Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Далеко, далеко на озере Чад…

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Далеко, далеко на озере Чад… - Гумилев Николай Степанович - Страница 11

Изменить размер шрифта:

Прощанье

Ты не могла иль не хотела

Мою почувствовать истому,

Свое дурманящее тело

И сердце отдала другому.

Зато, когда перед бедою

Я обессилю, стиснув зубы,

Ты не придешь смочить водою

Мои запекшиеся губы.

B часы последнего усилья,

Когда и ангелы заплещут,

Твои серебряные крылья

Передо мною не заблещут.

И в встречу радостной победе

Moe ликующее знамя

Ты не поднимешь в реве меди

Своими нежными руками.

И ты меня забудешь скоро,

И я не стану думать, вольный,

O милой девочке, с которой

Мне было нестерпимо больно.

<1917>

Девочка

Временами, не справясь с тоскою

И не в силах смотреть и дышать,

Я, глаза закрывая рукою,

O тебе начинаю мечтать.

He о девушке тонкой и томной,

Как тебя увидали бы все,

A о девочке тихой и скромной,

Наклоненной над книжкой Мюссе.

День, когда ты узнала впервые,

Что есть Индия – чудо чудес,

Что есть тигры и пальмы святые, —

Для меня этот день не исчез.

Иногда ты смотрела на море,

A над морем сходилась гроза.

И совсем настоящее горе

Застилало туманом глаза.

Почему по прибрежьям безмолвным

He взноситься дворцам золотым?

Почему по светящимся волнам

He приходит к тебе серафим?

И я знаю, что в детской постели

He спалось вечерами тебе.

Сердце билось, и взоры блестели,

O большой ты мечтала судьбе.

Утонув с головой в одеяле,

Ты хотела стать солнца светлей,

Чтобы люди тебя называли

Счастьем, лучшей надеждой своей.

Этот мир не слукавил с тобою,

Ты внезапно прорезала тьму,

Ты явилась слепящей звездою,

Хоть не всем – только мне одному.

Ho теперь ты не та, ты забыла

Все, чем в детстве ты думала стать.

Где надежда? Весь мир – как могила.

Счастье где? Я не в силах дышать.

И, таинственный твой собеседник,

Вот я душу мою отдаю

За твой маленький детский передник,

За разбитую куклу твою.

<1917>

Уста солнца

Неизгладимы, нет, в моей судьбе

Твой детский рот и смелый взгляд девический.

Вот почему, мечтая о тебе,

Я говорю и думаю ритмически.

Я чувствую огромные моря,

Колеблемые лунным притяжением,

И сонмы звезд, что движутся, горя,

От века им назначенным движением.

О, если б ты была всегда со мной,

Улыбчиво-благая, настоящая,

Ha звезды я бы мог ступить пятой

И солнце б целовал в уста горящие.

<1917>

«Нежно-небывалая отрада…»

Нежно-небывалая отрада

Прикоснулась к моему плечу,

И теперь мне ничего не надо,

Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно я принял бы не споря

Тихий, тихий, золотой покой

Да двенадцать тысяч футов моря

Над моей пробитой головой.

Чтобы грезить, как бы сладко нежил

Тот покой и вечный гул томил,

Если б только никогда я не жил,

Никогда не пел и не любил.

<1917>

«Когда, изнемогши от муки…»

Когда, изнемогши от муки,

Я больше ее не люблю,

Какие-то бледные руки

Ложатся на душу мою.

И чьи-то печальные очи

Зовут меня тихо назад,

Bo мраке остынувшей ночи

Нездешней мольбою горят.

И снова, рыдая от муки,

Проклявши свое бытие,

Целую я бледные руки

И тихие очи ее.

<1914>

Канцона первая («B скольких земных океанах я плыл…»)

B скольких земных океанах я плыл,

Древних, веселых и пенных,

Сколько в степях караванов водил

Дней и ночей несравненных…

Как мы смеялись в былые года

C вольною Музой моею…

Рифмы, как птицы, слетались тогда,

Сколько – и вспомнить не смею.

Только любовь мне осталась, струной

Ангельской арфы взывая,

Душу пронзая, как тонкой иглой,

Синими светами рая.

Ты мне осталась одна. Наяву

Видевший солнце ночное,

Лишь для тебя на земле я живу,

Делаю дело земное.

Да, ты в моей беспокойной судьбе —

Иерусалим пилигримов.

Надо бы мне говорить о тебе

Ha языке серафимов.

Канцона вторая («Храм Твой, Господи, в небесах…»)

Храм Твой, Господи, в небесах,

Ho земля тоже Твой приют.

Расцветают липы в лесах,

И на липах птицы поют.

Точно благовест Твой, весна

По веселым идет полям,

A весною на крыльях сна

Прилетают ангелы к нам.

Если, Господи, это так,

Если праведно я пою,

Дай мне, Господи, дай мне знак,

Что я волю понял Твою.

Перед той, что сейчас грустна,

Появись, как Незримый Свет,

И на все, что спросит она,

Ослепительный дай ответ.

Ведь отрадней пения птиц,

Благодатней ангельских труб

Нам дрожанье милых ресниц

И улыбка любимых губ.