Южный Крест - Бонч-Осмоловская Марина Андреевна - Страница 40

Да, Ирке было приятно дружить со Светой, легко дружить и весело, но... Иногда Ирка испытывала неодолимое раздражение, глухое и тяжкое. Она говорила себе, что вчера та нарочно смеялась слишком громко, она выставляется, специально привлекает к себе внимание и вообще не умеет себя вести в обществе. У Ирки от этих мыслей быстро портилось настроение, и она не звонила Свете, удивляя домочадцев своим мрачным видом. Она сердилась на Свету и за свои собственные чувства к ней. Но через день-два ее раздражение приобретало иную окраску, ибо Ирка начинала совеститься этими, внезапно одолевающими ее чувствами, тогда она несколько недель думала о Свете самое лучшее. Но и этот срок проходил, вновь проявляя в голове Ирки общую и вполне устоявшуюся идею, что Света хотя и миловидна, но как человек совсем неинтересна, обсуждать даже нечего, разве что ее похождения.

Теперь, кроме неожиданных откровений, Ирку поразило лицо этого человека. Оказывается, во все эти времена Света тоже жила, как окружающие люди, имела укрытую собственную жизнь, какие-то трудности, не высказываемые никому на свете, и вместе с ними разнообразные и глубокие чувства, совершенно, кстати, пропущенные Иркой. Это было как-то неожиданно, хотя удивляться тут было собственно нечему. Просто все, что казалось естественным для других Иркиных подруг и выглядело труднообъяснимым в устах Светы, оставалось для Ирки совершенно закрытым миром, и уж, конечно, все те перемены, которые в этом мире исподволь накапливались и совершались. "Хм! подумала Ирка, и еще: - Нда... - и еще раз: - Хм!.." - и что-то такое разное, что она подумала о Свете, взглянув на нее новыми глазами. Тут заинтригованная Иркина мысль остановилась, не пронзая дальше морок чужих глубин, а предложила Ирке разумный и по-человечески очень понимаемый совет.

- Слушай, Илья был у меня, чуть не плакал, правда! Он в тебя ужасно влюблен, просто по уши. "Скажи, где она? - кричал. - С кем сбежала?!" Я от него палкой отбивалась, так наседал - еле выгнала!

Света смотрела без любопытства.

- Вот я и думаю! - продолжала Ирка порывисто, - он ведь неплохой, а? Не всякий еще полюбит так. Что же ты молчишь, ответь что-нибудь!

- Не обижайся, Ириша, - утомленно проговорила Света, - не любит он меня. Он свое самолюбие любит - неудовлетворенное, распаленное до крайности.

- Чем же распаленное?

- Я в ножки ему не рухнула, как его несчастная жена, не восторгалась им, вообще с ним не считалась. Это как раз мужиков до остервенения доводит, очень увлекает. Заставляет за женщиной бежать, все на свете позабыв: детей, жену, дела забросив. А потом и сам не знает, любит или ненавидит - так распалится! Знай ему только кукиш показывай. Они не женщину любят... они за своим распаленным самолюбием бегут на край света! И такие, как Илья, когда удовлетворен, больше всего женщин делят, разменивают. Пользуются! Угощаются! Тщеславятся!

- Как же ты с ними? - выдохнула Ирка сокрушенно.

- Больше никак! - в полный голос крикнула та.

Они замолчали, сидя уже в сумерках. Зажегся первый фонарь напротив. Мимо окон прошел человек. В полной тишине дома начал пробовать свой голос сверчок.

Да, Ирка была удивлена словами подруги, ее непривычным, твердым взглядом на вещи. Обычно Света не имела склонности рассказывать о каких-то там проблемах, имела облик любезный и довольный - этакий укор и пример для окружающих: беспечный вид ребенка любимого и холимого всеми. Отработав этот облик до тонкости, она проявила несгибаемую волю в умении следовать ему и подвести всех окружающих к единственной вере, чтобы ни у кого и мысли не возникло: это восхитительное лицо - плод неустанной, изнурительной работы.

Теперь, как выяснилось для Ирки, произошла ошибка в среде ушлых знакомых: все приняли сыгранную Светой роль за чистую монету, уверились в ней настолько, насколько хотела того она.

- Светик, - робко позвала Ирка, - как ты вдруг поняла?

