Подруга мента - Смирнова Алена - Страница 38

— Опять сменил зазнобу, Казакова?

— Она меня сменила. На выпускника юрфака.

— Так ты тоже юрфак кончил.

— Я мент, а он в адвокаты метит.

— Ну и Бог с ней.

— Полин, у меня лысины нет? — склонил он голову.

— Нет, — констатировала я, всмотревшись.

— Это доказательство, что волосы я на себе не рвал.

— И что не любил.

— Получается по-твоему. Но выяснилось это только после встречи с Юлькой. А до этого страдал. И готов был кем и чем угодно клясться, что люблю.

— Итак, Сергей и Юлия. Красиво.

— Дано же тебе слова произносить. Действительно, звучит.

— А смотрится?

— Надеюсь. С тобой легко на личные темы разговаривать.

— Сейчас. Когда поняла, что человеку надо поделиться чувством или впечатлением, не более. А раньше интересовалась подробностями и лезла с выводами и предсказаниями. Могла вмешаться в отношения. До скандалов.

— Не верится.

— Зря. Ты убийц останавливаешь на скаку, меняешь мир по мере возможностей. И ищешь девушку, которая обомрет от тебя такого, какой ты есть. А мне дано себя менять. И я намерена преуспеть хоть во внутреннем, собственном. С общественно-полезной деятельностью у меня не ладится.

— Моя говорит, если дома все будет нормально, то я за двоих на работе пахать буду.

— Ай да Юлька. Женись.

— Погожу, погляжу еще, как на адвокатов станет реагировать.

Да, привести в порядок мужское самолюбие катастрофически тяжело. Самое грустное, что женщина, потянувшая эту ношу, после кажется свидетельницей слабости. Бросит Балков свою непритязательную Юлю и снова кинется к некой парящей над бытом орлице. Снова его поклюют, подерут когтистыми лапами, побьют крыльями. И дождись Юленька милиционера с израненной душой, получится прекрасная жизнеутверждающая история. Но я и впрямь стала старше. И не сказала Сергею ничего больше. Все равно сделает по-своему. Ведь не только орлиц, но и голубок предостаточно на свете. Найдет не одну.

До «Березовой рощи» было минут сорок езды на машине или немного больше часа автобусом. Адаптации к отдыху, обеспечиваемой сменой пейзажей и вокзалов за окном поезда и облачными залежами за иллюминатором самолета, не предвиделось. Зато всегда можно дешево и без предупреждений удрать домой. Воистину, не бывает худа без добра. И добра без худа, к сожалению. Верно, я затосковала. Потому что, зарегистрировавшись, поднялась в комнату.

— Мне бы тут оберложиться хоть на недельку, — завистливо протянул Сергей, бросая на кровать мою сумку.

— Райские условия, — подтвердила я, стараясь скрыть раздражение.

— Ну, отдыхай. Полковник приказал поспешить с докладом, как ты устроилась.

— Спасибо, Сережа. Передай, что я в восторге.

Дверь за Балковым закрылась, и я скорчила рожу в стиле «лимона напробовавшись». Двадцать один день здесь? Прямо из коридора — попадание в тесное квадратное помещение со шкафом, кроватью, составленной из двух односпальных, тумбочкой, кухонным столом и парой стульев. Душевые кабинки, четыре штуки, действующих две. Шесть унитазов, действующих три. Все в противоположном от моего обиталища тупике с жутковатым названием «Дамский блок». Второй этаж. На первом — столовая, процедурный, массажный и врачебный кабинеты. В подвале — сауна, тренажерный зал и биллиардная для избранных. На третьем — многоместные номера. Или палаты? Господи, белье-то хоть стираное? О, даже глаженое. Поля, не выпендривайся, человек ко всему привыкает. Какое право они имеют драть такие деньги за такую жуть? Было бы великолепно, если бы путевки в такие тараканники и клоповники не раскупались в знак протеста, в знак отказа от звания скота, которому безразлично, где накачиваться денатуратом и, прошу прощения, лечиться. Но ведь они недоступны по цене людям, согласным мириться с обстановкой. Потешались над Эллочкой-людоедкой? И у меня нынче одно слово на языке: «Мрак, мрак, мрак». Надо мою портативную машинку-выручалочку на стол водрузить, может, поуютней будет? Я рванула «молнию» на сумке уже в истерике. Сверху вызывающе возлежали букет черных роз и две бутылки прекрасного легчайшего вина, обмотанные запиской Измайлова. «Детка, за что боролась, на то и напоролась. Да скрасят скудость меблировки и удобств виноградные изыски. Держись. Люблю».

