Южный Крест - Бонч-Осмоловская Марина Андреевна - Страница 16

Вадим сидел, оглушенный, на траве. Невдалеке в такой же позе, привалившись к дереву, сидел Илья и криво улыбался Вадиму.

Открывали бутылки. Шустер в смятении тряс Илью за плечо, заглядывая ему в лицо, замирая от вихря внезапных, напугавших его предчувствий и быстро, жестко застучавшего сердца.

Из дома донеслась лихая музыка, и появившаяся Ирка взахлеб закричав: "Ну сколько вас всех собирать! Пошли, пошли, Анжела с Питером уже танцуют!", - потащила народ в дом.

* * *

В маленькой комнатке на другом конце дома Илья горячо шептал Шустеру:

- Ну, давай, давай, соглашайся!

- Со школы такая зараза: вобьет себе что-нибудь в голову, так колом не пробьешь!

- Это не настырность, а настойчивость. Благодаря этому я всего в жизни добился, - заметил Илья высокомерно, со значением посмотрев на приятеля. Да и ты не дурак... Уж кто-кто, а я тебя знаю, старый друг! - блудливо подмигнул он. Улыбка у него была какая-то неожиданная и не легкая: губы слушались с трудом, и видно было, что для него она необычна и неудобна, как досадное, но иногда необходимое действие.

- А зачем ты, собственно, со мной об этом говоришь? - Шустер зорко, с опаской разглядывал лицо Ильи.

- Потому, что мы друзья уже семнадцать лет, и я могу говорить в открытую. Ведь это именно та баба, которой ты снял квартиру?

- Ну, допустим.

- Так вот... откажись от нее.

Шустер вспыхнул и медленно проговорил:

- Это с какой же стати?..

- Просто так. Я прошу тебя об этом, понимаешь?

- Нет, не понимаю. Абсолютно не понимаю. - Шустер смотрел на Илью, чувствуя ползущий из глубин панический страх.

- Эта баба будет моя! - слово "моя" Илья произнес надменно, гордо вздернув голову и выставив вперед ногу.

- Кто тебе сказал?

- Я сказал!

- Нет, милок, - прошипел Шустер, - ты в школе всех девиц щупал... самый удачливый! Эту бабу я для себя нашел, уйму денег на нее ухлопал, а теперь приходишь ты и диктуешь, что мне делать?! - заорал он, остервенясь.

- Поскольку ты мой друг, я говорю заранее, ставлю тебя в известность, понимаешь?

- Что же ты за друг! - яростно огрызнулся Шустер и вдруг завизжал, плюясь: - Шкура ты, а не друг! - а в голове гремело: "Отберет! Отберет!"

- Вот тебе и на! - Илья рассмеялся жестким, холодным смехом. Видно было, что он совершенно спокоен, уверен в себе и ни на йоту не изменит принятого решения.

Шустер это знал и ненавидел его сейчас вдвойне. Потому что он сам никогда не менял главных решений. А отношения с этой женщиной должны были стать своего рода кульминацией его жизни. Не только потому, что здесь, в Австралии, очень мало русских женщин и почти все они, конечно, замужем, и не только потому, что ему, в силу его неказистой внешности и раньше было трудно найти желающих, но еще и потому, что Света оказалась падка на деньги по сравнению с другими, не понимающими выгод такого соглашения. И это самый реальнейший шанс иметь, наконец, постоянную женщину. Но особенная точка была ее невероятная сексуальная привлекательность. Эта женщина состояла из тела и одного, исключительно, тела. И мысли о ней, а, точнее, об этом теле, выводили Шустера из всякого равновесия. Гладко выбритые щечки его тряслись, а в маленьких юрких глазках отражалась бешеная работа: немедленно найти выход, самый радикальнейший, спасительный. И он, этот выход, конечно нашелся.

- Илюша, зачем нам ссориться из-за таких пустяков, - он хохотнул, сально заблестел глазками, оценивающе рассматривая красивое, не знающее сомнений лицо друга, и начал: - Послушай, дорогой, у меня к тебе предложение. Таких баб вокруг - как грязи. Тебе, с твоей наружностью, ничего не стоит любую иметь. Возьми себе другую, а я тебе дам денег. Сколько ты хочешь? - широко ухмыляясь, щедро предложил он.

Илья надменно оглядел приятеля.