- Думаешь, я раньше не знала? А, может, и вдруг... - Света несколько секунд колебалась, потом глухим голосом сказала:

- Люблю я, Ириша.

Ирка в искреннем изумлении вскинула глаза, а Света вскрикнула:

- Ты что удивляешься, я как-никак человек!

- Господи, я ничего! Кто он?!

Та стушевалась от резкого вопроса, медленно ответила:

- Один седой и непонятный человек.

Ирка помолчала, вдумываясь в ее слова, потом пораженно спросила:

- Ты что же, хочешь сказать, что он не...

- Вот именно, - перебила Света, - он не.... - она помолчала. - Не любит он меня.

- Женат?

- Женат.

- Я знаю его, верно?

- Да... - с явной неохотой отозвалась Света.

- Если непонятный... то это... Вадим? - замирая, брякнула та.

- Не пытай меня! Мне и без того муторно, хуже некуда, Ирка! Я никому не нужна. Идти... идти мне некуда...

- Я тоже это чувствую, - внутренне подчиняясь, сказала Ирка, и чувствовалось, что эта мысль ей не чужая. - Да... изменилась ты здорово... ласково заметила она, с состраданием рассматривая подругу. - Что же ты делать будешь?

- Не знаю, - проговорила та потерянно.

Они надолго замолчали.

Ирка зажгла лампы, прислушалась к звону цикад и наивно, но стараясь казаться загадочной, произнесла:

- Кажется... он скоро будет свободен!

- Откуда ты знаешь?!

- Я кое-что слышала, они с женой вроде на грани развода.

- Не верю! - в отчаянии воскликнула Света. - Здесь никто из приезжих не разводится!

- Тем не менее! - подтвердила Ирка в восторге. Ее жизнерадостная рожица сияла.

Щеки Светы горели, и тяжелая головная боль мучительно била в виски, в глаза. Она глотнула вина, не ощущая его нежного вкуса. Дело совсем не в жене!

- Дело не только в жене, - сказала она. - Он меня не воспринимает. Я имею ввиду, что он не видит во мне женщину...

- Это в тебе-то! - ахнула Ирка. - А что же он в тебе видит?!

Света резко встала, прошла вдоль стены, разглядывая картинки, тарелки и побрякушки, густо облепившие стены. Ирка понимала, что подруге тяжело говорить, ее незатейливое и доброе сердце разрывалось от сочувствия, но в этом было столько необычного и привлекательного, что Ирка, поколебавшись, не нашла в себе сил отказаться от вопроса:

- И что же он, Светик?

- Не могу я говорить о нем. Он - настоящий... может быть, моя первая любовь.

- Я думаю, не может он не влюбиться, - поколебавшись, поддакнула та.

Света отвернулась. Головная боль усиливалась, на сердце тучей поднялась маета, острой тоской охватив душу.

- Тонкое лицо и такое... равнодушие. Ему ничего от меня не надо. Я не могу без него... Это - ловушка. Я думаю о нем, даже когда не думаю... меня тянет к нему... - бормотала Света, как будто не вполне сознавая, что говорит кому-то постороннему. - Я просыпаюсь ночью и не могу спать от этого... уже как боль... невыносимо. С тобой было такое, Ириша?

- Нет, думаю не было, - проговорила та взволнованно, дивясь и безотчетно испытывая благодарность к подруге, подарившей ей такие увлекательные минуты. - У меня все спокойнее, без страстей. Давай лучше сообразим, что нам с тобой делать, - торопливо и предупредительно начала она. - У меня есть такой план.

Но не судьба была Ирке изложить свою идею, потому что в эту минуту колокольчик неистово задребезжал, и перед ее испуганными глазами внезапно выскочил из-за угла и, отодвинув ее рукой, незадерживаемый никем, быстро вошел в дом Илья.

Было ясно, что он ожидал увидеть здесь Свету. Но когда он разглядел ее в сумраке гостиной, то остановился, как вкопанный, и с отчаянием, с тяжелым напряжением впился в ее черты.

Ирка машинально вскинула руки и замерла так у стены.

- Пожаловал! Я так и знала, что выследишь! - Света откинулась в кресле, сразу успокоившись, только лицо ее вытянулось и недоброе выражение играло на нем. - Ну, выследил! А теперь что будешь делать? В ноги мне упадешь, будешь в любви клясться навек. Иди, вались в колени, мы с Иришей тебя послушаем!