Вик, и надолго тебя хватит? Или ты по долгу службы проверил эту конуру? Пожалуйста, не сдавайся, пожалуйста, люби меня. Не знаю, полезны ли желудочникам перебродившие ягоды, но я махнула стакан сухого белого, выкурила сигарету и утешилась. Может, наши пьют так много, чтобы им везде было комфортно? Чтобы залить пожар унижения и безысходности и философски воспринять пепелище? Чтобы поверить в возможность строить на нем? Когда-нибудь, с кем-нибудь, протрезвев. И наворовав стройматериалов.

Меня предупредили, что Крайнев прибудет к вечеру, поэтому я выползла из норы только ужинать, пропустив обед. Узрев тарелку с манной кашей, я утвердилась в худших предположениях о диетическом питании. Ем я мало, но предпочитаю, чтобы единственный проглоченный мной кусок был вкусным. Избавь, Создатель, от заболеваний. Я малодушна, я и не выдержу самоограничений, диктуемых организмом. И к манной каше я не притронусь.

— Девушка, это блюдо фаворит?

— Есть перловка с молочным соусом, — добросердечно откликнулась густо накрашенная официантка.

Вик, ты мерзавец! Не мог колбаски и овощей положить вместо цветов и вина? Или вместе с ними, все равно Балков багаж таскал. Как же надо болеть, чтобы прельститься этим? Нет в здоровом теле здорового духа. Таковой обитает лишь в немощи. Терпеть муки, слегка приструняемые лекарствами с диетой, и еще на работу ходить, семьей заниматься, улыбаться чему-то? Не знаем мы своих героев.

Тут в проходе показался Валерий Крайнев. Осмотрел пустую столовую, в которой, кроме меня, стоически питались несколько пожилых людей, и направился на маяк моей зовущей физиономии.

— Вы из какой комнаты? — преградила ему дорогу белохалатница бальзаковского возраста.

— Неважно. Я хочу за стол вон к той девушке.

— Молодец, — одобрила женщина и переправила что-то в своем списке.

Мне нормальности не грех подзанять. Я вдруг вспомнила вахтершу из редакции, завтракавшую на моих глазах, и внутри засвербило. От голода или предчувствий?

— Здорово, Поля, — вполне по-братски приветствовал меня Крайнев.

— Добрый вечер, напарник. Приятного аппетита.

Я пошутила. Но Валера без обиняков налег на кашу. Я схватилась за посудину с компотом и незаметно подвинула ему свою тарелку. Он и ее опустошил. Что-то мне его жена все меньше нравится. Мужчин надо кормить не только перед сексом, но и в промежутках. Иначе они гибнут как личности.

— Тебе какой диагноз нарисовали? — спросил Валерий.

— Гастрит с какой-то там кислотностью.

— И мне. Прошвырнемся после еды? Ну, если это еда, то…

— Конечно, Валера.

Рано или поздно наступит момент, когда я смету все, что они приготовят. И, возможно, громко попрошу добавки. А не проще сгонять завтра в город за съестным? Это шанс сохранить собственное достоинство. Или нужно выдержать все, что выдерживают остальные? Искупить чего-нибудь? Пострадать?

— Валер, когда жуешь то, что не выносишь, духовно очищаешься?

— Поль, тут за оградой продуктовый магазин, вполне сносный.

Я застонала. Крайнев рассмеялся:

— Шопинг с девяти утра. А на сон грядущий устроим пикник — бутерброды и вино.

— Молись на супругу, Валера.

— Уговорила.

И Крайнев выпил свой и мой компот. Старшая медсестра догадывалась, почему он рвался именно за десятый столик.

Оказалось, я счастливица. Валерию достали комнату с соседом.

— Еще не заезжал, — отчитался Крайнев и долгим взглядом на меня посмотрел.

— Выспишься спокойно.

— О другом я сначала думал, а теперь и не помышляю.

— Давай не будем подначивать друг друга. Мы оба заняты.

— Ангажированы. Давай не будем.

После такой освежающей честностью договоренности нам приспичило веселиться. Мы загорали под мелочью осенних звезд, ели батон с маслом и сыром, потягивали его и мое вино. Болтали без умолку. Так болтали, что я прозрела: Крайнев что-то таил, скрывал, прятал. Он дорвался до этого пригорка, чтобы быть самому по себе. А я? Не заигрывайся в ковбоя, парень. Чай, не на Диком Западе, а на стремительно дичающем с голодухи и сивухи Востоке.