Повести - Голицын Сергей Михайлович - Страница 59

Солнце клонилось к закату. И опять Вася заспорил с Мишей. И опять мальчики уступили девочкам.

Решили искать ночлег в помещении.

Через час мы уже шагали по деревенской улице. Мальчишки сбегались со всех сторон, даже взрослые выходили на крылечки.

Мы узнали: в деревне есть клуб, где можно переночевать, и есть колхозный бригадир, у которого хранится ключ от клуба. Сейчас бригадир в поле; когда вернется, неизвестно.

Мы направились к этому самому клубу. Каждый наш мальчик и каждая наша девочка двигались в кольце ребятишек. Степенно и деловито отвечали мы на тысячи вопросов: «Откуда?», «Куда?», да «Как?», да «Почему?», да «В каком классе учишься?». На вопрос: «За чем мы идем?» — наши изыскатели делали большие глаза и загадочным шепотом говорили: «За березовыми книгами». Десятилетние ребятишки удивленно раскрывали рты, и Лариса Примерная со своим всегдашним апломбом на ходу разъясняла, откуда взялись березовые книги и почему их так важно найти.

Навстречу нам, поднимая пыль, двигалось колхозное стадо — коровы, овцы. Вдруг за избами застрекотала настоящая пулеметная очередь, и откуда-то с бокового прогона вылетел на деревенскую улицу мотоциклист самого воинственного вида: в темных очках, в кожаном шлеме. Мотоцикл так оглушительно трещал, так неистово пылил и дымил, что темно-серая завеса заволокла избы и палисадники. Коровы, овцы, куры шарахнулись в стороны, собаки с лаем кинулись в атаку.

Мотоциклист лихо подкатил к нам, лихо остановился, сорвал шлем и очки, спрыгнул со своего стального коня.

Это и был колхозный бригадир, веселый, несколько смущенный, докрасна загорелый парень. Его старая военная гимнастерка, брюки, сапоги, его лицо, кудрявые, цвета пшеницы волосы были напудрены дорожной пылью. Светлые глаза его устало щурились из-под запыленных ресниц. Видно, с самого рассвета он накатал немало километров и за свой большой, беспокойный рабочий день вряд ли успел съесть краюшку хлеба.

— Николай Иванович, куда переходить моему звену? приставала к бригадиру пожилая худощавая колхозница.

— Николай Иванович, а мы уже все скосили, — теребила другая.

— Николай Иванович, завтра нам две подводы, — дергала бригадира за рукав третья.

— Погодите, вот устрою сперва путешественников, тогда и вами займусь.

— Верно, заморились с дороги? — спросил он нас, когда мы шли по деревенской улице.

Новенький клуб, сверкающий янтарными бревнами стен, помещался на дальнем конце деревни. Бригадир подошел к голубой, только что выкрашенной двери, вынул ключ из щелки в косяке, обернулся и с хитринкой посмотрел на меня.

Разумеется, вся деревня знала это хранилище, но я понял: без хозяина никто не имел права открывать заветную дверь, а хозяином в деревне являлся, конечно, он — колхозный бригадир.

В зрительном зале стояли длинные лавки, дальше, в полутьме, возвышалась небольшая сцена с двумя фанерными комнатками — кулисами.

Бригадир попрощался с нами и ушел, за ним разошлись все деревенские. Мы остались одни. Дежурные отправились за огороды разводить костер.

Две маленькие, очень смущенные и очень серьезные деревенские девочки принесли нам по кринке молока.

— Ужин будет во! — и Вова красноречиво поднял большой палец, а потом показал на большую кастрюлю.

Заикаясь и краснея, обе девчурки рассказали, что их послал дедушка не только с молоком: он хочет нам показать очень толстую и тяжелую березовую книгу.

Первой ахнула Галя, потом закричали остальные девочки, на крик сбежались мальчики. Ужин был тотчас же забыт. Мы тут же поспешили за девчурками. Побежали все. Один Вова не покинул своего ответственного поста дежурного повара и продолжал деревянной палкой помешивать суп.

