Ураган - Смирнов Андрей - Страница 49

– …Лия Солнечный Свет, почему ты грустна? Твои одежды поблекли, что осмелилось оборвать твой смех?

– Не спрашивай, Меранфоль, я не хочу говорить об этом.

– Мне больно видеть твою боль, Лия Солнечный Свет. Я хочу понять. Что-то не так на земле, откуда ты родом?

– Все так, – она чуть усмехается. – На земле все как обычно. Там всегда было много мерзости, ты сам это прекрасно знаешь. Но сегодня я не хочу говорить об этом.

– Кто-то из людей осмелился причинить тебе вред?! – спрашивает он, едва сдерживая бешеную ярость.

– Я не хочу говорить об этом, Меранфоль!

– Я тоже. Но я обещаю тебе – я найду этого человека, Лия Солнечный Свет… Я…

Она чуть пожимает плечами. Ей все равно. Ее одежды – сизые и серые и подобны по цвету блеклому пасмурному небу. Она сегодня не Свет. Она – дождь, осень, промозглые сумерки, слезы, серые облака…

Что-то трясло ее и давило на плечи.

– …Господи, да что же это с тобой?! Лия! Очнись, очнись, девочка моя любимая…

Громкие звуки. Чьи-то рыдания. На ее шею и подбородок падают влажные капли… Быстрее, чем обычно после видения, она приходила в себя. Сначала вернулась способность управлять своим телом, и только потом – привычные чувства… Да ведь это же ее мама плачет! Она приподнялась на кровати и обняла Элизу. И сразу же почувствовала боль в низу живота. Ощущение влаги и какой-то нечистоты… И вот тут она все вспомнила. И разрыдалась вместе с Элизой.

…Были и слезы, и расспросы (весьма неприятные для Лии, но Элиза понуждала ее говорить, а она себя – отвечать), и сочувствие, которое почему-то злило и раздражало Лию, а Элизе все казалось, что ее сочувствия мало, что надо сказать что-то еще, сделать что-то еще, чтобы девочка перестала ощущать свое одиночество, как-то помочь ей… Однако она видела, что все ее усилия тщетны, и ее боль за Лию удваивалась от осознания собственного бессилия.

– Подонки… нелюди… Кто это были? Ты знаешь, кто это были, Лия?

Она чуть наклонила голову и произнесла:

– Да.

Элиза нашла в себе силы промолчать и не торопить Лию, снова задавая ей тот же самый вопрос.

– Их было четверо… и, кажется, еще один – но он не… не притронулся ко мне… стоял в стороне… Я не знаю, кто они были, я не знаю никого из них… кроме одного. Там был Гернут.

Элиза ахнула.

– Гернут? Из Фальстанов? У которых мы жили всю зиму?

Лия кивнула, еще ниже склонила свою голову и прошептала:

– Да.

Элиза пребывала в полной растерянности.

– А ты… ты в этом уверена, дочка? Может быть…

– Уверена! – крикнула Лия, и слезы снова брызнули у нее из глаз. Рыдания снова подступили к горлу – она согнулась, захлебываясь слезами, а Элиза держала ее за плечи и осторожно, но как-то механически, гладила по голове, спине, плечам, пытаясь успокоить. Вопроса об уверенности Лии она предпочла больше не касаться – по крайней мере, пока. Она понимала, что, продолжая в таком духе, вызовет у Лии новый приступ истерики – и ничего больше не добьется. Но она сделала последнюю попытку реабилитировать Гернута в собственных глазах и хоть как-то выправить эту чудовищную картину.

– Это он… стоял в стороне?

По тому, как задвигалась Лия, елозя головой по ее груди, стало ясно – нет. Несколькими секундами позже Лия подтвердила это и на словах.

– Нет!.. Он… был с ними… когда…

Дальше ничего нельзя было понять.

Ей было трудно поверить, что один из Фальстанов, на которых она готова была молиться, сделал с ее дочерью такое. Теперь в ее душе происходила сильнейшая ломка – и Элизе в этот момент было лишь немногим легче, чем ее приемной дочери. Ведь получалось, что теперь ей нужно будет выступить против своих благодетелей – упечь их сына в тюрьму.

Внезапно еще одна ужасная мысль осенила ее.

– А Жан? Жан был с ними?

Лия снова замотала головой и прошептала: «Нет».

Но Элизе нужно было убедиться.

– А он не мог быть… Тем, который… не подходил, но…

– Нет! – закричала Лия. – Это был не он! Не он, слышишь!..

У Элизы полегчало на сердце. Гернут – паршивая овца, вот и все. Как говорится, в семье не без урода. Тяжело, конечно, будет Кларину узнать от нее о злодействе собственного сына, тяжело и ей самой будет говорить Кларину об этом, но что ж поделать… Никто на свете не значил для Элизы больше, чем Лия. И «благодетели», сломавшие счастье ее дочери, мгновенно переходили в разряд «посторонних», которым она ничего не должна, или даже «врагов», которых она была готова возненавидеть, если Кларин возьмется защищать своего сына. Когда она пришла домой и обнаружила, что многие вещи в доме перевернуты, а Лия лежит без сознания, был поздний вечер. Сейчас, за всеми их разговорами, дело близилось к полуночи. К Кларину она пойдет завтра с утра… Или днем… Ох, ну и устроит она им веселую жизнь, ох и устроит!..

«И все-таки, – подумала Элиза, – как хорошо, что Жан тут ни при чем…»

– Гернут! – пронзительный крик Февлушки прокатился по двору. – Слышь? Тебя отец зовет!

Гернут оторвался от конской упряжи, которую осматривал, проверяя, не поистерлась ли где, и неспешно пошел через двор. Когда поравнялся с рябой Февлой, та добавила: «В амбаре он», – и побежала дальше по своим делам. А Гернут пошел в амбар. Никакого беспокойства он не ощущал. Он шел уверенно, неторопливо, развернув плечи… Что, интересно, отцу от него понадобилось? В последнее время отношения у них стали почти дружескими. Гернут исправно делал работу по дому, заботился о жене, не отлынивал от отцовских поручений – и Кларин вновь стал считаться с его мнением. Это льстило Гернуту. И, направляясь в амбар, он полагал, что Кларин хочет, чтобы он помог ему в каком-то домашнем деле…

Первый удар свалил его с ног, второй – расквасил нос, третий – взорвал фиолетовое солнце в правом глазу. Пытаясь отползти и хоть как-то закрыться от сыплющихся на него отовсюду ударов, Гернут, прошамкав разбитыми губами, выдавил из себя непонимающее:

– Батя… За что?!.

Кларин приподнял его за грудки и швырнул об стену. Амбар был выстроен крепко, надежно, на века – так что стена даже не содрогнулась, когда грузное тело Гернута впечаталось в бревна. Тот сполз вниз, потом – уже с видимым трудом – стал подниматься.