих составляют люди старше 50. Из 100 молодых французов ходят в церковь только двое. И если в 1999 году в католических церквях Франции было крещено 416 тыс. человек, то в 2000–м — 395 тыс., в то время как рождаемость в стране выросла.

В Германии в 1992 году обе христианские церкви пережили серьезный удар: от католиков тогда ушли 190 тыс. человек, из евангелической церкви— 360 тыс. Постоянно снижается значение религиозных обрядов и ритуалов. За 1990—1996 годы воскресные службы перестал посещать каждый пятый католик. Общий сбор церковных налогов упал на 10%. Несмотря на покровительство государства и огромную социальную работу, влияние церквей на общественное мнение сокращается. И так же, как и во всей Западной Европе, церкви испытывают огромную нехватку свежих сил: семинарии в Германии с каждым годом пустеют. То, что происходит в соседней с Германией Австрии, похоже уже не на кризис, а на крах. В стране с восьмимиллионным населением, большинство которого составляют католики, за 2000 год из католической церкви ушли 43 632 человека и только 3387 присоединились к ней. Это самый высокий показатель выхода из церкви с 1959 года, когда в Австрии начали вести подобную статистику [6].

Кризис западного христианства и разложение его церквей с каждым годом углубляются, и эта тенденция, в рамках современного мегаобщества постмодерн, будет развиваться и дальше. Причина этого кроется в духовно–психологической основе Запада, формирование которой началось в эпоху Возрождения. Уже тогда в маленьких итальянских республиках церковь утратила свою духовную, а также общественную важность, была отделена от государства и подчинена ему. Например, в Венеции духовенство контролировалось светской властью, и высшие государственные чиновники имели право замещать по своему усмотрению главные церковные должности, демонстрируя полную противоположность тому, что происходило в других европейских странах.

Рассматривая человека как природное существо, лишенное божественного заступничества, Макиавелли противопоставляет ему его же Судьбу, а потому и самого Бога. По убеждению итальянского мыслителя, лишь личность, свободная от любых императивов и существующих схем поведения, способна спорить с Судьбой. Такою личностью того времени стал хитрый, ловкий, предприимчивый делец, одинаково хорошо занимавшийся торговлей, грабежом, финансовыми операциями и государственным управлением.