Белобородый и высокий, похожий на древнего колдуна, дед медленно шел нам навстречу с громадной, толщиной с ладонь, книгой под мышкой.

Мы еще не успели приблизиться к деду, как поняли, что девчурки всё напутали. Книга-то была не рукописная, не на бересте, а просто напечатанная на обыкновенной бумаге. Вдобавок она была сильно испорчена: и коричневый кожаный переплет, и уголки всех страниц обгорели.

Но, перелистав книгу, мы убедились, что она была, пожалуй, тоже ценная. Вот что мы прочли на обложке:

На первой странице стоял треугольный штамп:

В один толстый том был переплетен годовой комплект известного журнала.

На мой вопрос, откуда у старика эта книга, он не торопясь объяснил, что еще до революции ездил на подводе в город Ростов-Ярославский и просто купил ее там на базаре за двадцать копеек. Купил так дешево, потому что книга обгорела; продавцу, видно, невдомек было, что, может, сам Александр Сергеевич ее в руках держал.

— Пожалуйста, уступите нам ее для нашего школьного музея, — попросил Миша. — За банку мясных консервов.

Старик, важно расчесывая пальцами бороду, обидчиво нам ответил, что у него свой поросенок откармливается и такую ценную книгу ни за что не отдаст каким-то прохожим.

Теперь обиделись мы. Гриша сказал:

— Мы не прохожие, а туристы. А Лариса Примерная добавила:

— В таком случае подарите вашу книгу Суздальскому музею.

— А возьмут ее там? — недоверчиво спросил старик.

— Возьмут, возьмут! — хором ответили мы и вернулись к закипавшим над костром ведрам.

Старик побрел домой со своей книгой под мышкой.

Утром бесцеремонные девочки разбудили меня очень рано, еще до подъема. Они расселись на клубной сцене, оживленно шушукаясь. Я посмотрел на них нарочно самым сердитым взглядом, какой только мог придумать. Девочки подползли ко мне.

— Доктор, пожалуйста, уведите куда-нибудь Николая Викторовича на полчаса, — попросили они меня.

— Сегодня его день рождения, — доверительно шепнула Танечка.

— А день рождения полагается праздновать, — пояснила Лариса Примерная.

Хотел было я сделать им замечание: «Почему так рано разбудили?» — но раздумал, обулся и вышел из клуба.

Очертания деревни едва проступали сквозь жемчужный утренний туман, дул теплый ветерок.

Николай Викторович стоял возле костра и критически, но молча наблюдал за приготовлением завтрака.

— Здравствуйте! Пойдемте умываться, — позвал я его. Мы спустились вниз к реке. С нами увязался Ленечка.

— Как спали? — спросил меня начальник похода.

— Неважно, слишком рано пришлось подняться, — буркнул я.

— А я, представьте себе, спал великолепно.

«Да, с таким здоровьем всегда и везде вам будет великолепно!» — проворчал я про себя.

Мы подошли к самой реке. Под нашими ногами сквозь гальку проступала вода. Туман еще не успел подняться с реки, и тонкие сиреневые струйки его светились на солнце.

Я присел на корточки у самой воды, положил на камешек мыльницу, начал чистить зубы. Рядом со мной устроился Ленечка.

— Доктор, правда, умываться на реке очень приятно и очень полезно? — улыбаясь, спросил он.

С каждым днем этот милый щупленький мальчик мне все больше и больше нравился. Ему, как и всем прочим ребятам, исполнилось тринадцать лет. Но меня так и подмывало погладить его русую головку. Я заметил: он чистил зубы порошком «Для самых маленьких» и умывался «Детским» мылом.

Глядя на его ласковые и безмятежные наивные голубые глаза, мне расхотелось сердиться, и я почувствовал, что мое дурное настроение быстро улетучивается вслед за утренним туманом.

Николай Викторович разделся до пояса. Играя своими бронзовыми мускулами, он нагибался, зачерпывал ладонью воду и растирал грудь и плечи. Я только чуть-чуть побрызгал себе на нос и на щеки.