- Ну, Шустер, - начал он, - фу-ты, ну-ты, как ты до такого мог договориться! Это нестерпимо пошло. Обыкновенным, недалеким дураком ты бывал нередко, но пошляком! - он выдержал паузу, наслаждаясь смущением Шустера, а в глазах его блестело удовольствие. В то же время было видно, что идея застала его врасплох, и он, в действительности, еще не знает, как к ней относиться. Но привычка выставить ближнего за глупца и, как правило, виноватого, сработала мгновенно, как рефлекс, - задолго до того, как он сам принял решение.

Заметив некоторое колебание в глазах Ильи, Шустер заметно повеселел, оживился, заюлил и, наконец, конфузливо захихикал. На самом деле, он, конечно, не был сконфужен ничуть.

- Елки-палки... а, впрочем, занятно, - тоже посмеиваясь, проронил Илья, принимая обычную для него в отношениях со знакомыми и с чужими роль главного и безусловно определяющего лица. - Просто смешно, забавно это пообсуждать...

Он прошелся взад и вперед, не без коварства поглядывая на приятеля.

Шустер весь подобрался. Привыкнув за многие годы играть роль ведомого, что бывает часто в дружеских, так же как и в брачных парах, где более сильный определяет и навязывает, а зависимый подчиняется, смиряя свою гордость и желания, где, впрочем, каждая из сторон получает за это более или менее щедрое вознаграждение в виде дополнительных удобств, Шустер, наконец, почувствовал злобу. Не один раз за эти годы у него были поползновения освободиться от диктата, надменной беспардонности дружка, но каждый раз оказывалось, что Илья ему опять чем-нибудь да был нужен: то совместная работа, активная и успешная, которую не так- то легко было прервать, да, кажется, и было бы глупо, то присланное Ильей приглашение в Австралию, составившее главное счастье Шустера. Все это витало в воздухе, и не дурак был Шустер, чтобы плевать на кормившую его руку. Но это было, было и прошло, а кто в здравом уме станет вспоминать прошлое? Добро, сделанное другими, забывается особенно быстро.

Теперь же наступил чрезвычайный момент. Склонный к лирическим поступкам только когда ему это ничего не стоило, сейчас Шустер должен был сделать все возможное, чтобы переломить волю, монолит готового решения Ильи. Он должен был сделать то, о чем он только изредка помышлял, то, что еще ни разу не оформлялось в виде готового плана. Куш был сладок, а накопившаяся зависть, приниженность и страстное желание однажды унизить соперника едва ли не слаще самой награды.

- Денежки! Смешно пообсуждать! - в восторге завопил Шустер, кривляясь. - Мы же с тобой всегда понимали друг друга!

- Максик, друг! - воскликнул Илья с восторгом ему в тон, - конечно, понимали! И поэтому я хочу предложить тебе то же самое!

- ???

- Деньги!

- Мне... - растерялся Шустер.

- Ну да, тебе! Стал бы я другому предлагать! Я бы взял эту телку и дело с концом! Но ты как-никак друг, а между друзьями должны быть благородные отношения.

- Ну и б... же ты, - скривился Шустер, чувствуя, что его козырная карта бита.

- Берешь отступного? Деньги же, дурень!

- А... - Шустер сплюнул и ухмыльнулся, - я больше дам!

- Хм. Может, я больше дам... - задумчиво протянул Илья, почесываясь.

- Ну сколько ты мне можешь дать? - насупившись, встревоженно спросил Шустер. - Что у тебя есть такого, чего у меня нет...

- Это, конечно, резонно... А слишком много я не дам, всего только девочка...

- Ну вот видишь! - радостно ухватился за эту идею Шустер. - А я дам много, в долгу не останусь.

- Давай, называй.

- Ну... это обдумать надо, вопрос не простой. Нужно время - решить, тянул Шустер, ужасно боясь прогадать. - А сколько ты хочешь?

- Я нисколько не хочу, но могу послушать, что ты предложишь.

- Ну, например, тысячи три...

- Что-о-о? И это ты называешь деньгами? - Илья грозно повысил голос. Ты что, не видишь, кто перед тобой?!

- ...Нет, нет, я хотел сказать, что четыре вполне могу!

- Ты обалдел совсем! - Илья легко встал и прошелся к окну, играя своим великолепно сухощавым телом, затем, заложив руки в карманы элегантного костюма, улыбаясь, повернулся на каблуках к Шустеру. Его встретил ненавистнический взгляд. Илья содрогнулся, веки его задрожали, но он начал спокойно, тонко улыбаясь красными губами: